— А вот, в комнату. — Юля показала. — У меня пирожные вкусные, я тебе кофе сварю. Ты же любишь кофе...

Девушки вошли в комнату.

— М-да, — Настя тут же оценила накрытый стол. — Я сразу подумала, что этот тип от тебя выскочил. Неужели, — Костикова наигранно огляделась по сторонам и, склонившись к Юле, прошептала по слогам:

— При-ста-вал? Юля покраснела.

— А... — выразила догадку Настя. — Значит, ты его выгнала за то, что н е приставал!..

— Никто его и не выгонял! — вспыхнула Юля. — Сам ушел.

— Ага, — «поверила» Настя. — Ну конечно, сам. Поэтому и с ног чуть меня не сбил. В подъезде. Вспомнил, наверное, про занятия в кружке «Умелые руки» и заторопился...

— Костикова, кончай, а... — Юле было не до шуток. Она и в самом деле переживала уход Максима.

— Все. — Настя была понятливой девушкой. — Молчу. Храню покой.

— Ты чего-то хотела? — спросила Юля без особого энтузиазма, скорее из вежливости.

— Что может хотеть женщина-мать, когда ребенок спит?

— Ну?

— Женщина-мать или тоже хочет спать, — довела Костикова до сведения неопытной подруги, — или ей требуется активная светская жизнь.

— Чего тебе требуется?.. — спросила Юля с сарказмом.

— Светская жизнь, — пояснила Настя и принялась изображать светскую львицу: — Только что я посетила торговый дом «Детский мир». А сейчас присутствую на фуршете, — «дама» взяла со стола пирожное и продолжала уже с набитым ртом, — у самой госпожи Кузнецовой.

— Ас ребенком кто? — решилась узнать «госпожа Кузнецова».

— Любящая бабушка, — был получен ответ. — Нет, ты не подумай там чего... По-прежнему любящая себя бабушка. Но — и на старуху, как говорится, бывает проруха.

— А любящий себя отец не появлялся?

— Что отец... — Настя принялась за второе пирожное. — Отец, как утверждает наука, всегда неизвестен. Кстати, а твой где?

— Папа? В командировке.

— Когда вернется? Юля пожала плечами.

— Не знаю.

— Далеко?

— Где-то под Москвой. Не то Шатура, не то Руза...

— Что это его занесло?

— Я сама толком не поняла. Ни с того ни с сего их совместное предприятие решило выкупить и перепрофилировать, — выговорила Юля с трудом сложное слово, — какой-то заводик, который там приватизируют.

— Акционируют, — поправила Костикова.

— А какая разница?

— Не знаю. — Настя прыснула. — Но, говорят, большая. Юля захохотала тоже.

— Ну вот, — добавила она, справившись со смехом, — короче говоря, его и послали, экспертом.

— Ну хорошо, — судя по всему не озабоченная сохранением фигуры, «женщина-мать» поглощала пирожные с такой скоростью, что Биг-Маку и не снилось. — Значит, ты теперь осталась вообще одна.

— Да нет. Я думаю, он через день-два вернется.

— Это, конечно, хуже, но я на это шла, — проговорила Настя загадочно.

— В каком смысле?

Настя доела пирожное и спросила, стараясь сохранять непринужденный тон:

— Как ты отнесешься к тому, если мы с ребеночком у тебя поживем? Недельку?

— А зачем? — Юля несколько опешила от неожиданности вопроса.

— Да мы там ремонт затеяли... — как-то не очень уверенно проговорила Костикова.

— Ремонт?

— Ну да. Косметический. Стены побелить. Обои покрасить. То есть обои поклеить... Ну, в общем, как полагается.

— Ну, пожалуйста. Я думаю, папа возражать не будет, — сказала Юля.

— Ну и отлично, — обрадовалась Костикова. — Тогда к утру жди.

— А что? — осведомилась Юля недоверчиво. — К тебе уже завтра мастера придут?

— Ну да. А что?

— А если бы я не согласилась?

— А чего тебе отказываться? Я же знаю, что ты в усеченном виде существуешь. Кстати, как мамаша поживает? Оттягивается с модельером на полную катушку?

— Вполне возможно. Подожди, Насть, ты чего-то темнишь.

— Я?! — возмутилась было Костикова и тут же покорно согласилась: — Ну, немножко.

— С мамой поругалась? — догадалась Юля.

— Не то слово, — созналась Костикова. — Нам с тобой на мамаш везет. Пер у нас на них!

— А что случилось?

— Ничего. Просто она вроде тебя. Она очень с зятем... С отцом ребенка познакомиться хочет.

— А ты чего?

— Ничего. Стою на своем. Мол, погиб, выполняя задание Родины.

— Ага... — кивнула Юля, оценив юмор, — при испытании новейшей модели самолета.

— Если бы, — вздохнула Костикова. — На самом-то деле все произошло гораздо прозаичнее. Вышел мой Коля покурить, и тут-то его и видели... Наверное, так до сих пор и мотается, горемычный, — Настя «всплакнула», — по орбите.

— По какой еще орбите? — не поняла Юля.

— Как по какой? По космической. Он же не просто так покурить вышел, а в открытый космос.

— А, — догадалась Юля, — так он у тебя космонавт, значит, был?!

— Ну! А я про что! Вот ты, видишь, — сразу просекла, что к чему. А маман моя не верит, представляешь?

— Да ну?..

— Вот тебе и «да ну»... Ладно. Короче, мы переезжаем или нет?

— Переезжаете, переезжаете, — кивнула Юля.

— Тоща все остальные разговоры до завтра, ладно? — засуетилась Настя и направилась к двери.

— Уже уходишь? — Юля прошла за подругой в прихожую.

— Надо. А то, боюсь, космонавтов сын проснется. А любящая бабушка у нас носовые платки от подгузников отличить никак не может.

Неожиданно в дверь позвонили. Настя, которая была к двери ближе, открыла.

Сначала в дверном проеме возник огромный букет роз, а потом появился и сам любитель широких жестов — Биг-Мак.

— Вам, наверное, нужна она? — посторонившись, кивнула в Юлину сторону Настя.

— Совершенно верно. — Максим вошел в квартиру и протянул смущенной Юле букет.

— Я балдею! — конечно же не удержалась от комментария Костикова и молча, «по-английски», исчезла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Юля тут же подошла к Максиму и с явным удовольствием чмокнула его в щеку.

— Как хорошо, что ты вернулся... — она прижалась к его плечу.

Маша страдала болезнью, которую в старину называли сплином — на иностранный манер. Современные врачи бы сказали, что у Маши депрессия. А говоря попросту — Мария Петровна маялась от тоски. Когда ничего не хочется — ни есть, ни пить, ни читать, ни смотреть телевизор... Вот почему Маша искренне обрадовалась, когда увидела в своей больничной палате Леночку Ползунову.

— Леночка! Это вы?! Какая прелесть! Как вы меня нашли? — Накрытая одеялом, Маша сидела на кровати.

— А я с хорошей вестью! — Леночка уселась на стул рядом с Машиной койкой.

— Для меня уже давно лучшие новости — это их отсутствие, — заметила Маша не без грусти.

— Ну! Зачем же так мрачно?! — Ползунова просто-таки источала оптимизм. — Я только что общалась с вашим лечащим врачом. Где-то через час появится завотделением и они будут вас выписывать!

— Сегодня? — спросила Маша довольно равнодушно.

— Вы против? — Ползунова изобразила удивление. — Ну конечно, надо будет полежать дома, но в целом все нормально. Даже хорошо. Как говорят мои коллеги, «жить будет — летать никогда»!

— Да, но я не готова... — Голос Марии Петровны звучал растерянно.

— К выписке? А что тут готовиться?.. Им уже Регина, как обычно, звонила, справлялась о вашем здоровье. Они ей все сказали. Так что через час, не более, под вашим окном замаячит силуэт Шведова.

— Это большое человеческое счастье. — Маша вздохнула.

— Машенька! Что все-таки между вами произошло? — осведомилась Ползунова, довольно правдиво изображая участие.

— Он прочел мое письмо к Сергею. Ну помните?! Я вам рассказывала о нем...

— Конечно.

— Ну вот. Скандал. Я выбежала на улицу.

— Он вас выгнал?!

— Да нет. Ушла я, конечно, сама. Но в таком состоянии... Словом, я даже толком не могу объяснить, что произошло... Нашли меня уже без сознания. Отвезли в больницу...

— Да! — продолжала «сочувствовать» Ползунова. — В вашем положении это самые подходящие приключения.

— Но ваш врач говорит, что я отделалась легким испугом.

— Это не мой врач. Это ваш лечащий врач. Между прочим, он очень хороший специалист. И главный его совет — покой.

Прежде всего душевный. Никаких нервов. Внешний мир для вас не должен существовать.

— Легко сказать.

— И сделать тоже легко. Надо только напрячь волю. Вас не должны интересовать ни войны, ни революции, ни конституции. Вы не должны задумываться, что там не ладится в новой коллекции Игоря Шведова или в школе у Саши...

— В школе у Саши? — перебила Маша озабоченно.

— Ну, это я к примеру. Вы должны полностью погрузиться в себя. Здесь, — Ползунова осторожно коснулась Машиною живота, — должны быть все ваши мысли.

— Вы что-то знаете о Саше? — не унималась Маша.

— Маша... — В голосе Ползуновой звучала мягкая укоризна. Мол, не стоит так нервничать.

— Вы скрываете от меня! — Мария Петровна уже заметно разнервничалась.

— Ну Машенька! Я вам говорю, берегите нервы, а вы на пустом месте...

— На пустом? — спросила Маша с надеждой.

— Маша, Маша... — Ползунова с улыбкой покачала головой. Потом взглянула на часы. — Ну что ж! Я, наверное, уже вам надоела...

— Я, наоборот, так рада... — возразила Маша искренне.

— Машенька! — спросила вдруг Леночка осторожно. — А все-таки... Вы не задумывались, как именно Шведов узнал об этом злополучном письме?

— Я не спрашивала, естественно. Думаю, оно случайно выпало из сумки.

— Вы верите в чудеса? — Ползунова явно намекала, что не все тут так просто.