Юрий Каменецкий - Мелочи жизни

Подошел с коляской Биг-Мак.

— Все о'кей, Мадлеш. Колеса крутятся. Можешь хоть в космос стартовать.

— Спасибо. А мы тут с твоей сестрой разговорились.

— О чем? — насторожился Биг-Мак.

— Так, о том о сем. Юля меня об Иннокентии расспрашивала. Боится, чтобы ты не попал в плохую компанию. Я ее успокоила.

Биг-Maк крепко взял Юлю за руку.

— Я же тебя просил, сестрица, не волноваться и не совать нос в чужие дела.

— Пусти, больно! — Юля вырвала руку.

— Вы такие разные... — сказала Мадлен, намекая, что Юля и Биг-Мак не очень похожи внешне. — Побудьте еще немного, ребята, мне что-то не по себе сегодня...

— Ты сочиняешь музыку? — спросила Юля.

— Так, немножко, для себя. Пишу слова, а потом подбираю к ним музыку на гитаре. Дилетантство, в общем.

— Окуджава тоже называл себя дилетантом, — заметила Юля.

— Он великий бард, а что я... Так... «попса».

— Да ладно уж, расскромничалась! От такой «попсы» люди балдеют! —не преминул вставить Биг-Мак.

— Ты хотел сказать, балдели бы, если б услышали? — Мадлен посмотрела на Биг-Мака выразительно. — Какой ты смешной, Максимка...

— Кто смешной? Я?

— Мой братец обожает все раздувать. Все его знакомые — великие люди, гении, от всех балдеют, — стала подначивать Биг-Мака Юля.

— Не веришь? — Максим аж побелел от злости. — Мадлеш, спой что-нибудь.

— Сейчас? Здесь? Но ты же знаешь... — засомневалась Мадлен.

— Ну хоть одну. Чтобы смахнуть улыбочку с этого глупенького личика.

— Зачем ты ее обижаешь? — обиделась за Юлю Мадлен.

— А я не обижаюсь, потому что знаю своего братца, — не приняла слова Максима близко к сердцу Юля. — Да уж спой. А то тетя так и не дождется своего племянника.

Все еще колеблясь, Мадлен вопросительно посмотрела на Биг-Мака.

— Давай. Одну можно, — кивнул Максим, которому ну очень уж хотелось «умыть» Юлю.

Мадлен перебрала струны.

— Может быть, из «Исповеди»? Она не новая, из моих школьных сочинений...

— Вот-вот, — обрадовался Максим, — как раз для моей сестры. В прошлом — пламенной пионерки.

— Ну теперь, Максимка, помолчи, велела Мадлен. Представьте себе: молодая девушка... девочка, в общем, и, конечно, не пионерка, приходит на исповедь к священнику, и вот:

— Отче.

Я скажу вам все, как было... Отче.

Я учителя любила!

Мать меня собачьей цепью била,

Чтобы я про ту любовь забыла...

Мадлен начала вполголоса, как бы вполсилы, однако довольно скоро забыла обо всем, кроме песни, и запела, не стесняясь обнаружить опасное сходство с голосом той, «другой» Мадлен.

Биг-Мак напрягся, заерзал на скамейке, опасливо оглядываясь по сторонам, однако остановить, перебить Мадлен не решался.

Отче,

Я ходила к его окнам, Возле них я плакала и мокла... Сердце мое в колокол звонило: Я любила, отче, я любила! Тайных его дум Я не узнала...

Отче, может, струсил он скандала? Только объявил: «Прощай, глупышка.

Вот тебе на память эта книжка»... Милое окно его погасло. Стало пусто. Стало безопасно. Ну, а книжка — будто в назиданье: «Сто лет одиночества» — названый.

Заслушавшись, ни Юля, ни Биг-Мак не заметили, что в глубине парка, за деревцем, притаился еще один «благодарный слушатель» — Крюк...

Биг-Мак удобно расположился в кресле за низким журнальным столиком, на котором стояла вазочка с вареньем, сахарница, и на красивом блюде даже лежало несколько пирожных.

С горячим чайником в руках появилась Юля.

— Ты уверен, что не хочешь кофе?

— Конечно, уверен. Как можно быть неуверенным в том, чего хочешь?!

— А то смотри, это мне две минуты. Как раз пока пирог подойдет. — Юля поставила чайник на стол.

— Зря ты затеяла этот пирог.

— Просто я время не рассчитала. Если бы успела к твоему приходу — никакого пирога бы уже не было. Ты бы его съел не заметив! Знаешь какой вкусный! С изюмом и грецкими орехами. Полагается еще мак положить, но где его взять!

Вспомнив, по его мнению, смешной анекдот, Максим спросил, улыбаясь:

— А бутерброд с анашой?

— С чем? — Юля таких слов не знала.

— Ну... — Биг-Мак хохотнул, — это тоже штука такая... Типа мака.

— Чего нет — того нет, — развела руками Юля. — Кстати, бутерброд можно. С сыром, например. Ты как?

— Да нет. Спасибо. — Максим покачал головой. — Я не голодный. Но времени у меня немного. Говори, зачем ты меня вызывала?

— Покормить хотела. — Юля улыбнулась.

— Ну а если серьезно?

— Я все время думаю про эту Мадлен.

— Я тоже. Но у меня это работа. А ты что?

— Ей нужна помощь.

— Конечно. Я этим и занимаюсь.

— Ты не понял. Ее нужно спасать. Я все знаю, как делать, — заговорила Юля возбужденно. — Мы с тобой завтра поедем в прокуратуру и обо всем расскажем. Они ее защитят и заставят вернуть ей заработанные деньги.

Биг-Мак посмотрел на Юлю как на ненормальную.

— Что ты несешь?! Какая прокуратура? Какие деньги?! Да она сама сейчас всем должна! Окупаться проект начнет только месяца через четыре! Там столько вбухано! Одни костюмы от Шведова!..

— От кого?

— Шведов. Модельер такой. Классный. Но берет!.. Там мало не покажется...

— Знаю! — буркнула Юля довольно зло.

— А нам с тобой, — продолжал рисовать «радужные перспективы» похода в прокуратуру Биг-Мак, — так просто сразу крышка. Безо всяких «если» и «может быть».

— Трусишь?

— Кто?

— Ты!

— Я?!

— Ты!

— В нашем бизнесе трусов нет! — сообщил Биг-Мак с гордостью.

— Оно и видно! Чего ты боишься? Кого?

— Юля, пойми, если даже просто Мадлен болтанет Иннокентию, что я тебя приводил, — будет большая разборка! Ее категорически запрещено с кем-либо знакомить! Это же ото всех тайна — кто поет на самом деле! — Биг-Мак втянул носом воздух. — Пахнет паленым.

— Не придумывай.

— Судя по всему, пирог уже не съедобен. — Максим сделал скорбное выражение лица.

— Ой! — Спохватившись, Юля помчалась на кухню. Биг-Мак же с удовольствием впился зубами в пирожное. Юля вернулась в расстроенных чувствах.

— Так и есть. Сгорел.

— Ешь пирожные, — посоветовал нечуткий к трагедии хозяйки Биг-Мак. — Очень свежие. Продавщица мне сказала, только что привезли.

— Неохота. — Юля уселась на диван.

— Понимаю: фигура, талия, бедра. — Биг-Мак облизал пальцы и цапнул еще одно пирожное.

— Болтун, — Юля потрепала Максима по волосам.

— Какие планы? — тут же осведомился болтун, желая как можно дальше уйти от опасной темы прокуратуры.

— Дома буду.

— Тогда я как освобожусь — позвоню.

— И мы договоримся на завтра?

— А что у нас завтра? — томимый жаждой после такого количества сладкого, Биг-Мак огромными глотками пил чай.

— Как что? Поход в прокуратуру.

Максим поставил чашку на стол. Вздохнул тяжело, как человек, которому приходится начинать сначала долгий и трудоемкий процесс.

— Нет. Ты точно с ума сошла.

— Если ты не хочешь, я одна пойду. Пусть мне никто не поверит, пусть меня потом убьют, — в Юлином тоне появился даже некоторый пафос, — но я не могу сидеть и ничего не делать!

— Ты понимаешь, с кем ты хочешь воевать? — по-прежнему пытался апеллировать к Юлиному здравому смыслу Максим. — Тебе что, очень хочется -получить по ноге кирпичом и всю жизнь хромать? Или остаться с одним глазом? Или просто утонуть в бочке с цементом?

— Ты фильмов насмотрелся. И тут Биг-Мак сорвался:

— Да фильмы эти — ерунда! Детские шалости! — Он вскочил и быстро прошелся по комнате. — По сравнению с тем, что с тобой могут сделать в реальной жизни! И, поверь мне, даже не очень много денег на это потратят! Покалечить такого человека, как ты, стоит недорого! А убить — так еще дешевле! Неквалифицированный труд!

Максим замолчал. Еще немного походил по комнате, успокаиваясь. Потом вернулся на место. Сел.

— Что же делать? — спросила Юля тихо. Судя по всему, она наконец поверила в правдивость слов Максима.

— Ничего не делать! Поняла?! Ничего, — Биг-Мак все еще был взбешен Юлиной детской наивностью. — Сидеть тихо. Ты ничего не знаешь. Нигде не была. Ни у какой Мадлен... — Он встал. — И со мной почти незнакома... Господи, какой же я идиот! Угораздило связаться!

— Трус! — коротко сказала Юля. — Трус! Бросаешь меня! И пожалуйста! Я все равно пойду. Слышишь, трус, пойду! И расскажу правду! И мне поверят.

— Идиотка! — Биг-Мак быстро вышел из комнаты. В коридоре громко хлопнула дверь.

Юля некоторое время сидела неподвижно, потом поднялась и пошла в ванную. Умылась. Выйдя из ванной, в расстроенных чувствах опустилась в стоящее в прихожей кресло. Совсем уже было собралась заплакать, как в дверь позвонили.

Радостно вскочив, Юля бросилась к двери.

Но это был не Биг-Мак. Пришла Настя Костикова.

— А... — не смогла скрыть разочарования Юля. — Это ты...

— Нормально! — как всегда громко, объявила Настя, входя. — Теплая встреча высоких договаривающихся сторон! Овации и рукоплескания! Ты, между прочим, целый месяц любимую подругу не видела!

— Извини, я не думала, что это ты.

— В том смысле, что знала бы, что я, — вообще не открыла бы?!

Юля попыталась загладить невольную грубость.

— Да ладно тебе... Проходи... Как твой маленький?

— Маленький — помаленьку. Куда прикажете идти?