— Какой?

— Этой! «Россия на рубеже веков»!

— А-а-а, конечно-конечно… Я хорошо знаю ее устроителей.

— Вот и отлично! — Раскрасневшаяся от волнения физиономия Петрова расцвела в улыбке. — Значит, можете мне посодействовать… Вы только взгляните на снимок: размах, цветовая гамма… Главное — детализация… А название? «Русь предстоящая»! Ведь это — прямо в копейку, извините за вульгаризм.

— Извиняю.

— Так вы согласны, что тема соответствует?!

— А что, кто-то говорит, что нет?

— Понятно кто! Идиоты из МОСХа!.. Так что мы будем с вами решать, Людмила Александровна?

Петров вытащил из кармана не первой свежести платок и вытер взмокший от волнения лоб.

— А что тут решать? — Завьялова насмешливо взглянула на него и пожала плечами. — У меня тоже есть к вашей картине свои претензии…

— Да? Ну это понятно: у любого человека к любой картине могут быть свои претензии. Мне главное, чтобы ее увидели люди именно сейчас…

— Вы слишком много говорите, Петров! Меня-то вы хотите послушать или мое мнение вас не интересует?

— Что вы! Как можно? Конечно, интересует!..

— Ну что ж… Взгляните вот сюда, — она ткнула пальцем в снимок, — в этом месте у вас ясно звучит тема брошенных женщин… Их образы весьма схематичны, а мысль звучит в лоб: уход непонятого гения от не понявших его представительниц слабого пола… Мужчина у вас — личность, а женщины, оставшиеся позади, — так… Нечто вроде использованных подштанников!..

— Ну это вы уж слишком грубо… — растерялся Петров.

— Зато точно!

— Не смею спорить… Это и есть ваша претензия?

— В общем-то, да.

— Я могу переделать…

— Господи… Вы хоть сами-то поняли, что сказали? Художник, готовый «переделать» собственное «Я» в угоду выставочному комитету… Ладно, повесим мы вашу картину!

— Что?.. — Петров явно не поверил своим ушам.

— Я сказала — повесим… Все, до свидания! Вас известят официально!

— Спасибо вам, Людмила Александровна, — пролепетал Виктор Васильевич, пятясь к дверям. — Спасибо…

— Идите с Богом, — махнула рукой Завьялова. И, дождавшись, когда за ним закроется дверь, подняла трубку телефона и набрала номер.

— Петюня? Привет! У меня к тебе дело. Ты на выставке «Россия на рубеже веков» будешь?.. Отлично! Слушай внимательно: туда всеми правдами и неправдами запарили абсолютно бездарное полотно «Русь предстоящая». Уж будь добр, скажи в эфире все, что сумеешь, об этой мазне… Да, материал заказной, платим, как всегда, хорошо, так что уничтожай тоже качественно… А если еще и напишешь… Где? В «Литературке»? Вот и отлично! И подумай, где еще… О’кей, целую!..

Успокоилась Людмила Александровна лишь после пятого звонка аналогичного содержания. Вернув трубку на рычаг в последний раз, она со злорадством посмотрела на оставленный Петровым снимок и многообещающе прошептала:

— Ну погоди…


… — Итак, следствие закончено — забудьте! — Панкратов тяжело опустился в кресло напротив Виктории. — Помнишь, в дни нашей юности был такой фильм у великого Дамиани? Ну я имею в виду — с таким названием?

— Ты шутишь? — Виктория выпрямилась на своем «президенте» и настороженно уставилась на майора.

— Хотелось бы, чтоб это была шутка… Нет, Вика, не шучу. Меня сегодня утром отстранили от твоего дела. Формально его будет вести кто-то другой, а реально — просто спустят на тормозах…

— Погоди… Значит, ты становишься полноценным частным детективом?

— Увы, нет. Во-первых, я остаюсь сотрудником органов, мне уже поручили другое дело. Во-вторых, как частный детектив я слишком боюсь за свою шкуру, когда сильные мира сего предупреждают: не лезь сюда со своим носом! Предупреждают, заметь, на очень высоком уровне… Собственно говоря, я зашел попрощаться.

— Постой, Валя. — Вика поднялась и вышла из-за стола. — Так нельзя! Объясни, кто и за что тебя отстранил!

— За что? Практически без аргументов, — усмехнулся Панкратов. — А кто — спроси у своего Стаса.

И, встав со своего места, майор развернулся и вышел из кабинета. Виктория некоторое время смотрела ему вслед, закусив губу. Потом, очевидно приняв какое-то решение, взяла в руки блокнот и, полистав его, нашла нужный номер телефона. Прежде чем набрать его на своей сотке, она выдержала паузу, глядя в окно отсутствующим взглядом.

Наконец, решительно тряхнув головой, пробежалась пальцами по кнопкам.

— Здравствуй, дорогой. — В голосе хозяйки салона внезапно появилась мурлыкающая интонация. — Держу пари, ты меня не узнаешь… Не может быть! Да, я… Мне тоже приятно тебя слышать… Сколько лет? Думаю, шесть-семь… Конечно, с удовольствием, страшно хочется повидаться!.. Вот увидишь, изменилась или нет… Я содержу собственный салон красоты, а что касается тебя — наслышана… Да… Да… Ну давай! Это чудо, что наш с тобой любимый ресторанчик до сих пор существует. Целую, дорогой, до встречи… Конечно, как обычно, как в прежние годы — ровно в восемь… Да, целую!

Она отключила трубку и перевела дыхание.

— Посмотрим, — произнесла Вика негромко, — теперь посмотрим, кто кого посмеет отстранить от дела!.. — И злорадно усмехнувшись, нажала кнопку селектора: — Света? Позаботься, чтобы Лиза и визажисты были свободны для меня, ну… скажем, часам к шести… Нет, к пяти!.. Да, по полной программе!..


Панкратов с интересом оглядел кабинет Дрона, прежде чем перейти к разговору. Оленьи рога, горделиво ветвившиеся на стене за спиной хозяина, куда-то исчезли.

— Не ищи — нету, — проследив за взглядом майора, понимающе ухмыльнулся Дрон. — Я их младшему брату подарил!

— Вот уж не знал, что у тебя есть младший брат!

— Я их подарил младшему брату во Христе… Все мы братья во Христе, и некоторые из вас куда моложе меня…

— Ну а теперь, старший братец, слушай меня: кое-кто из младших вознамерился все-таки доказать свое старшинство, а точнее, просто от тебя избавиться.

— Очень свежая информация! — ядовито заметил Дрон.

— А ты не иронизируй, — серьезно возразил Панкратов. — Сейчас расшифрую, тогда и решай, свежая она или с душком… Поскольку бомбы тебя не берут, а пули свистят мимо, некто решил натравить на тебя женщину.

— Которую из них?

— Самую главную.

— Страшное оружие!

— И опять зря шутишь.

— А вот теперь я как раз не шучу! — резко произнес Дрон. — Ибо женские интриги действительно бывают пострашнее ножей и пуль, потому что никогда не известно, что от них ждать…

— А я как раз понял, чего именно мы должны ждать, а заодно — кто, кого и как дергает за ниточки…

— И все-таки, — прищурился Дрон, — вряд ли ты пришел сюда спасать меня от верной гибели…

— Тем не менее это так, — сухо бросил Панкратов.

— Если я не запамятовал, твоя задача — спасать ее, а не меня.

— Верно. Только эти две задачи сегодня совпали.

— Теперь ясно, — сказал Дрон после паузы. — Ты пришел предложить мне союз против… него.

Остается только один вопрос: если ты что-то нарыл, почему на него нельзя накатить официально?

— Потому что официально он оказался мне не по зубам…

— Это как? Звонок из Кремля, что ли?

— Считай, что так… Вызвали на ковер и отстранили от дела.

— М-да… — Дрон задумался, прежде чем заговорить снова. — Что ж, поскольку иных вариантов у тебя не осталось, вынужден буду согласиться: есть у меня кое-какие скрытые резервы… Прижмем человечка. Но!..

Он посмотрел Панкратову прямо в глаза.

— Но!.. Конечно, мы сейчас оба понимаем, о ком идет речь. Однако имя заказанного ты должен произнести первым. Ты, а не я… Итак?

Майор не колебался ни минуты. И ответил, тоже глядя прямо в глаза Дрону:

— Я прошу тебя разобраться со Стасом Веригиным, пока не поздно, и по возможности с минимальными потерями для Виктории.

— Это — про Вику — ты мне объясняешь?

— Ну если не тебе, значит, моржовому клыку, который ты вывесил вместо рогов… Больше тут никого нет!

— Теперь ты на шуточки сорвался, — улыбнулся Дрон. — Значит, нервничаешь… Ладно, Валентин, будем считать — перетерли. Можешь ехать, об исполнении доложу…


— Мам, ты когда окончательно к Кедычу собралась? — Настя посмотрела на мать, а затем незаметно подмигнула Марии Петровне.

— Ты меня что, торопишь? — Эмма Павловна мгновенно надула губки и отодвинула от себя чашку с чаем.

Чай они сегодня пили совершенно по-семейному, втроем, в гостиной учительницы.

— Что ты, мамусь! Просто интересуюсь.

— Да, я что-то тяну и тяну, — вздохнула Эмма. — Володя даже нервничает из-за этого… Господи, как же хорошо иногда вот так спокойно посидеть, попить чаю в тишине и при этом никуда не спешить.

— Особенно если ничего не болит! — не удержалась и подколола мать Настя.

— Да, представь себе, у меня действительно ничего не болит!

— Ну, я тебя поздравляю, мама!

— Вот язва! — сердито посмотрела на дочь Эмма. — Рассказала бы лучше что-нибудь про свой салон, какие новости, что вообще слышно…

— У нас там слышно исключительно, как ножницы щелкают.

— Настя! — Мария Петровна отодвинула от себя газету, в которую изредка заглядывала. — Ты почему с матерью все время в бутылку лезешь?.. Эмма, хотите свежую газетку почитать?

— Ей газеты нельзя, она расстроится! — никак не могла уняться Настя.

— Перестань! Это уже даже не смешно, — рассердилась учительница.

— Ну ладно, перестала… А в салоне у нас никаких новостей нет, если не считать, что Панкратова отстранили от дела Виктории. А так — даже Лева еще не нашелся, но теперь его ищет Боб…

— А мой обормот? — Эмма с интересом подняла голову от газеты. — Он, я слыхала, тоже ищет?