Демонстративно усевшись перед телевизором, Эмма всей своей позой, даже спиной, настолько прямой, словно она проглотила палку, выражала крайнюю степень возмущения. И Настя совсем было открыла рот, чтобы выразить вслух все, что она об этом думает, как вдруг комната качнулась и поплыла перед ее глазами.

— Что это… кто?.. — Не веря ни собственным глазам, ни огромному голубому экрану, сделавшемуся вдруг и вправду непомерно огромным, она шагнула вперед и упала в кресло рядом с матерью: на телеэкране возникло лицо Павла… Павла!.. Или это у нее бред, галлюцинации?! Вцепившись в руку ничего не понимающей Эммы, Настя неотрывно смотрела на экран. Это действительно был он! Это его голос заполнил сейчас всю комнату!

— …И поскольку привезли нас сюда так внезапно, мы даже не успели ни с кем попрощаться. Поэтому, пользуясь случаем, я передаю привет всем близким и главное — моей Насте… Ты слышишь?! Со мной все в порядке! Я напишу тебе!

Пашино лицо исчезло с экрана, и спокойный голос диктора зажурчал так умиротворяюще-спокойно, словно передаваемое им сообщение было самым что ни на есть заурядным:

— Специальной бригаде московских хирургов, владеющих самыми современными методами лечения, предстоит очень большая и сложная работа. Сегодня в Чечне тысячи раненых, и этим уникальным специалистам доверено, что называется, вытаскивать людей с того света, иногда прямо на поле боя. В этом и заключается их благородная миссия…

На экране замелькали последние кадры репортажа, и уже звучали фамилии его авторов, мельтешили какие-то незнакомые лица… Настя с невероятным усилием отвела от них глаза и повернулась к матери.

— Павел… Это, мамочка, мой Павел… — прошептала Настя в ответ на испуганный и непонимающий взгляд матери.

Мария Петровна, завершив кухонные хлопоты, вернулась в гостиную. Но, едва переступив порог, замерла, а потом тихонечко развернулась и, стараясь ступать бесшумно, вернулась на кухню. Она не считала возможным мешать Насте с Эммой, кажется наконец-то помирившимся. И в настоящий момент горько и сладко рыдавшим в объятиях друг друга.


Она не знала, откуда взялось это ужасное окно, забитое гвоздями, а в рамке переплета лицо Паши? Сейчас она откроет его… сейчас… Но у нее ничего не получается. Ну почему Павел смотрит на нее так безучастно и совершенно не пытается помочь? Под руку ей попало что-то тяжелое — камень? Неважно! Схватив его, Настя изо всей силы запустила им в мутное стекло. «Паша!..» Но он, вместо того чтобы вылезти из окна, начал куда-то отходить, отплывать, таять… «Паша!..» Настя заплакала и проснулась.

И не сразу поняла, где находится и что это был сон.

Тяжело вздохнув, девушка медленно села на постели, так же медленно потянулась за халатом и, наконец, опустила ноги на пол.


На кухне вовсю гремела бодрая утренняя музыка, льющаяся с экрана маленького телевизора, в который неотрывно глядели Мария Петровна и Эмма, поначалу даже не заметившие Настю.

— Не тот канал! — Настя впервые забыла поздороваться. — На НТВ переключайтесь! Сейчас новости будут.

— Я уже два выпуска смотрела. — Мария Петровна, вздрогнув, обернулась к девушке. — Не повторяют этот репортаж — и все тут!

— Ничего себе! А если бы показали, вы бы меня не успели разбудить!

— Еще как успела бы! — возразила учительница. — Там же вначале Шойгу показывали, потом как они в самолет садятся, а уж затем только Пашу…

— А вдруг бы Шойгу сократили?!

— Знаешь, Настя, — вмешалась Эмма, — а мне здесь у вас так сладко спалось!

— Ой, мам, помолчи! Не видишь — новости?

Эмма обиженно посмотрела на дочь и ничего не сказала. Что она, слепая, что ли? Не видит, что на экране кадры из Думы.

— Возможно, вечером повторят или в «Итогах»… — нерешительно заметила учительница, а Настя неожиданно для себя самой всхлипнула.

— Настена, ты что? — Эмма, мгновенно забыв свою обиду, бросилась к дочери. — Ну перестань, не расстраивай меня… Ты же знаешь, я не могу, когда при мне плачут!..

— Сон видела плохой… — Настя вытерла глаза.

— Ну вот, только суеверий нам и не хватало, — покачала головой Мария Петровна. — Выброси из головы, не думай, не зацикливайся!

— Да! — обрадованно подхватила Эмма. — Прими холодный душ — и сразу успокоишься! Или простыней мокрой обмотайся.

— Вот я тебя в простынку и заверну, когда будешь психовать! — огрызнулась Настя и махнула рукой.

— А я не буду психовать! Я нашла прекрасную методику: надо представить себя под вентилятором, который отгоняет низкие энергии…

— Ух-х!.. — девушка беспомощно посмотрела на Марию Петровну и, круто развернувшись, вышла из кухни.

— Эммочка, она его действительно любит. — Мария Петровна, подавив улыбку, покачала головой.

— Ой, не дай бог!

— Почему?

— Так ведь дурочка еще… Несется, как степная кобылица, а куда — сама не знает.

— Не думаю… Простите, Эмма, а можно задать вам вопрос?

— Конечно.

— Вы Настю в каком возрасте родили?

— В восемнадцать… От учителя по рисованию… Теперь вы понимаете, что у меня есть веские основания волноваться?

Ответить Мария Петровна не успела, потому что из прихожей раздался звонок, хотя в такую рань они вроде бы никого не ждали. Наверное, и у Марии Петровны, и у Насти мелькнула одна и та же мысль: Павел?! Но девушка, выскочившая из ванной в едва накинутом на голое тело халате, конечно же опередила свою квартирную хозяйку. Увы… На пороге стоял Дон Антонио…

Охнув, Настя отскочила в глубь прихожей, а у Дона Антонио на лице отразилось приятное изумление:

— Какие нам показывают виды!

— Извините… — Настя поспешно запахнула халат.

— Что вы, что вы! — ухмыльнулся он. — Я давно заметил, что встреча с полуобнаженной девушкой с утра — к добру… А, Марьюшка Петровна, здрасте! Завтра ведь у нас четверг?

— Точно, — улыбнулась учительница, стоя в дверях кухни. — И что же?

— И что это за день, если, конечно, не считать наших традиционных сборов под сей гостеприимной крышей?

— Ты говоришь загадками, Антоша…

— Рыбный! — торжествующе провозгласил Дон Антонио. — Санек, заноси!.. — бросил он через плечо.

Огромный сверток, на вид абсолютно неподъемный, в руках тут же появившегося нового водителя Дона Антонио заставил женщин ахнуть.

По полу вслед за Саньком волочился здоровенный рыбий хвост.

— Антон, это… кто? — Глаза учительницы округлились.

— Не бойтесь, не русалка! Это — будущий шашлык из осетрины… А это кто?

Взгляд Дона Антонио был устремлен в дверной проем кухни, которой освободила, давая дорогу гигантской рыбине, Мария Петровна.

— Знакомься, Антон, — улыбнулась учительница, — это Настина мама Эмма Павловна!

— Очень приятно, Эмма, мама Насти!

Дон Антонио расцвел сияющей улыбкой и вошел в кухню.

— Трудно поверить, что мама, я бы сказал — сестра.

— Еще скажите «младшая», — усмехнулась Эмма Павловна и слегка порозовела.

— Рад, и весьма! — хохотнул Дон Антонио. — Настенька наша общая любимица и очень хорошо воспитанная девочка…

— Это Антон ее устроил на работу, — вмешалась Мария Петровна.

— Да? — Эмма пристально посмотрела на Антонио. — Ну, в таком случае я буду за нее поспокойнее… Наверное.

— А почему вы держитесь за сердце? Вам нехорошо? — Он заинтересованно посмотрел на Настину маму.

— Не беспокойтесь, уже лучше… Просто я недавно перенесла микроинфаркт…

— Шесть лет назад! — уточнила Настя, появившаяся на кухне уже одетая.

— Ну, для нас это недавно, — ухмыльнулся Антонио. И, внезапно распахнув на груди рубашку, продемонстрировал короткий белый шрам. — У меня тоже было кое-что… В области сердца…

— Ого! — В глазах Эммы вспыхнул неподдельный интерес. — Вас резали?

— Ага, один хирург…

— Очень аккуратный шовчик! Врач от Бога…

— Скорее, от черта, — фыркнул Антонио. — Он уже покойник!

— Понятно, — проронила Эмма озадаченно. — А я попробую сегодня попасть в кардиоцентр, я, ведь, собственно, за тем и приехала.

— Зачем же пробовать? — удивился Дон Антонио. — Сегодня все и сделаем!

— Как? — не поняла Эмма.

— Разве я вам не говорила, что он добрый гений? — пояснила Мария Петровна.

— Уточняю, — вставил Дон Антонио, — для своих.

— Неужели я уже своя? — Эмма кокетливо прищурилась.

— Естественно, вы же Настина мама… Все, ухожу! Через часок пришлю за вами машину!

— Антон, — Эмма Павловна расцвела в улыбке, — я вами очарована, целиком и полностью!

— Взаимно, Эмма…

И, подмигнув Насте, молча стоявшей возле стола с хмуро насупленными бровями, Дон Антонио, как это и полагается добрым гениям, исчез так же внезапно, как появился.


Вторичное возвращение Левы к реальности состоялось почти при тех же обстоятельствах, что и первое. Правда, лица вокруг него были, как он убедился спустя несколько минут, абсолютно незнакомые. Во всяком случае, у прежних сотоварищей по палате руки-ноги не были, в отличие от нынешних, загипсованы. Это Лева помнил точно, а вот все остальные события, предшествовавшие перемещению, начисто улетучились из памяти тренера. Хотя голова вроде бы не болела…

Оглядев по очереди всех троих загипсованных, Левушка почувствовал, как в нем вместе с возвращением к жизни пробуждается профессионализм.

— Лежим, значит, — тихо проговорил он. — Главное — не жалеть себя и побольше двигаться… Движение — это жизнь!..

— Ты что — доктор?

Ближайший из соседей смотрел на Леву крайне недоброжелательно.

— Я тренер в фитнесс-центре, — радостно вспомнил он.