– Разве личная привязанность роли не играет?

– Разумеется. Но разве мистер Беддоуз тебе не нравится?

– Я им восхищаюсь.

– Восхищение – не худший фундамент, чем любовь тех, кого любим, мы пытаемся превратить в совершенное существо в соответствии со своим идеалом. Тому, кем восхищаемся, стараемся подражать. Да, взаимное восхищение – превосходный фундамент для супружества.

– Мадам, я в замешательстве. Почему мой отец меня к вам послал? Почему сказал, что мне предстоит научиться шить, когда…

– Он не мог объяснить тебе, что из себя представляю я или мое заведение. Это вообще трудно объяснить. Надеюсь, что ты здесь была счастлива. Может, ты видела кое-что, не предназначенное для твоих глаз, – каждая из вас живет собственной жизнью, и то, что хорошо для одной, другой не подходит. Главное наше достоинство – терпимость. В терпимости нельзя зайти слишком далеко, дорогая. Ты никого не осуждаешь и не обвиняешь. Ты просто говоришь: «Этот путь не для меня». Вот и все, Здесь нет несчастных. Это моя мера добра и зла. Счастье – добро, печаль – зло. Если я дарю счастье, значит, творю добро.

– Понятно. А вы обрадуетесь, если я приму предложение мистера Беддоуза?

– Лучшего для тебя и пожелать нельзя. Я очень за тебя порадуюсь, и твой отец тоже.

– Мой отец?

– Ну, конечно же, он тоже хочет, чтобы ты была счастлива.

– Так, значит… его это беспокоит?

– Беспокоит? Разумеется, беспокоит. Он регулярно посылает мне письма и спрашивает, как продвигаются твои дела.

– Я не знала.

– Тебе самой он написать не может. Ему этого не позволяют сделать условности. Он совершил предосудительный поступок, за который, стань об этом известно, ему грозит общественное порицание. Ты, конечно, можешь назвать его трусом. Но будь терпима, Мелисанда. Всегда пытайся взглянуть на мир глазами других, это поможет тебе взрастить в себе лучшее, на чем держится этот мир: доброту, терпимость, сострадание и любовь.

Мелисанда наклонилась и поцеловала Фенелле руку.

– Полагаю, – сказала она, – я приму предложение мистера Беддоуза.

В ту ночь и на протяжении всего следующего дня Мелисанде не раз приходила в голову мысль о том, скольких трагедий можно было бы избежать, если готовиться к потрясениям заблаговременно.

Горничная-француженка одевала ее, Клотильду и Женевру.

Женевра болтала без умолку, поскольку горничная, не знавшая английского, все равно не могла поддержать беседу.

Женевра, затянутая в корсет, ждала, когда на нее наденут шелковое платье. Клотильда расслабленно лежала в кресле. Мелисанда стояла перед зеркалом и смеялась, держась за спинку стула, пока Элиза туго затягивала на ней корсет.

– Хватит, – сказала Женевра. – Assez, assez! А то бедняжка упадет в обморок прямо в объятиях мистера Беддоуза. Но я готова поспорить, что его сегодня опередит тот, другой джентльмен.

– Это правда, – спросила Клотильда, – что ты вы ходишь замуж за мистера Беддоуза?

– Я еще не решила.

– Ты делаешь ошибку, – покачала головой Клотильда. – Я по твоим глазам вижу. Величайшую ошибку…

– Как ты можешь быть в этом уверена? – возразила Женевра. – Что для одного лекарство, для другого – яд.

Что для одной девушки приятно, для другой – болезненно.

– Мадемуазель готова? – спросила Элиза. Мелисанда кивнула, и поверх многочисленных нижних юбок легли мягкие бархатные складки.

– Ах, – воскликнула Элиза, – c'est charmante. Мадемуазель будет первой красавицей на soiree.

– Предательница! – вскричала Женевра. – А я как же?

– Женевра тоже красавица, – ответила Элиза. – Но мадемуазель Мелли… ах, parfaite!

– Просто на мне сегодня платье красивее, – сказала Мелисанда.

– Ну, разве это справедливо? – гневно нахмурилась Женевра. – Ты свою добычу поймала. А мне еще нужно охотиться. Ты знаешь, что родственники моего Тедди пытаются принудить его жениться на девушке из благородной семьи?

– Никто его не принудит, – успокоила ее Мелисанда. – Ты этого не допустишь.

– Бедняжка Тедди, – вздохнула Женевра.

Клотильда же сказала:

– Ты влюблена, Мелисанда, но не в этого своего адвоката.

– Я считаю, – ответила Мелисанда, – да и все считают, что это был бы очень удачный брак.

– Но удачный брак не обязательно бывает счастливым.

– Любовь! – вмешалась Элиза. – L'amour, ma cherie… это самое прекрасное на свете.

– Любовь, любовь, любовь! – воскликнула Женевра. – Разве на любовь проживешь? Разве любовью можно питаться? Разве из нее построишь крышу над головой?

– Все остальное не имеет значения, – возразила Клотильда.

– Согласна, если у тебя уже есть еда и кров. А если нет? – парировала Женевра.

– За любовь можно отдать все, что угодно.

– Все, что угодно, можно отдать за корку хлеба, если ты умираешь от голода. Ты, дорогая моя Кло, никогда не голодала, мне это совершенно ясно. И на фабрику ни когда не заглядывала, правда? А я там была. И вот что скажу. Дайте мне пищу, дайте крышу над головой, освободите от необходимости зарабатывать на жизнь, и тогда… если я чего-нибудь еще могу просить… дайте мне любви. А ты, Мелли, выходи замуж за своего адвоката. Играй в ту же игру, что и я. Конечно, у меня ставка выше – я в один прекрасный день стану миледи. Я начала ниже, но нацелилась выше, но мы карабкаемся по одной и той же лестнице. Фермор Холланд – мужчина привлекательный. И соблазнительный, не буду отрицать. Но не будь дурочкой, моя милая. Все это долго не продлится, а что будет потом? В лучшем случае ты пойдешь по рукам, как старое платье. Сначала его надевает леди, потом ее горничная, потом экономка… потом им моют пол на кухне… а потом его выбрасывают в помойное ведро. Нет, мои дорогие, я в жизни многое повидала. Нельзя допускать, чтобы тебя передавали из рук в руки. Любовь проходит, супружество продолжается. Не обольщайся сладкой карамелькой. Адвокат – человек рассудительный. Стал бы он вступать в этот брак, если бы твой отец не придал тебе должной привлекательности?

– Мой отец?! – вскричала Мелисанда.

– Конечно, девочка моя. Тебе повезло. Ты из тех же, что наша Люси. Ее отец купил для нее молодого многообещающего адвоката, и твой делает то же самое. А таким нищенкам, как я, приходится самим о себе заботиться. Поэтому я так и вцепилась в Тедди. Тедди не нужно приданое, ему нужна одна лишь Женевра. Мне нелегко, но такое и раньше случалось, а если смогли другие, смогу и я.

– Приданое… – растерянно повторила Мелисанда.

– Да, я все знаю – и держу ухо востро.

– У тебя ужасные манеры, – сказала Клотильда. – Боюсь, что их уже ничем не исправить. Даже если станешь миледи, все равно будешь подслушивать у замочных скважин.

– Говорят, что тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит, – скривилась Женевра. – Ну и что из того? Все равно полезно знать, что о тебе говорят – хорошее или плохое. Кто же скажет что хорошее у тебя за спиной? Мои дурные манеры не раз меня в жизни выручали. Поэтому мне и известно, какой у нашей Мелисанды добрый папочка. Тебе повезло, милочка. Мадам говорила Полли, что он подробно изучил всю подноготную твоего мистера Беддоуза и заключил, что этот молодой человек будет подходящим мужем для его паршивой овечки. В тот день, когда ты сделаешься миссис Беддоуз, твой адвокат получит кругленькую сумму и приличную практику. Он, доложу я вам, заключает двойную сделку. Получает и нашу милашку Мелли, и состояние. Ему даже чуть больше повезло, чем Фрэнсису с Люси. Эй, в чем дело, милая?

– Я этого не знала, – прошептала Мелисанда. Клотильда, Женевра и Элиза не отрывали от нее глаз.

На ее побелевшем лице как два зеленых огня горели глаза. Она молчала.

– Женевра… дурочка! – проговорила Клотильда.

Тогда Мелисанда подала голос:

– Нет, нет! Спасибо тебе, Женевра. Ты правильно делаешь, что подслушиваешь. Спасибо тебе. Дурочка-то я, Клотильда, потому что я поверила, будто он хочет жениться на мне. Я ничего не знала о приданом. Говоришь, у меня добрый папочка? Наверное, так оно и есть. Ты говоришь, кругленькая сумма? Значит, сама по себе я не так уж дорого стою, если жениху дают такие большие деньги.

Она захохотала. Женевра начала волноваться – не слишком ли много она наболтала? Первой пришла в себя Клотильда.

– Мелисанда, – сказала она, обняв подругу за талию, – ты понимаешь, так принято. За всеми благородными девушками дают приданое. Просто так принято.

– Не надо мне этого объяснять, – сверкая глазами, возразила Мелисанда. – Теперь все ясно. Я как будто повязку на глазах носила. Спасибо, Женевра, что ты ее сняла. Ах, как бы мне хотелось быть такой же умницей. Поживи я с твое в трущобах, с самого начала познала бы людей. Мы с тобой такие разные, Женевра. Ты все видишь в истинном свете, а я была такой глупой… такой дурочкой. Теперь я все поняла. Эти порядочные мужчины больше других достойны презрения. Этот адвокат, которому не терпится на мне жениться… из-за приданого. Он еще хуже тех двоих. Спасибо, Женевра. Спасибо, что раскрыла глаза на те вещи, которые мне самой следовало знать.

– Ладно тебе, – сказала Женевра. – Успокойся, дорогая.

– Понимаешь, милая, они тебе только добра желают, – объяснила Клотильда. – Они же не виноваты… И он не виноват…

– Мне надо было сразу сказать. Разве ты не понимаешь, я не могу выносить лицемерия, притворства. Они меня все обманули, кроме…

– Ну и дура же я, – сокрушенно произнесла Женевра. – Я думала, что ты все знаешь. И про Люси тоже…

– Это я – дура. Я ни в чем не разбираюсь. Живу как слепая… и не способна разглядеть правду, пока добрые люди вроде тебя не подсунут ее мне под самый нос. – Она положила девушкам руки на плечи. – Ах, Женевра, Клотильда, вы настоящие подруги. Вы не притворяетесь, что лучше, чем есть на самом деле. А те, кто строит из себя порядочных, – дурные люди, я их ненавижу. И мужчину этого теперь ненавижу. Никогда его не любила, но восхищалась им. Уважала его. Какая идиотка!