Юрий Каменецкий - Мелочи жизни

— Зачем же ты его подонком назвал? Ну, допустим, взял он эту папку зачем-то, кому от этого холодно или жарко, кроме моего отца? Сейчас эти дела всем до лампочки, понимаешь?..

Зубков не реагировал.

— Ну что ты молчишь? Хочешь, чтоб я перед тобой на колени встала?

— Неужели вы так его любите? — искренне изумился Зубков. — Он же мизинца вашего не стоит!

— Ну что ты мне в душу лезешь, мент! — нарочито вульгарно произнесла Катя. — Какое тебе дело, люблю я его или нет? Тебе мало, что я с тобой даже переспать готова?

— Эх, Катя, Катя, Екатерина Анатольевна... — с сожалением проговорил Зубков. — Ну зачем, зачем это...

— Что здесь происходит?

В дверях стоял Анатолий Федорович.

— Так что же тут?.. — мрачно повторил он.

— Папа... это... — растерялась Катя.

— Я Зубков. Из угрозыска района, Анатолий Федорович. Занимаюсь поиском вашей папки.

— А, здравствуйте, — старик протянул руку. — Очень хорошо, что пришли. Я давно собираюсь вам позвонить, да вот из-за неважного самочувствия...

—А в чем дело?

— Я прошу вас прекратить эти поиски. Если надо, могу и в письменном виде подтвердить эту просьбу, — строго проговорил Анатолий Федорович.

— То есть как прекратить? — опешил Зубков.

— По-моему, русским языком сказано! — заорала Катя.

— Катерина, не надо так, — нахмурился старик. — Товарищ не виноват, он выполняет свой долг. Мы сами затеяли это дело, о чем я глубоко сожалею теперь.

— Сожалеете? Почему?

— У меня есть на то свои причины. К сожалению, я не могу о них говорить...

— Боюсь, что мне известны ваши причины. — Зубков выразительно посмотрел на Катю.

Старик вздрогнул, но, взяв себя в руки, бросил короткое:

— Не думаю.

— А Анна Степановна знает, что вы хотите прекратить дело? — не унимался милиционер.

— При чем здесь Анна Степановна? Документы все-таки не ее, а мои.

— Ошибаетесь, Анатолий Федорович. Это документы государственной важности.

— Вот как? Мне, конечно, лестно, что вы мои скромные изыскания считаете государственно важными, но...

— Папа, он просто карьеру делает на твоей папке! — снова закричала Катя.

— Считайте как хотите. Но я найду преступника. И, может быть, даже приведу его к вам в дом.

— Когда?

— В свое время, — холодно заключил Зубков.

Шведов сидел в кабинете литературы один. От той фразы— из его «Поля чудес» — нестертыми с доски остались только черточки. И то не все. Соорудив из бумаги пепельницу-лодочку, модельер позволил себе закурить «Кэмел». Пачка с верблюдом лежала тут же, рядом, на школьной парте.

Скрипучая дверь распахнулась почти бесшумно, на пороге стояла Мария Петровна с вчетверо сложенным тетрадным листком в руках.

Игорь Андреевич виновато потянулся к пепельнице.

— Можешь не гасить, я тоже полсигаретки выкурю... — остановила его Маша. — И директор, и завуч отправились, оказывается, в префектуру! Фу, сразу полегчало... А то самочувствие было — знаешь, как у Татьяны в последней картине оперы: там же, если помнишь, Онегин совершенно незаконно проникает в ее апартаменты...

— Э нет, сравнение не годится! Ты же не заставишь меня петь то, что пришлось ему? Ты ж понимаешь, солнышко, что «Позор, тоска, о жалкий жребий...» — это никак не мой репертуарчик?

— Разумеется. Шведов — и отказ? Шведов — и неудача, фиаско? Не вяжется. Но я-то, пардон, должна «пропеть» из ее арии... мне просто неоткуда взять других песен! Но погоди, записка мне тут... Висела на двери, приклеенная жевательной резинкой, представляешь? — Маша развернула тетрадный лист. — Ну крысы! Нет, это фантастика!.. А я ведь знала, что мы тут с тобой — как в аквариуме... но чтоб до такой степени... Боюсь, им известно, какое на мне белье! — Маша аж вся дрожала от негодования. — Нет, ты послушай! Послушай! — И она начала читать: — «Дорогая и очаровательная Мария Петровна, за свой авторитет не переживайте, он в очень большом порядке. Мы извиняемся и сожалеем насчет нашего сегодняшнего легкомыслия и некоторой недооценки Вас. С уважением, как бы возведенным в квадрат и в куб. Б. К.».

— Ну? — Шведов недоуменно смотрел на Машу. — Я только не понял, что такое «Б» и «К».

— «Б» — это Бабич Инга. «К» — Костикова Настя. Две виденные тобой сегодня красавицы! Ну, каково? Нет, что ты молчишь-то?!

—Я молчу, потому что не понимаю. Уважение — оно разве может злить?

— Такое — да! Отчего оно вдруг возвелось «в квадрат и в куб»? От вашей, Игорь Андреевич, милости! От вашей дубленки, от аромата вашего одеколона и сигарет, от вашего лимузина... Офонарели они от всего этого... да еще запах романа учуяли... если подслушали любые наши две фразочки — им достаточно! И вот я в большом авторитете поэтому...

— Какая разница — почему? Итог важен!

— Ну нет! Почтение из-за того, чья ты любовница? Спасибо... не надо. Сгорю я от такого почтения! Нет, как ты мог? Ворваться вдруг в школу, так подставить меня... А все почему? «Мне, Шведову, захотелось... я беру, заверните!» «Все мое, сказало злато, все мое, сказал булат»... Нет, миленький. Четыре встречи наедине, две в компании — из-за этого я способна, по-твоему, наплевать на двадцать лет своей жизни, на семью, перед которой и без того виновата чудовищно? Да, была дрянью... слабой, потерявшей голову... но была, понятно? Все кончено, Шведов! Все кончено! Спасибо, но на этом — шабаш, отбой, точка...

— Только не надо заклятий, — Шведов прищурился. — Сама ведь не заметишь, солнышко, как точку переделаешь в запятую...

— Нет! Лучше я палец себе оттяпаю... как описано у классика. Игорь... сделай мне одолжение... напоследок — спустись через три минуты после меня. И по лестнице другого крыла: я направо из класса, а ты налево. Просто на всякий случай, хорошо?

Не дожидаясь ответа, Маша схватила сумку и... исчезла.

А Шведов, он так и остался стоять у окна, щелкая машинально зажигалкой. Он даже не заметил, как полыхнула его пепельница-лодочка из бумаги, хорошо что это еще на каменном подоконнике стряслось, а когда собрался потушить костерчик, так сразу передумал: просто ждал, пока лодочка превратится в черные хлопья. Может, от этого ЧП, а может, помятуя о Машиной просьбе, но надолго остался он в кабинете литературы, настолько долго, что не увидел, как на лестнице встретились Маша и... Сергей.

Все самообладание, все способности к лицедейству понадобились Маше, чтобы не выглядеть затравленной, чтобы не оглядываться, чтобы не звучал фальшиво голос.

— Привет! — расплылся в улыбке Сергей. — Вот надумал зайти за тобой...

— Да? — схватив мужа под руку, Маша стремительно увлекла его прочь из школы. — И хорошо сделал! Отлично просто! Видишь, как у нас совпало все... красота! И пошли скорей...

Сергей изумленно смотрел на жену.

Этим воскресным утром Маша проснулась от неясного шума, доносившегося из соседней комнаты. Открыв глаза, она прислушалась. Недоверчиво хмыкнула и, откинув одеяло, встала.

В гостиной под неистовые звуки какого-то видеоклипа Юля пылесосила ковер.

— Что это ты вдруг сподобилась? — недовольно поинтересовалась Маша.

— А, мамочка! Доброе утро.

— Может, оно и доброе, только лично я в этом сильно сомневаюсь. — С явным недоверием к работе дочери, потерев ногой ворс ковра, Маша продолжала предъявлять претензии: — Я же, кажется, русским языком просила тебя вчера: веди себя потише. По-ти-ше!.. Могу я хотя бы в субботу нормально выспаться, а?!

— Мамочка, уже десять часов.

— Ну и что? Ну и что?!

— Просто ты никогда позже десяти не спишь. — Юля недоуменно пожала плечами.

— А сегодня, представь себе, решила поспать до двенадцати. Имею я право, в конце концов?!

— Конечно, мамочка, конечно, но просто вчера ты так долго негодовала по поводу того, что квартира, давно не пылесосилась... Вот я и решила...

— Что ты решила?! — перебила Маша. — С утра пораньше погудеть у матери над ухом пылесосом! Спасибо, доченька, за трогательную заботу.

Вероятно, если бы не зазвонил телефон, Маша бы распиналась еще очень и очень долго.

— Подойди к телефону!

Юля ловко выключила ногой пылесос и побежала в соседнюю комнату к телефону.

— Меня нет! — крикнула вдогонку Маша.

— А где ты?

— Эмигрировала!

— Куда? — уже хватая трубку, уточнила Юля. — В Америку или в Израиль?

— В Таджикистан!

— Але? Марию Петровну... Ой, вы знаете, вам не повезло, ее нет... Когда будет?.. А никогда, вероятно. Так получилось. Она эмигрировала...

— Ты с ума сошла! — заорала Маша.

— Нет, в Таджикистан. Пожалуйста. Положив трубку, Юля вернулась в гостиную.

— Кто это был?

— Кажется, ваша завучиха.

— Антонина Павловна?! Ты что, с ума сошла? Подозвать не могла?!

— Как заказывали, — снова включая пылесос, ответила Юля. — Ваше дело распорядиться, наше — исполнить!

— Сашка на тренировке? Юля кивнула.

— А где этот? Глава семейства?

— Че-то там на кухне возится. ,

— Не иначе как пирог печет.

И снова занудное Машино утреннее брюзжание прервал телефонный звонок.

— О Господи! Просто Смольный какой-то!

Юля бросилась к телефону, а Маша между тем уставилась на экран телевизора — очередной видеоклип был громок, ярок и невразумителен.

— Смольный слушает! — донесся из соседней комнаты Юлин голос.

— Бред какой-то...

Маша решительно переключила программу. В кадре крупным планом возник Игорь Андреевич Шведов. Маша так и замерла перед телевизором.