Нет, она этому не верит. Эшли будет вспоминать о ней с любовью.., впрочем, как и об остальных членах семьи.

Она же сохранит его в сердце на всю жизнь. Он был для нее всем. Без Эшли жизнь станет другой. Бессмысленной. Она любила его нежно и преданно, не так, как любит пятнадцатилетняя девочка, но как любит женщина.

Возможно, даже сильнее, чем любят иные женщины.

До встречи с Эшли она жила в своем замкнутом мире. Это было не всегда просто. Случались и ми нуты отчаяния, и вспышки раздражения, когда она была моложе. Она не помнила звуки: полная глухота поразила ее после лихорадки, случившейся, когда ей не исполнилось и четырех лет. Иногда ей казалось, что слышатся какие-то намеки на звук. Но впечатление проходило так быстро, что она не успевала даже понять, было ли это на самом деле.

Эшли стал ее мечтой. Он наполнил ее дни смыслом, а ночи – приятными сновидениями. И теперь она растерялась, не зная, что у нее останется, после того как эту мечту отберут.

Эмили страшно замерзла, стоя на холодном ветру. Наконец она почувствовала вибрацию, вызванную приближающимся экипажем.

Сердце сжалось от горя. Он уезжает навсегда, а она увидит всего лишь экипаж Люка, увозящий Эшли в Лондон.

Но неожиданно экипаж замедлил ход и остановился.

Кто-то распахнул ближайшую к ней дверцу.

* * *

Отъехав от дома, Эшли ощутил смешанное чувство печали и облегчения. Он уже в пути. Скоро минует парк, проедет через деревню и оставит позади территорию Боудена. Он откинул голову на спинку сиденья и со вздохом облегчения закрыл глаза. Все оказалось проще, чем он ожидал.

Когда экипаж загрохотал, проезжая через мост, он снова открыл глаза, чтобы бросить последний взгляд на дом. Он увидел деревья, окаймлявшие дорогу, несколько оленей, мирно пощипывающих траву. И что-то красное, взметнувшееся на ветру. Он не сразу понял, что это такое. Но вдруг узнал плащ Эмми!

Не раздумывая, он резко постучал в переднюю стенку, приказывая кучеру остановиться. Не дожидаясь, когда экипаж остановится, он распахнул дверцу и выскочил на дорогу.

Нет, он не ошибся. Но только теперь, когда было уже поздно, он подумал, что было бы лучше не останавливаться. Значит, ему все-таки не удастся избежать мучительного расставания.

Эмили стояла, прижавшись спиной к стволу дерева. На ее лице, бледном как мел, жили одни глаза. Эшли медленно подошел к ней, остановился в нескольких дюймах. Он чувствовал себя виноватым. Ведь сам он отправлялся в неведомые края, чтобы начать новую жизнь взрослого человека. Впереди у него были весь мир, вся жизнь. А Эмми, которая в течение почти целого года была его верным другом, оставалась здесь.., в ожидании чего? Что сулит жизнь ребенку, который превратится в женщину, не всегда способную понимать других людей и общаться с ними?

– Маленький олененок, – тихо произнес он. Он сжал ее руки и вздрогнул. «Ты должно быть, замерзла», – сказал он ей жестами, которые оба понимали.

Она не ответила, не отрывая от него взгляда, и глаза ее наполнились слезами. Ах, Эмми...

Он наклонился вперед и прижал ее к стволу дерева. Господи, как было бы хорошо, если бы он не заметил ее развевающегося на ветру плаща! Что он мог сказать ей словами или жестами? Он понимал, что она безумно несчастна, и ее состояние омрачало чувство радостного возбуждения, которое испытывал он. Надо было как следует попрощаться с ней вчера, вместо того чтобы бодрым голосом советовать ей быть хорошей девочкой.

Он открыл глаза и увидел, что она по-прежнему смотрит на него. Ее лицо было всего в нескольких дюймах.

Слов не было. И не было жестов, кроме одного, который не был составной частью языка, изобретенного ими для общения друг с другом. Другого способа попрощаться не было.

Ее губы были холодными, мягкими и неподвижными.

Она совсем замерзла, дожидаясь экипажа. Он нежно прикоснулся к ней своими губами. Он согрел ее губы, и они ответили ему. Он вдруг в ужасе понял, что они обменялись поцелуем.

Они поцеловались не как брат и сестра, но как мужчина и женщина. Прижавшись к ней, он ощутил зарождающуюся мягкую женственность ее худенькой, еще детской фигурки. Его обдало жаром, он весь напрягся.

Он поднял голову, не понимая, что с ним происходит.

Ведь это Эмми. Ребенок, которого нужно утешить. Ему было необходимо как-то показать свою привязанность к ней, чтобы это поддержало ее, пока она не привыкнет к его отсутствию. Но ей едва ли было нужно... Он пригладил выбившуюся прядь ее волос и нежно взял в ладони ее лицо.

– Я вернусь, маленький олененок, – тихо, но отчетливо сказал он, как обычно разговаривал с ней, заметив, что слезы исчезли и, значит, она может читать по его губам. – Я вернусь и научу тебя читать и писать, а также научу более полному языку, которым ты сможешь пользоваться при общении не только со мной, но и с другими людьми. Когда-нибудь, Эмми. Но к тому времени ты найдешь новых друзей, которые будут любить тебя и научатся понимать твое молчание. Не расстраивайся слишком сильно из-за того, что я уезжаю. Я человек легкомысленный.

Ты встретишь других, более достойных твоей любви. – Он нежно улыбнулся ей.

Эмили смотрела на него, вкладывая в этот взгляд всю душу. Она подняла сжатую в кулак руку и приложила, к своему сердцу. «Я очень люблю тебя. Это серьезно. Ты у меня в сердце». Иногда, разговаривая с ней, он пользовался этим жестом, чтобы показать, что чувство переполняет его сердце. Она научилась этому жесту у него и добавила к более чем скромному лексикону, с помощью которого они общались. Ему казалось, что в тот момент жест этот вырвался непроизвольно.

– Да, – Сказал он. – Я знаю, Эмми. Я знаю. Я вернусь. Я тебя не забуду. Я унесу тебя здесь. – Он наконец отступил от нее на шаг и приложил руку к своему сердцу.

Потом он повернулся к экипажу и решительно захлопнул дверцу. Экипаж тронулся.

Эмми. Его дорогой маленький олененок. Милое дитя.

Он попытался убедить себя, что именно так к ней относился до самого конца. И что прижался к ней и поцеловал инстинктивно, пытаясь утешить. Как брат – сестру, как дядюшка – племянницу, как взрослый человек – ребенка. Но он вдруг понял, что поступил неразумно, избрав подобный способ утешения. Он позволил себя почувствовать тело и губы, которые скоро будут принадлежать женщине.

Как ни глупо, но он не хотел, чтобы Эмми становилась женщиной. Ему хотелось, чтобы она всегда оставалась тем раскованным и счастливым ребенком, который приносил мир в его душу, когда он находился в полном отчаянии.

Ему хотелось запомнить ее как ребенка.

Ему было стыдно, что сейчас он отреагировал на нее как мужчина. Он любил ее, но не так, как мужчина любит женщину. Таких чувств, как к ней, он никогда не испытывал ни к кому другому. Он запомнит ее стоящей на скале над водопадом, босой, в развевающейся на ветру юбке и с копной белокурых волос, свободно струящихся по спине.

Губы ее улыбаются, а прекрасные глаза говорят ему, что она нашла мир и гармонию в окружающем ее безмолвии.

Экипаж уже миновал деревню. Его будущее уже началось. Мысли его переключились на Индию и на новую жизнь. Какой она будет? Удастся ли ему добиться успеха?

Жажда приключений и ощущение свободы горячили молодую кровь.

* * *

Эмили еще долго стояла неподвижно, после того как перестала чувствовать вибрацию от удаляющегося экипажа. Глаза ее были закрыты. Потом, оттолкнувшись от дерева, она бросилась бежать, не разбирая дороги, через заросли деревьев, по мосту, снова сквозь заросли деревьев, все ускоряя и ускоряя бег, словно ее преследовали все силы ада.

Она остановилась только возле водопада, бросилась на выступающий из воды плоский камень и, зарывшись лицом в сложенные руки, плакала до тех пор, пока не осталось ни слез, ни сил.

С закрытыми глазами она видела, как он выходит из экипажа – высокий, стройный, красивый, с темными, как обычно, ненапудренными волосами, стянутыми на затылке черной шелковой лентой. Он выглядел очень элегантно, и его небрежные манеры выгодно отличались от парижского великолепия Люка.

Обессилев, Эмили лежала на холодном камне у водопада несколько часов, пока не почувствовала на плече чью-то руку. Она не увидела и не ощутила, как кто-то подошел к ней, но не удивилась Повернув голову, она обнаружила, что рядом сидит Люк. Она снова отвернулась, но он потрепал ее по плечу.

Ее жизнь лишилась смысла. Эшли уехал. Возможно, навсегда. И увез с собой ее сердце, ее жизнь.

Но ведь была Анна, ее старшая сестра, которая больше, чем кто-либо другой, была для нее матерью. И еще брат Виктор – граф Ройс, а также сестра Шарлотта, хотя оба жили далеко отсюда со своими семьями. Была сестра Агнес, леди Сиверидж, ближайшая к ней по возрасту, которая по возвращении из свадебного путешествия будет жить неподалеку отсюда, в Уичерли-Парке. И конечно, был Люк.

К Люку она была привязана всем сердцем, как к любому, кто любит Анну. К тому же он был братом Эшли. И это было для нее главным.

Ему удалось наконец поднять ее и посадить к себе на колени. Он стал укачивать ее, словно ребенка, а она прижалась к нему, пытаясь найти утешение. Ему тоже, должно быть, было нелегко видеть, как Эшли уезжает. Эшли иногда говорил, что Люк слишком хладнокровен и ему нет дела до брата, но это было не так. Люк не был ни холодным, ни бесчувственным.

Люк дал Эшли возможность найти цель в жизни. Это он помог ему получить назначение в Ост-Индскую компанию. Это он пригласил ее жить вместе с Анной, чтобы не заставлять жить с Виктором и его женой Констанс, которые хотя и любили ее, но чувствовали себя неловко из-за ее неспособности говорить.

Люк нашептывал ей утешительные слова, и тепло мало-помалу возвращалось в ее тело. Она чувствовала шепот по вибрации его груди. Она любила Люка, любила свою семью. Но жить дальше, наверное, будет очень трудно. Эшли нашел цель в жизни. А удастся ли ей найти цель своей жизни? И разве это будет иметь значение без Эшли?