Мэри Бэлоу - Мелодия души

Однако, возвращаясь из темных глубин отчаяния, она понимала, что жить как-то нужно и ей следует научиться жить без него. Потому что он не вернется. А если и вернется когда-нибудь в далеком будущем, то изменится. И она тоже изменится.

Она наверняка изменится. Превратится в женщину. И физически, и эмоционально она уже чувствовала начало этих изменений. Она не может получить Эшли. Он любит ее, но она никогда не была главным в его жизни Скоро она будет для него не более чем приятным воспоминанием. Это она знала. И не строила иллюзий на свой счет. Она повзрослеет без него, будет жить без него. И никто никогда не догадается, как много он для нее значит. Она будет жить так, словно сердце у нее не разбилось от любви к нему, будет любить его всегда. Но отныне она попытается жить полноценной жизнью, как жила год тому назад, пока не увидела Эшли и все, кроме него, потеряло значение. А жизнь ее была полноценной, несмотря на то что ей было иногда очень одиноко.

– Поверь, дитя, – сказала леди Стерн, – ты красивее всех своих сестер, вместе взятых. Я не хочу обидеть двух здесь присутствующих. – Она рассмеялась, всплеснув руками, и еще раз окинула взглядом юную леди, которая стояла посредине гардеробной.

– Но это чистая правда, – великодушно заметила леди Сиверидж. – Она настоящая красавица. – В свои двадцать шесть лет, после семи лет замужества и рождения двоих детей Агнес все еще была хорошенькой, хотя за последнее время заметно пополнела.

– Конечно, она красивее всех нас, вместе взятых, – подтвердила с милой улыбкой Анна, герцогиня Харндон, – и даже еще красивее. О, Эмми, ты выглядишь великолепно! – По правде говоря, сама Анна выглядела тоже великолепно.

Хотя ей исполнилось уже тридцать и она успела родить четверых детей – последний появился на свет всего три месяца назад, – у нее было молодое, не тронутое морщинками лицо, а фигура такая же стройная, как до замужества.

– Клянусь, ты будешь сегодня королевой бала! – воскликнула леди Стерн, крестная мать Анны. Не будучи кровной родственницей, она взяла на себя роль любимой тетушки сестры Анны, да и самой Анны тоже. – Жаль, что ты не можешь танцевать, дитя.

Леди Эмили Марлоу некоторое время следила за губами беседующих, но утомилась, зная, что пропустила добрую половину разговора, как бывало всегда, когда беседовали несколько человек. Но не беда. Она поняла основной смысл.

Вопреки обыкновению ей было приятно, что ее называют красавицей. Она снова взглянула на свое отражение в зеркале и едва узнала себя. На нее надели платье ее любимого светло-зеленого цвета, но все остальное было ей незнакомо. Нижняя юбка с тремя пышными воланами не прикасалась к ногам, поддерживаемая кринолином. Открытое платье было сверху донизу отделано золотой вышивкой. Корсаж был тоже вышит золотой нитью. Из-под рукавов выглядывали кружевные воланы. Туфельки тоже были золотые. А волосы – вот именно из-за них она себя не узнавала в зеркале.

Горничная Анны высоко зачесала их спереди по последней моде, а сзади завила и уложила локонами. Волосы были припудрены белой пудрой. Она впервые позволила это сделать.

Под платьем ее свободу непривычно ограничивал неудобный корсет. В двадцать два года ей предстояло сегодня присутствовать на первом большом балу. Правда, время от времени она, по настоянию Люка, герцога Харндона, бывала на местных увеселениях вместе с сестрами и их мужьями, а во время танцев сидела в сторонке и наблюдала. Кроме того, она всегда присутствовала на балах, которые время от времени устраивали в Боуден-Эбби, хотя обычно наблюдала за происходящим с галереи. Танцы ее завораживали. Ей всегда хотелось уметь танцевать, может быть, больше всего на свете. Но она не могла танцевать.

Глухота не позволяла ей слышать музыку. Хотя временами ей казалось, что когда-то она ее слышала. Конечно, она не помнила ни музыки, ни каких-либо других звуков, но ей так казалось.

Сегодня все вели себя так, словно бал устраивался в ее честь. Как будто это ее первый выезд в свет. На самом же деле бал устраивали в честь Анны. В Боуден-Эбби всегда давали бал после ее разрешения от бремени. Балы знаменовали рождение Джой семь лет назад, потом Джорджа, потом Джеймса. А теперь устраивают бал по случаю рождения Гарри.

– Боже мой! – воскликнула леди Стерн, беря Эмили за руку и отрывая свой взгляд и внимание от отражения в зеркале. – Но ты не слышала ни слова из того, что мы говорили, дитя! Уверена, у тебя голова закружилась от созерцания собственной красоты.

Эмили покраснела. Было бы хорошо, если бы тетушка Марджори говорила помедленнее.

– Люк одобрит твой вид, Эмми, – сказала Анна с улыбкой, взяв Эмили за подбородок и повернув ее голову так, чтобы она могла следить за губами.

Заслужить одобрение Люка было непросто. Хотя он очень любил ее, Эмили знала, что не всегда заслуживала его одобрение. Он обращался с ней как с полноценной и часто заставлял делать то, что ей не хотелось, уверяя, что она, если захочет, может сделать все. В этом он был не похож на Анну, и иногда они даже ссорились. Анна считала, что сестре следует позволить жить по-своему, пусть даже это сделает ее не похожей на других. Люк был сторонником более строгих мер.

Когда Эмили было пятнадцать лет, он решил, что пора ей научиться читать и писать. И она училась – медленно, преодолевая трудности, иногда восставая. А Люк выступал в роли терпеливого и незаменимого учителя. После первой недели занятий он запретил Анне присутствовать в классной комнате и вмешиваться в учебный процесс. «Хватит Глупых слез», – сказал он. Эмили училась, чтобы доказать ему, а больше всего – самой себе. В этот трудный период ей многое приходилось доказывать себе.

Она доказала, что может учиться, как все прочие девочки. Но она понимала также, что ее мир имеет суровые ограничения. Книги открывали такое богатство опыта и мысли, о котором она даже и не подозревала и которое ей никогда не удастся до конца понять. Она во многом отличалась от остальных, но знала, что в отношении с окружающим миром есть нечто уникальное, доступное только ей.

Одобрение Люка, думала Эмили, отвечая улыбкой старшей сестре, было ценным достижением. Бывали моменты, когда она ненавидела его, хотя, конечно, всегда любила. В течение восьми лет, с тех пор как она переехала жить в Боуден, он был для нее отцом и братом.

– Уверена, лорд Пауэлл будет очарован, – заметила Агнес. – Он безупречный джентльмен и, кажется, не придает никакого значения твоему злому недугу.

Лорд Пауэлл был любителем поболтать. Эмили подозревала, что ему даже нравится иметь безмолвного слушателя.

Но он действительно был довольно красив, обаятелен и обладал безукоризненными манерами. Конечно, этому едва ли следовало удивляться. Люк скрупулезно выбирал претендентов на ее руку. Все четверо, прежде чем признать их приемлемыми кандидатами, прошли всестороннюю проверку. Первых трех она отвергла, не потрудившись даже познакомиться с ними, – по крайней мере так утверждал Люк. После каждого отказа Люк, скорчив гримасу, смотрел на нее со смешанным выражением раздражения и удивления.

– Эмили, – сказал он после ухода очередного жениха, – не могла бы ты не прилагать таких усилий, чтобы предстать перед цветом мужского неженатого общества в образе злой ведьмы?

Если бы она могла говорить, то сказала бы ему, что он не прав. Она могла бы написать это, но ей не нравится такой неудобный способ разговора. Люк был не прав, потому что она сама отказывала им, а не они убегали, испугавшись ее. И вовсе она не была похожа на злую ведьму.

Но это не имело значения.

А теперь вот за ней ухаживал лорд Пауэлл. Он находился здесь уже пять дней. Люк решил пригласить его вместе с другими гостями, съехавшимися на крестины Гарри и на бал после крестин. Возможно, он рассудил – Эмили неплохо понимала его ход мыслей, – что торжественный характер мероприятия заставит его строптивую свояченицу вести себя более приемлемо, чем обычно.

Она хорошо вела себя, надевала корсеты, кринолины и туфли, позволяла укладывать волосы в прическу. Сегодня все это было особенно изысканным. И не только потому, что дом был полон гостей. На этот раз она решила позволить поухаживать за собой.

– Полагаю, все решится сегодня, дитя мое, – сказала леди Стерн. – Он сделает тебе предложение, и Харндон объявит об этом еще до конца бала. Ах, извините, я забыла, что Виктор здесь. Вот увидите, объявление сделает Виктор.

Виктор, граф Ройс, прибыл на крестины с женой Констанс и ребенком. Приехала и другая сестра Эмили – Шарлотта – с его преподобием Джеримайей Хорнсби, ее супругом, и тремя детьми.

– Ты ответишь согласием, Эмили? – выпытывала Агнес. – Уильям говорит, что лорд Пауэлл уже беседовал с глазу на глаз с Виктором и его светлостью. Это может означать только одно. Замечательно, что в семье будет еще одна свадьба. Интересно, где она состоится: здесь или в Элм-Корте? Уверена, что Виктор будет настаивать на Элм-Корте. Так ты дашь согласие?

Было странно видеть, как ее сестры и леди Стерн волнуются по поводу того, о чем она уже приняла решение. Лорд Пауэлл приехал сюда, чтобы ухаживать за ней. Он гулял с ней, сидел с ней и разговаривал, и, кажется, она ему понравилась. Она не возражала против его внимания. Сегодня состоится большой бал. И она знала о том, что накануне вечером лорд Пауэлл, Виктор и Люк беседовали втроем. Об этом все знали.

По всей вероятности, сегодня ей придется принять окончательное решение. По правде говоря, она уже решила, что станет леди Пауэлл. Она выйдет замуж и будет иметь свой дом, не будет ни от кого зависеть. Она была намерена иметь детей. Ей хотелось такого же пухленького малыша, как Гарри, но только своего собственного.

Ей предстояло еще раз измениться. Она намеревалась стать респектабельной дамой, такой, чтобы Анна и Люк и все ее другие родственники могли гордиться ею. Тут она почувствовала, что Анна обнимает ее.