Анна Грэм - Мэгги и Медведь

— Я не верю, что у вас нет личного помощника.

— Отчего же, есть, но она ждёт ребёнка.

— Поздравляю, — прозвучало, как «соболезную», так уж вышло. Конечно же, он женат. Такие мужчины одинокими не бывают в принципе. А я губу раскатала. Придётся долго и мучительно закатывать обратно.

— Если возле меня находятся беременные женщины, то это совершенно не значит, что в их положении виновен я.

Не удивлюсь, если в его присутствии женщины начинают овулировать трижды в месяц — тестостерон просто веет в воздухе, однако это известие приносит мне облегчение. Маршалл отдаёт мне кипу документов, которые я должна зарегистрировать и разнести по соответствующим отделам. Мы въезжаем на территорию отеля, он глядит на часы, а я и так знаю, что уже близится к полуночи. Затяжной у меня рабочий день.

— Я завтра отсыпаюсь, вам советую сделать то же самое. Напоминаю, вы приходите к одиннадцати. Водитель отвезёт вас домой.

Надо же, как мило. Может, не такой уж он и зверюга, как я хочу думать. Смотрю, как его двухметровая фигура (боги, какая задница!) скрывается в фойе отеля и чувствую, что скоро мой фиолетовый Крис сменит имя.

Я переехала в приёмную. Пока Маршалл не гоняет меня по мелким делам, я занимаюсь колонкой. Одна дама пишет о неразделенной любви к женатому начальнику. Просто бинго. Не знаю, насколько Маршалл Медведь всё-таки женатый, но мне стоит внимательнее ознакомиться с материалом. Я пока держусь, но меня скоро прорвёт. Я надеюсь пробыть в адеквате все эти три недели, пока его люди разбирают наше бедное издательство по винтику.

Стучусь и заношу ему поднос с кофе. Понятия не имею, какой кофе он пьёт, потому выставила всё, что имелось на кухне: сахар, сливки, корицу и даже столетний «Бейлиз». Он ведь не портится?

— Запомните, я не ем красного мяса, молока, не употребляю крепкий алкоголь и кофе.

Вот это номер! Вот это ответ на все мои старания. А я так хотела быть хорошей секретаршей. Да и вообще, как так можно? Жить без кофе?!

— Вы что, робот? — ляпаю я и тихо ойкаю, когда Маршалл поднимает на меня глаза и хмуро сводит брови. Ой, сейчас мне влетит за субординацию.

— Нет, — односложно отвечает он без тени негодования в голосе, и я вдруг начинаю чувствовать волю.

— Как вы вообще расслабляетесь? — что я несу? Мэг, остановись! Откладываю поднос и иду к окну. Надо проверить, живы ли цветы. Это, вроде как, тоже моя обязанность.

— Сон, спорт, секс, путешествия.

— Путешествия? — однако, мне хотелось уточнить предыдущее слово. Я замечталась, водичка в кактусе начала капать через край. — На пляже валяетесь или…

— Горные лыжи, альпинизм, серфинг.

— Кошмар какой-то.

— В смысле? — кажется, я его опять удивила. Он откладывает документы и откидывается на спинку кресла, с интересом разглядывая меня снизу вверх.

— Скука, — небрежно фыркаю я, откладываю леечку и забираю поднос. Весь кофе будет мой и плевать, что я потом не пойму, куда ускакало моё сердце от такой дозы кофеина.

— Скука?! — удивлённо скидывает брови он. Наверное, привык, что все вокруг начинают охать и ахать, как это круто и какой он молодец, разносторонняя личность и так далее, но от меня он этого не дождётся, пусть извинит.

— Угу, скука.

Всё как у типичных богачей. Наверняка ещё яхты, самолёт, красная комната боли… А ещё я терпеть не могу подвергать свою жизнь бессмысленной опасности. Все эти катания на слонах, прыжки с парашютом, дайвинг с акулами — люди, ну вы чего?! Чем вам так жизнь не мила, что вы так настойчиво пытаетесь с ней расстаться каждый отпуск?! Счета по кредиту не дают спать спокойно? Хотя это я понимаю, у самой такая же беда. Красивая смерть. Нет человека — нет кредита. Подумаю над этим, если совсем припечёт.

— Кстати, ничего, что я в джинсах, а то, может, у вас и к внешнему виду требования?

— Надевайте, что хотите. Мне не гардероб ваш нужен, а ваши мозги.

На том и порешили. Привет, любимые балетки и футболка «Rolling Stones», раз уж мой мэйк-ап а-ля тайваньский трансветит вас не впечатлил.

На том и порешили. Привет, любимые балетки и футболка «Rolling Stones», раз уж мой мэйк-ап а-ля тайваньский трансветит вас не впечатлил. Пока я распиналась в кабинете, в приёмную вошли мужик и двое мелких пацанов, которые, как пара гусят за гусыней, шли за ним едва ли не строевым шагом. Маршалл делает мне знак, мол, нормально всё, пропусти, а мальчишки остаются смирно сидеть в приёмной, но ровно до тех пор, пока старший посетитель не скрывается в дверях. Они тут же, как два мячика, подскакивают с кресел и бегут ко мне. Ровно за пятнадцать секунд я узнаю, что одного зовут Кайл, а другого Коннор, одному пять, другому — восемь, и это страшно серьёзный дядя, с которым они пришли — их папа.

— Дядя Соломон — это брат нашего папы. А наш папа очень строгий, и он как дедушка — генерал, — лопочет младший, едва не захлёбываясь воздухом, так спешит, бедный, мне всё выложить.

— Он — полковник, ты чего? — пихает его в бок старший.

— Он — генерал, отстань. Я тебе погоны показывал? Показывал. Чего ты споришь? — Пока мальчишки шикают друг на друга, я раскладываю инфу по полочкам. Вот откуда Господин Медведь такой деревянный. С таким папочкой не пошалишь. Был у меня одноклассник, его папаша, капитан ВВС США на всю голову, бил его линейкой по рукам за невовремя вырученные уроки. Смотрю, у ребят видимых следов нет. Надеюсь, тут всё не настолько плачевно.

— Дядя Соломон хороший. В прошлые выходные он возил нас в «Диснейленд». Кайлу он вчера подарил сигвей, а мне велосипед. А папа ругался. Они иногда кричат друг на друга. Папа говорит, что мы должны хорошо учиться, дядя Соломон говорит, что мы ещё дети…

Да уж, с младшим Маршаллом нельзя ходить в разведку. Старший же сидит насупленный на диванчике для посетителей и теребит стопку журналов.

— А комиксов нет?

Я удрученно вздыхаю, качаю отрицательно головой и даю им на растерзание свой телефон, в котором записаны столетние игрушки-расслабушки, а сама навостряю уши в сторону кабинета.

— Чего ты их дергаешь? Пусть побесятся. Ты, как наш отец, — Маршалл распекает братца, а я вслушиваюсь в интонации его голоса, сравниваю, как он говорит с родными и как с подчиненными. Как будто мне больше заняться нечем, ну честное слово.

— Дисциплина в первую очередь.

— Ой, да брось.

— Слушай, Сол, ты хоть понимаешь, что подрываешь мой авторитет своими подарками?!

А вот в моих глазах авторитет господина Медведя поднялся сразу на несколько пунктов. Мужчина и дети. Дети и мужчина. Этот набор почему-то всегда вызывает неслабый отклик в женских сердцах и моё, накачанное кофеином под завязку, увы, не исключение.

— У парней должно быть детство, Цезарь. Ты сам был таким, помнишь?

Цезарь?! Серьёзно? Матерь божья, где вас таких делают?!

— Так, парни, ну что вы насели на мисс Сайверсон. Верните ей телефон, мы едем обедать, — когда Медведь Маршалл в сопровождении брата покидает своё логово, дети с криками «Ура, едем в кафе», едва не запрыгивают ему на голову. Мило-то как. Ну всё, сейчас расплачусь. — Прошу прощения, Меган, — он кивает в сторону галдящих племянников и закатывает глаза, мол, ну дети, что с них взять. — Сегодня меня уже не будет. Закончите с колонкой, можете идти домой.

Какой он всё-таки чудесный! Я лишь глупо хлопаю мокрыми от умиления глазками и чувствую себя дурой. Даже спасибо не сказала, не попрощалась толком ни с кем. Вот курица.

— Тётя Мэгги хорошая. Она мне нравится, — слышится из коридора писклявый голос мелкого, и я сникаю ещё больше.

Спасибо, малыш, кажется, нравлюсь я здесь только тебе.

Самое лучшее, что я могу делать промозглым утром выходного дня ровно в семь — это выгуливать соседскую собачку. Нет, не визажистки, а старушки напротив — у неё периодические приступы ревматизма и она в эти дни не выходит из дому (кстати, с визажисткой мы делаем это по очереди. Хоть какой-то плюс). Бедная Берта такая же старая, как и её хозяйка: подслеповатые глазки, местами свалявшаяся, давно не стриженая шерсть и недержание до кучи — иногда мы не успеваем добежать до улицы, поэтому салфетки и пакетики у меня всегда наготове.

С несчастной собачонки в буквальном смысле сыплется песок — я нагибаюсь каждые десять метров, припевая «Га-га у-ля-ля», потому что забыла плеер, а без него скучная проходочка по парку становится вовсе унылой. Мимо меня стадами проносятся утренние бегуны, а я иду себе, по сторонам не смотрю, всё равно ничего интересного…

— Мэган?

Ненавижу себя! Почему я забыла проклятый айпод?! Сейчас бы с воткнутыми наушниками я бы сделала вид, что ни черта не слышу, и вообще я это не я. Поднимаю глаза с земли и вижу Соломона Маршалла в мокрой от пота футболке (дайте я её выжму!), в шортах, открывающих мускулистые голени. На нём бейсболка, фитнес-браслет и прикрепленный к предплечью телефон и наушники, он похож на капитана футбольной команды, а не на великого и ужасного Соломона Маршалла — грозу малого и среднего бизнеса.

Я же в растянутых трениках, неумытая, с пакетиком собачьего дерьма в руках мнусь с ноги на ногу, пробуя податливость почвы — мне хочется туда закопаться. Просто фееричный провал. Я бью собственные рекорды.

— Доброе утро, мистер Маршалл, — пищу я, пряча несчастный пакетик за спину. Боги, где же урна?!

— Кто это тут у нас?! — он приседает на корточки, чтобы потрепать собаку. Старушка так счастлива, что дышать боится, а хвост того и гляди отвалится, так она им машет. Что ж, Берта, в этом я тебя понимаю.

— Это не моя, — зачем-то оправдываюсь я, когда Берта делает ещё кучку совсем рядом с его кроссовками «Найк». Когда я нагибаюсь, чтобы убрать за ней, мне хочется рыдать в голос.