У Люси была другая история. Она выросла в деревенской тиши, с гувернанткой. Девушка жила у Фенеллы два месяца и собиралась выйти замуж за порядочного и серьезного молодого человека, с которым здесь и познакомилась.

История Клотильды отличалась от двух предыдущих. Дочь высокопоставленной дамы и ее дворецкого, Клотильда в детстве воспитывалась в доме у матери. Характер у девушки был легкий. В отличие от Люси, она не стремилась всячески показывать, что в ее жилах присутствует примесь голубой крови. Не преследовала ее, как это было с Женеврой, и жестокая необходимость навсегда расстаться с нуждой. Клотильда меняла сердечные привязанности со скоростью метеора, не признавая ограничений. Не будь она отчасти благородного происхождения и не посылай ее мать регулярно Фенелле приличные суммы, она бы оказалась в одной комнате с Дейзи, Кейт и Мэри Джейн. Женевру же от такой участи спасали лишь ее исключительная привлекательность и сила характера.

Девушки проводили время вместе, но прекрасно при этом понимали, что попали к Фенелле разными путями. Дейзи, Кейт и Мэри Джейн в Фенелле души не чаяли. Она спасла их, по словам Женевры, от участи, близкой, судя по описанию, к тому, что было хуже смерти – от изнурительной работы и голода, от унизительной нищеты, которая постигла многих в голодные 1840-е годы. Одну из них она нашла в лавке, другую – в швейной мастерской, третью – на улице; и все же в этих жалких отбросах женского пола Фенелла сумела разглядеть столь милую ее сердцу красоту. Поэтому она и привела их к себе в дом, накормила, дала образование, и они стали демонстрировать ее наряды. Удачного замужества Фенелла им гарантировать не могла – разве что за редким исключением. Иногда, к взаимному удовольствию, эти девушки развлекали джентльменов, а джентльмены – девушек. Фенелле, равно как и обеим сторонам, подобное общество шло на пользу. Такое приятное времяпрепровождение девушки, конечно же, предпочитали тяжелому труду и полуголодному существованию, которые им могли бы предложить фабрики и мастерские. Они расцвели и поправились. Как говорила Фенелла: «Пускай лучше торгуют добродетелью, чем здоровьем. Уж лучше продавать то, что имеешь, любовнику, чем фабриканту. В моем доме они получают еду, отдых и комфорт, а это больше, чем они получили бы, работая на фабрике».

Женевра тоже принадлежала к этой категории, сумела доказать, что обладает особым талантом. Женевра завладела вниманием знатного лорда, а Фенеллу чрезвычайно развлекало и забавляло, как простая девчонка с улицы, получившая в салоне весьма поверхностное образование, одну за другой одерживает победы в войне с противоположным полом.

Мелисанде дни, проведенные в доме Фенеллы, доставляли удовольствие, вечера же немного ее настораживали.

По утрам девушки просыпались поздно, после того как служанка приносила им в комнату чашки с шоколадом. Некоторое время они лежали в постелях, с обычной откровенностью обсуждая подробности минувшего вечера. Потом читали книги, выбранные для них Фенеллой. Иногда Фенелла присоединялась к ним за обедом, чтобы поговорить о политике и литературе. После обеда девушки отправлялись в парк подышать воздухом – либо катались в экипаже Фенеллы, либо гуляли по усыпанным гравием дорожкам в сопровождении Полли. В парке они часто встречали джентльменов, которые бывали у Фенеллы. По возвращении все четыре грации направлялись в салон, где им подбирали платья для предстоящего вечера. Затем они удалялись в свои комнаты и облачались в вечерние туалеты с помощью двух горничных-француженок, которые сразу же привязались к Мелисанде и с удовольствием болтали с ней по-французски.

Мелисанда потихоньку оправлялась от потрясений, пережитых в Корнуолле. К ней вернулась свойственная ей жизнерадостность, она легко приспособилась к окружающим и теперь превращалась в ту очаровательную, живую и остроумную юную даму, которую намеревалась сделать из нее Фенелла.

Монахини в ужасе воздели бы руки к небесам. Мелисанда и сама удивлялась: неужели она, будто хамелеон, меняет цвет в зависимости от окружающей обстановки? Вот она, одетая в изящные наряды, смеется вместе с девушками и, как и они, ведет счет своим победам.

Умалчивать об этом подруги по пансиону ей, разумеется, не позволили. Им удалось кое-что выведать у Мелисанды, хотя она и намеревалась держать свои сердечные дела в секрете. Скрытной ее назвать было нельзя, и все-таки о том, что сэр Чарльз приходится ей отцом, она девушкам не сообщила, чувствуя себя обязанной считаться с его желанием сохранить тайну. Но она рассказала им про Леона и Фермора в надежде, что эти девушки, прекрасно, как ей казалось, разбиравшиеся в жизни, помогут ей понять этих двух мужчин.

– У тебя, вероятно, был возлюбленный, – стали допытываться они однажды утром, прихлебывая шоколад.

– Еще совсем недавно, – призналась Мелисанда, – я думала, что вскоре выйду замуж.

Женевра отставила свою чашку:

– И ты молчала! Что же случилось? Он был каким-нибудь герцогом?

– Завистники помешали? – предположила Люси.

Клотильда терпеливо ждала продолжения.

Мелисанда поведала им историю о том, как познакомилась с Леоном, о его стремлении к свободе, о внезапной смерти маленького Рауля, в результате которой Леон унаследовал состояние.

– Состояние?! – вскричала Люси. – И ты от него отказалась? Ну и дурочка же ты, Мелисанда.

– Тебе следовало подождать, Мелли, – рассудительно произнесла Женевра. – Нужно было выслушать его объяснения.

Клотильда же, глядя, как это часто бывало, куда-то внутрь себя, словно созерцая минуты близости с одним из своих возлюбленных, сказала:

– Если бы ты его по-настоящему любила, не уехала бы, не повидавшись с ним. Признайся, ведь был еще кто-то?

Мелисанда молчала, но девушки хором принялись допытываться:

– Был кто-нибудь? Был?

– Я не знаю.

– Нет, должна знать, – настаивала Клотильда. – Хотя, – добавила она, – может, только сейчас об этом догадалась.

И тогда Мелисанда рассказала им о Ферморе, о его коварстве и обаянии, о том предложении, которое он сделал, будучи помолвленным с Каролиной, о рождественской розе, которую он вместе с запиской подсунул ей под дверь в свою брачную ночь.

– Он негодяй, – объявила Люси. – Ты правильно сделала, что не связалась с ним.

– Они в самом деле такой красавчик, как ты рассказываешь? – спросила Женевра.

За Мелисанду ответила Клотильда:

– Навряд ли. Мелисанда была влюблена и смотрела него сквозь розовые очки.

– Скажите, – спросила Мелисанда, – как же я должна была поступить?

– Разумеется, подождать и объясниться с Леоном, – ответила Люси.

– Выйти за него замуж и уехать в его поместье… в общем, не важно, куда, – добавила Женевра.

– Ты не должна была уезжать от того, кого любила, – прощебетала Клотильда.

И они стали обсуждать Леона и Фермора так же, как обсуждали собственных возлюбленных.

– Но тебе долго тосковать не придется, – пообещала Женевра, – скоро появится из кого выбирать.

В тот вечер в салоне Фенеллы собралось блистательное общество. Девушкам, как было заведено, предстояло присоединиться к гостям после ужина. Одетые в самые изящные платья, придуманные модистками Фенеллы, они должны были общаться с посетителями. Красотки Фенеллы, наряду с едой и напитками, считались украшением ее приемов.

Ничто не предвещало Мелисанде, что этот вечер будет чем-то отличаться от всех остальных. На ней было чудесное платье – такого красивого и смелого наряда ей еще не приходилось надевать, лиф из шелкового фая с заостренным корсажем был так узок, что пришлось даже ее тонкую талию зашнуровать потуже, чем обычно, дабы он налез. Юбка представляла собой пышно насборенное тончайшее черное кружевное полотно, прошитое золотистой нитью, прикрытое изумрудно-зеленой тканью. Декольте было очень глубоко, а спину до самой талии прикрывала лишь черно-золотистая ажурная сетка. Платье было скроено так, чтобы подчеркивать каждый изгиб женского тела.

На Женевре было похожее платье, только голубое, под цвет ее глаз. Люси, одетая в серое, производила впечатление скромницы, а Клотильда в красном – соблазнительницы. Дейзи, Кейт и Мэри Джейн должны были, если понадобится, спуститься позже.

Девушки вошли в салон, и почти все головы повернулись в их сторону. Фенелла разглядывала своих подопечных, восседая, как на троне, на стуле с высокой спинкой. Она никак не могла решить, какое платье ей больше нравится – зеленое или голубое. Зеленое, как ни странно, казалось проще голубого; не потому ли, что ему передался характер той, на ком оно было надето? Таких, как Женевра, одна на тысячу, размышляла Фенелла. Вполне возможно, что ей удастся заполучить своего лорда. Но хватит ли у нее на это ума? Жаль, что Мелисанде предначертано выйти замуж за адвоката или кого-нибудь из этого круга. Надо поскорее подобрать человека, и пусть начнет ухаживать. Мелисанда не должна знать, что все устроено заранее. Что-то в упрямом повороте ее головы говорило о том, что она может отказаться вступить в подобные отношения. Нет, эта девушка обладает очаровательной простотой; сейчас она пребывает в некотором смятении чувств и требует осторожного подхода. Женевра-то прекрасно сама о себе позаботится. В лондонских трущобах произрастают более выносливые растения, чем во французских монастырях.

К Фенелле направлялся какой-то молодой человек. Она его не узнала и помнила, что приглашения от нее на этот вечер он не получал. Подобные незваные гости у нее обычно раздражения не вызывали (иногда она изображала недовольство, но в душе искренне восхищалась их смелостью), особенно если к ней в салон заглядывал столь привлекательный молодой человек.

Ростом он был далеко за шесть футов. А какое высокомерие! Какая наглость! Но все же она заметила в его голубых глазах веселую искорку. Лицо наглеца, но наглеца не без чувства юмора. Фенелла сразу прониклась к нему симпатией.

Он взял протянутую ему руку и прикоснулся к ней губами.