Лена молча пошла к лифту. Вызвала.

— Эй, Леночка, а вы гораздо веселей казались, когда пришли! — Сергей все еще не закрывал дверь. — Тоща надежды были, да?

— Была, Сережа, была. И сплыла. Обычное дело... Мне, наверное, трудновато будет позвонить вам... Не спрашивайте только почему, ладно? Да, я сама что-то спросить хотела... А, да! Вы курите или бросили уже?

— Какой там! Дымлю как паровоз. А что?

— Да ничего. Это я так... — Лифт наконец подъехал. — До свидания, Сережа... — Лена исчезла в кабине.

Сергей вернулся в квартиру. Постоял немного в коридоре, в задумчивости: все-таки не очень хорошо с Леной получилось. Похоже, он ее обидел...

Прошел на кухню. На столе краснела пачка из-под сигарет «Мальборо», которой раньше тут не было — Сергей курил, конечно, сигареты западные, но «Мальборо» все же позволить себе не мог... Значит, Лена забыла... Но она же вроде не курит...

Сергей раскрыл чуть початую пачку и только тут обнаружил написанный синим по белому телефон. И подпись: «Лена».

Сергей ухмыльнулся. Но сигарету из пачки все же достал. Закурил...

— Нет, правда, Регина! Есть на свете какая-то вещь, поклявшись на которой, баба не солжет? Переступить не сумеет?

— Типа Библии?

— Типа, типа...

— Ну для меня лично это «Мастер и Маргарита». Шведов засмеялся.

— Ладно, иди гуляй. Там черт положительный герой! В союзе с ним вы способны на что угодно! — Игорь Андреевич снова плеснул себе коньяку, опрокинул рюмку.

Регина не выдержала:

— А что это вы накачиваетесь, простите, как слесарь по сантехнике? Давайте я вам фруктов каких-нибудь принесу, что ли? Или, может быть, сардинки?

— Укрась ими свою шляпку! Зараза ты этакая... Регина. Как же я работать с тобой буду, когда я не верю тебе?

— Вам год понадобится, чтобы воспитать и обучить другую.

— Это верно. Но где гарантии, что через пару-тройку лет она тоже не кинет мне подлянку? Как ты сегодня?

— Ну вот, опять... Игорь Андреевич, ну всеми же святыми клянусь! Ну хотите, на колени перед вами стану!

— Уймись, пожалуйста. Скажи лучше: этот мой выбор... Ну, всю эту горячку по поводу Маши ты ведь не одобряла, правда?

— Нет, Игорь Андреевич, — призналась Регина честно и не без гордости, — не одобряла. Казните или милуйте, но чтото подсказывало мне.

— Ну, так я тебя поздравляю! Твой нюх — он как у хорошего конвойного пса... Похоже, не подводит тебя никогда... — Шведов в сердцах шарахнул кулаком по столу. — Ладно-ладно, иди... Иди, пожалуйста...

— Может быть, все-таки...

— Регина, иди!

Не став испытывать терпение шефа, Регина закрыла за собой дверь с той стороны.

Игорь Андреевич остался один. Один на один со сжигающей его ревностью и сомнениями. Страшными сомнениями в человеке, которому еще какой-то час назад доверял безмерно... Шведов желал говорить с Машей. Выяснить отношения раз и навсегда! И немедленно!..

Игорь Андреевич отпер дверь квартиры ключом и, не встреченный никем, прошел в свой кабинет. Уселся за стол.

За дверью раздался скребущий звук. Шведов знал — это Маша, которая хочет его видеть, но помешать боится. Игорь Андреевич срочно уткнулся в первый же попавшийся журнал, дабы продемонстрировать, что эта ее боязнь правильная и обоснованная.

Он действительно занят. Очень занят.

Маша все-таки вошла.

— Ты решил не здороваться сегодня, прошмыгнул как мышь...

— Почему же, — Шведов даже не оторвал глаз от журнала. — Бон суар.

— Бон, бон... Моя дочь обычно переходит на иностранные языки, когда держит какой-нибудь камень за пазухой...

— Нет, я эти камушки прячу в сейф, так что за пазухой — чисто. Было бы у всех так.

— А лицо отечное... Тяжелое... И коньяком разит...Ты что, пил, Игорь?

— Да. Представь себе — я пил. И что же? Какие из этого следуют выводы?

— Да на здоровье, Господи... Вот уж что тебе не грозит, так это алкоголизм... Но как-то... Ты такой колючий...

Шведов провел рукой по щетине.

— Не может быть. Наверное, спешил утром, плохо побрился. — Он откровенно издевался.

Но Маша была терпелива.

— Очень смешно... Может быть, скажешь лучше, с кем выпил? И по какому поводу? У тебя что, неприятности?

— Мелкие. Но такие, чтобы сразу требовалось сострадание.

— А со мной совсем не нужно быть Рембо. По-моему, скучно, когда рядом супермен, ничем не прошибаемый... Когда он семь дней в неделю такой, зимой и летом...Ты вот так отстраняешься все время — мол, жалости тебе не надо. А во мне усыхает какая-то очень важная женская способность. Или даже потребность...

— Да, такое за тобой замечено. Но с этим — к другому твоему мужу. Он, судя по всему, ценитель...

— Он — да... А в чем дело, Игорь?

— Ни в чем.

— Не отвечай как шестиклассник. Я что, плохо отношусь к тебе? У нас что-то не клеится?

— Самое забавное, что вроде бы этого не скажешь.

— Ну а в чем же тогда дело?

Шведов молчал. Говорить он хотел, даже кричать, но не знал, с чего начать.

— Расскажи мне, что за неприятности. Они на самом деле мелкие? А крупная у тебя может быть только одна: это если вдруг объявят военный коммунизм и всем женщинам нужно будет носить форму, как китайцам когда-то. Вот тогда Шведову хана...

Усевшись на подлокотник кресла, Маша принялась гладить Шведова по волосам.

— ...А если этому не бывать, то все другие неприятности и вправду мелкие. Если сравнивать с большинством, то Шведов и вправду титан.

— Из мифологии или из поезда?

— Из какого еще поезда?

— Титан в поездах — это большой кипятильник...

— Сама знаю, не сбивай меня, пожалуйста... Я говорю, что неприятности, которые других людей сбивают с ног, — для тебя комариный укус.

— Комаров я как раз боюсь.

— Ну я не в буквальном смысле! Давай найдем какоенибудь другое сравнение — ну, как лилипутская стрела для Гулливера.

— Ага... Если она — не в глаз...

— Игорь, ну погоди со своими придирками. Я же не просто воркую. Я по делу...

— Ах вот оно что! Тогда слезай с подлокотника, не касайся меня ласковыми ручками, а просто и честно назови сумму.

— Какую сумму?

— Которую тебе надо у меня выклянчить.

— Да не нужна мне никакая сумма! Я про Катю хотела... Ну, помнишь ее... Знаешь, как она тут плакала от беспомощности... от того, что ей страшно: она же одна растит ребенка...

— Короче, в чем проблема? — перебил Шведов грубо.

— Игорь, по-моему, ты вел себя по меньшей мере невежливо... — заметила Мария Петровна.

— Милая, замечания делай, пожалуйста, своим шестиклассникам, а я уж как-нибудь... Так в чем проблема? Ты же хотела по делу? Вот и говори. Знаешь, мы, деловые люди, не любим, когда вокруг да около. Привыкай сразу брать быка за рога...

— Ну хорошо. Катя потеряла работу. А в парикмахерском деле она профессионал. Не хуже твоего Алика-Фигаро...

— Нет, боюсь, что тут я ничем не смогу быть полезен, — снова недослушав, перебил Шведов.

Он встал, прошелся по кабинету. Игорю Андреевичу хотелось, чтобы Маша сейчас находилась от него как можно дальше: тогда ему легче будет говорить.

— Ну пусть даже и не к тебе, Игорь... Я понимаю, что у вас, может, и нет вакансии, но тебе же достаточно только...

— Снять телефонную трубку, да? — продолжил за Машу Шведов. — Ты это хотела сказать?

— Игорь, я... — Мария Петровна' еще никогда не видела Шведова таким.

— Нет, Маша, нет. И другого ответа не будет! Так что завязывай с этой темой!

— Я не понимаю... Дело в том, чья она сестра? Поэтому мы такие неумолимые, да? Глупо, Игорь! Не будь Сережа ее братом, я все равно хотела бы иметь Катьку подругой. Она отличная девка. Отзывчивая, свойская... Знаешь, как с ней в компании хорошо! А вот сейчас ревет в три ручья...

— Дорогая Мария Петровна, — Шведов был неприступен, — я еще раз вам повторяю: концерт окончен. Больше я не осушаю слез близких вам людей, не утираю их носов, финита ля комедия.

— Утомился?

— Считай, так. Вакансии закрыты, телефоны отрубились, всем говори, чтобы не рассчитывали больше на гуманитарный фонд Шведова. Обанкротился! Вот именно, утомился! Ничего нет более утомительного, чем ощущать себя идиотом!

— Такой тон... Это у нас что-то новенькое. — Маша почувствовала, что Игорь не просто в плохом настроении — происходит что-то серьезное. — Ты в чем-то обвиняешь меня?

— Маша! Только не гляди на меня глазами Чебурашки, ладно? Лучше в себя попристальнее, в себя!

— А что произошло, Игорь? Ведь произошло что-то сегодня? Скажи, а не интригуй, не мотай нервы... Мне вовсе это не полезно в моем... положении...

— Так и знал! — Шведов по-прежнему беспокойно мотался по кабинету. — Ну конечно! Этот козырь должен был вступить в игру! Минутой раньше, минутой позже! Как без него, он убойный! Но, знаешь, с какой-то минуты я и в нем усомнился, к собственному ужасу! Да, в этом неотразимом твоем козыре! Подумал: а не главный ли это шулерский ход?

— Игорь, пожалуйста! — взмолилась Маша. — Не надо сейчас темнить, наводить тень на плетень! Я не пойму просто... Меня тошнит, если хочешь знать!

— Хорошо, — соблаговолил модельер. — У нас с тобой, Маша, есть доброжелатели. В кавычках. Анонимные какие-то. Я не дознался пока, кто это и чего ради они хлопочут. Какую преследуют цель. Дознаюсь. Это не самое главное. А главное— что подбросили они мне письмецо... — Шведов достал из кармана письмо, показал. — Вот это.

Маша вздрогнула — письмо, конечно, вернее — конверт, она узнала сразу.

— Я вижу, что это твоя рука, — продолжал Шведов, — но только где-то к середине понимаю, что пишешь ты не мне, а Сергею.