Анна Грэм - Мэгги и Медведь

Сегодня нас покупают.

Я бегу в издательство в своих единственных, кое-где подкрашенных лаком для ногтей «Маноло Бланик» и молюсь всем богам, чтобы меня не уволили.

Издательство нашего маленького журнала находится на сорок пятом этаже офисного центра, и я теряю последние секунды, сходу влетая в спину незнакомца. На его идеальном сером пиджаке с искрой отпечатались мои густо напудренные щёки.

— Простите, — бурчу я и, огибая мужчину по параболе, лечу вперёд него к лифту.

— Будьте осторожны, мэм. Расшибётесь, — в спину летит насмешливый тон, но я даже не оборачиваюсь. Я злорадствую, потому что этот буйвол будет весь день ходить с моей пудрой на пиджаке. А какой скандал устроит ему жена (если она, конечно, есть)! Просто блеск.

Саймон, наш главный редактор, сдался быстро. Не сдаться было невозможно — на нас положил глаз сам Соломон Маршалл, которого в узких кругах и за глаза называют Медведь. Для меня он просто убийца. Убийца малого бизнеса. Всё, к чему он прикасается, перестаёт существовать. Вот и наш бедный журнал сегодня официально похоронят, загнав в состав «Эсквайр». Для нас обещали оставить пару страничек. Как мило. Казалось бы, радуйся, переходишь на ступень выше, но на эту ступень перейдут, увы, далеко не все. За таким поглощением всегда идут увольнения. Так сказал нам потный, трясущийся Саймон на вчерашней летучке.

Я понятия не имею, что будет со мной. Я исправно веду колонку «Спросите Сэнди Буш», но, конечно же, я не Сэнди Буш. Я Мэган (даже не Фокс) Сайверсон и я всего лишь её помощник. Наша местная звезда погрязла в собственном радиошоу и готовится выйти на местное кабельное ТВ, колонку же веду за неё я. Только мало кто об этом знает. Я эдакий призрак на грохочущих шпильках, но выбирать не приходится — на мне два кредита и квартиросъем, а платят здесь вполне сносно. Платили.

С сегодняшнего дня Медведь и его прихвостни будут проводить у нас полный аудит, в том числе стоять за спиной каждого сотрудника, оценивая его эффективность по критериям, известным, пожалуй, только им. Поэтому я вместо удобных балеток скачу на каблуках. Поэтому на моем лице вместо тонюсенького слоя bb-крема килограмм пудры, тоналки, основы, хайлайтера и прочих невообразимых вещей, названия которых похожи на заклинания. Благо сестра визажист. И потому я в узкой классической юбке вместо джинсов и с «ракушкой» на голове вместо лохматого пучка, в который я обычно втыкаю карандаш, чтобы не развалился.

Как назло, с лифтами творится что-то странное. Люди подходят к дверям, жмут кнопки, жмут ещё и ещё и переходят к соседним. И так делает каждый, будто по вшитому в подкорку алгоритму. Когда я добегаю, наконец, до фойе, у двух, единственных оставшихся в рабочем состоянии лифтов уже собрались две длинные очереди. Пристраиваюсь в хвосте и поглядываю на другую, которая, кажется, бежит быстрее. Вот так всегда. Удачливость — не моё качество.

На подходе втыкаюсь уже в знакомую спину с остатками моей пудры.

— Пропустите, — я пру на таран, как олимпиец в двух сотых секунды до победы, вкладываю в голос столько строгости, что не отступить невозможно. Когда я говорю так, даже самые храбрые секьюрити на входе в бары и самые алчные сучки на распродажах теряют свой боевой настрой, но здесь отчего-то это не работает.

— Соблюдайте очередность, мисс, — не отрываясь от своего айфона, абсолютно бесстрастно сообщает он мне.

— Я сюда первая пришла. Если я опоздаю, меня уволят, — его это, конечно же, не касается, но как аргумент, возможно, проймёт. Ему-то точно никакие увольнения не страшны, судя по модели телефона и часов.

— Стоило встать пораньше в таком случае. — Как же я ошибалась! Все мои попытки обойти этого бессердечного наглеца прервали двое клерков с двадцать второго, они зажали меня с двух сторон.

— Да вы знаете, сколько времени нужно с утра, чтобы стать похожей на человека?! — Я злюсь ещё и потому, что становится душно. Если я вспотею, то все мои труды потекут грязно-серыми разводами, а идеально-белая блузка покроется мерзкими желтыми пятнами. Рядом запахло кофе. Да, будет здорово, если меня ещё и кофеечком с утра окатят. Очень взбодрюсь, несомненно.

— Если вы без косметики не похожи на человека, я вам сочувствую.

Я захлёбываюсь возмущением и давлюсь собственным языком. Вот так всегда, стараешься себе стараешься, пытаешься достойно выглядеть, а тебе говорят, что ты страшная, а это, между прочим, вовсе не так! Я этого так не оставлю! Толпа тем временем вносит нас в лифт и раскидывает по углам, как бойцов на ринге, но я всё ещё лелею надежду дать сдачи.

Лифт лениво ползёт наверх, останавливаясь на каждом этаже. На двадцать третьем свет моргает, тухнет и включается снова, вызвав панику у старушки, стоявшей впереди меня. На тридцать восьмом толпа, состоящая из сотрудников колл-центра, схлынула, как вода после ежегодного открытия шлюзов на дамбе и, удивительно, но мы с буйволом остаёмся один на один.

— У вас спина, кстати, белая, — я хочу не упустить свой шанс хоть как-то испортить ему утро.

— Сегодня разве день дурака?

— Знаете, когда вы меня так нагло подрезали, мне пришлось расстаться с частью своего макияжа.

Наконец, он отрывается от телефона, поднимает глаза на меня, потом косится через плечо на зеркальную поверхность лифта, снимает пиджак и небрежно вешает на плечо. Признаюсь, засранец выглядит чудесно. Дорогая сорочка, запонки, парфюм и даже маникюр получше, чем у меня (кстати, давно пора обновить), а над его нарочито небрежной небритостью стилист колдовал, наверное, минут сорок. Глянцевая обложка, не меньше. Однако внешность внешностью, но того, что её обладатель — скотина породы козлина обыкновенная, это не отменяет.

— Оплатите мне химчистку, — как назло, он остаётся абсолютно невозмутимым, продолжая тыкать в смартфон.

— Ещё чего! Вы ничего не докажете. Всё, что вы скажете, будет использовано в суде против вас! — от неожиданности ляпаю я и густо краснею. Щёки горят и я надеюсь, что под слоем штукатурки этого не видно. Козлина поднимает взгляд и глядит на меня исподлобья, на лице его возникает какая-то плотоядная ухмылка. Мне становится не по себе. Он меня сейчас сожрёт.

Лифт коротко звякает, оповещая нас о том, что мы прибыли на долгожданный сорок пятый. Звякает ещё, но дверей не открывает. Гаснет свет.

— Упс, — только и могу произнести я сквозь гул нарастающей паники, закладывающей мне уши.

— Хм. — Слышу короткий смешок и вжимаюсь спиной в стенку лифта.

Только сейчас до меня доходит, что я заперта в тёмном, наглухо закрытом помещении с незнакомым мужчиной, к тому же, недружелюбно настроенным. Надеюсь, хотя бы камеры работают.

— Самое время поговорить о судебных издержках, мисс, — его лукавое лицо, подсвеченное экраном смартфона, исчезает в темноте.

— О каких таких издержках? — заикаюсь я, не сразу понимая, что он вроде как шутит.

— О судебных, — Он меня за дурочку держит?! Я то потею, то дрожу, то краснею, да что же это такое?! Состояние, будто меня по этим зеркальным стенам возят, как щенка. Достало. Соберись, тряпка, прекрати мямлить!

— Послушайте, мистер, отстаньте от меня, — шиплю из своего угла, как кошка. Проклинаю своё капризное решение поставить его на место и отыграться за своё плохое настроение. Проигравшей здесь, похоже, буду я.

— Я к вам ещё не приставал. А вот вы…

— Я? На что вы намекаете?! Что я вас домогалась?! — не понимаю, что творится в моих мозгах, если я несу такую беспросветную, двусмысленную чепуху. На моё спасение лифт раскрывает двери и я выбегаю из него так, будто из пасти хищника вырываюсь. Несусь в сторону уборных, чтобы прийти в себя и заодно вернуть на лицо потерянный слой пудры, несмотря на то, что жутко опаздываю. В таком состоянии мне на рабочем месте делать нечего. Вот же засранец! Давно меня так не выбивали из колеи.

Когда я, наконец, крадучись, проникаю в офис, то слышу из конференц-зала знакомый голос. Меня начинают терзать смутные сомнения. Сомнения перерастают в волнение, а волнение в ужас, когда в проеме распахнувшейся двери я вижу этого лифтового маньяка.

— Я — Соломон Маршалл и на ближайшие пару недель я становлюсь вашим непосредственным руководителем, — звучит, как смертный приговор.

Меня вталкивают в конференц-зал. Он смотрит на меня, я на него. Нет, увы, ни искры, ни бури, ни безумия. Я уволена. Однозначно.

Ну и имечко у него! Кто так называет детей?! Явно у него были проблемы в школе. Я просачиваюсь к стеночке, стараясь слиться со средой, пока мистер Соломон Маршалл, он же говнюк первостатейный, знакомит нас со своей свитой: аудиторы, юристы, служба безопасности. Но что-то подсказывает мне, что остаться незамеченной мне не грозит.

— А вас я попрошу задержаться, — он тычет золотым «Паркером» в мою сторону, и я понимаю, что влипла. Чак, наш дизайнер, наклонившись над столом, проводит ладонью по горлу так, чтобы видела только я — мол, попала ты. Показываю ему в ответ зубы. Юморист хренов.

Когда за последним сотрудником закрывается дверь, я начинаю себя чувствовать, как кролик перед удавом. Смотрю, как он медленно встаёт с кресла главного редактора (с которого согнал бедолагу Саймона), идёт к окну, вальяжно потягивается, хрустит пальцами. Он напоминает мне хищника. Да он самый что ни на есть хищник, который крушит компании одним ударом лапы. А ещё он здоровенный. Медведь же, не зря назвали.

— Будете моим ассистентом на время проверки. Отработаете химчистку.

Что?! Я стою и глупо хлопаю глазами так, что с ресниц начинает осыпаться тушь (которую соседка нанесла мне в пять слоёв), зато гнев придаёт мне уверенности.