– Я не могу, – покачал он головой. – Я не хочу возвращаться туда, где не будет тебя.

– Ты говоришь как персонаж из дешевой мыльной оперы! Это просто смешно. Не ты ли сказал мне, чтобы я убиралась?

– Я все равно не дал бы тебе уйти. Я остановил бы тебя, Даша. Ты не понимаешь. У меня ведь никогда никого не было, кроме тебя.

– Ты что, хочешь мне сказать, что я лишила тебя девственности? – Я, против воли, улыбнулась, и на лице Андре тоже мелькнула лукавая улыбка, которая так дьявольски шла ему.

– Этого я не говорил. Но у меня никогда не было того, что происходит у нас с тобой. – Он отвернулся, посмотрев сквозь пелену дождя на бушующее, темно-серое небо, словно решаясь сказать что-то, о чем я не имею ни малейшего понятия. – У меня никогда не было девушки, пти… Даша. Это правда. Я не говорил тебе, но ведь я и подумать не мог, что у нас все зайдет так далеко. Просто я не из тех, кто мечтает о буржуазном счастье, гриле по выходным и разговорах за завтраком…. Я сделан из другого теста, и вместо отношений в моей жизни были только проблемы. Я грешен в этом, я виноват перед тобой в том, что ждал их с самой первой минуты, когда ты вошла в мой кабинет. Ты, наверное, не помнишь, вы разговаривали тогда с матерью, думая, что никто не поймет вашей русской речи. Я слышал, как ты пыталась отговорить ее от операции, зная, что это совершенно бесполезно. Но никому еще не удавалось отговорить актрису, даже если операция грозит риском для жизни. Ты не представляешь, на что способны пойти люди ради внешней красоты. А ты… у тебя нет таких навязчивых потребностей. Ты смотришь гораздо глубже, и временами кажется, что ты способна заглянуть мне прямо в сердце.

– Ты уверен, что оно у тебя есть? – спросила я, ощущая, как вместе со струйками дождя по моему лицу стекают слезы. Что мне делать? Что делать с этим прекрасным мужчиной, которому я не могу больше верить и которого так люблю?

– Я не знаю. До знакомства с тобой думал, что нет. Со мной всегда было что-то не так, Даша. Никто не говорил мне, но я знал это и сам.

– Что ты имеешь в виду? – пробормотала я, нахмурившись. – Что с тобой не так?

– А разве ты не видишь сама? – Андре провел пальцами по моему запястью, и я невольно отступила назад.

Я не могла ему помочь, потому что и сама не понимала, что происходит. Я не желала оставаться и не хотела уходить. Меня начала бить дрожь. Дождь затих, и холод от промокшей насквозь одежды стал куда заметнее.

– Скажи, что это была за девушка, с которой Марко потом, как ты говоришь, разбирался? – спросила я. – Вы откупились от нее?

Андре бессильно развел руками.

– Откупились… Звучит странно, так, словно я действительно был виноват. Да, та девушка получила деньги, она достигла своей цели. Но может быть, я расскажу тебе об этом позже?

– Нет, сейчас, – упрямо помотала я головой.

– Ты уже почти сбежала от меня, я не могу так рисковать.

– Я не собираюсь оставаться с тобой после того, что случилось. Я просто не могу. Но я хочу понять, почему ты так поступил со мной?

Взгляд Андре потемнел, и он отвернулся, пытаясь скрыть от меня свои чувства.

– Нет ни одного шанса, что ты останешься со мной?

– Нет, – сказала я, и его глаза наполнились печалью.

– Да, моя дорогая птица, старые призраки выползают из своих грязных убежищ, чтобы разрушить мою жизнь. Ее звали Мишель, – сказал он тихо.

Тем временем площадь потихоньку стала заполняться людьми. По ручьям и лужам проносились равнодушные к непогоде машины, захлопали двери магазинов.

– И что же случилось? – снова спросила я.

– Мы познакомились на одной семейной вечеринке. Знаешь, я ведь почти уже не помню ее лица, хотя сам над ним работал.

– Она была твоей клиенткой, – догадалась я, и Андре неодобрительно покачал головой. – Да, была, но разве это имеет какое-то значение? Ей казалось, что у нее слишком курносый нос и неправильная форма верхней губы. Не знаю, для чего люди так стремятся к правильным чертам. Каждый человек прекрасен своей уникальностью. Знаешь, ни одной пантере не придет в голову, что ей нужно завивать усы.

– Странное отношение для человека, выбравшего своей профессией создавать силиконовые губы.

– Вообще-то я не в этом видел свое предназначение, – пробормотал Андре, морщась, как от пощечины. – Так или иначе, Даша, рассказывать-то нечего. Мишель хотела стать красивее, но потом выяснилось, что на самом деле она планировала стать богаче. Это было отвратительно. В результате я оказался гвоздем программы, частью циркового выступления уродцев. Она билась в рыданиях, когда это было нужно по ее сценарию, и быстро успокаивалась, когда не было зрителей. Актрисы могут быть очень убедительными. Многие ей поверили. Полиция, например.

– Ты хочешь сказать, что всё это было ложью? – спросила я, не в силах сдержать скепсис.

– Не все, – так же ядовито сказал Андре. – Часть ее слов, безусловно, соответствовала истине. Тогда многие смотрели на меня таким вот взглядом, как ты сейчас. Только Марко встал на мою сторону. Но он-то мой брат, ничего удивительного.

Я стояла и думала о том, что не могу ему полностью верить. Мне казалось, что правда и ложь смешались в темной глубине сознания Андре, как соленые воды океана смешиваются с впадающей в него горной рекой. Его темно-медовые глаза – лишь поверхность, и глубже не заглянуть…

– Что случилось с Сережей? – спросила я тихо.

– Ты замерзла, я же вижу, – сказал он – Пойдем, тебе необходимо согреться. Я ничего не могу поделать с тем, что случилось, но не допустить, чтобы ты всерьез заболела, – это ведь в моей власти.

– Почему ты не хочешь рассказать мне, что произошло между вами?

– Поедем, и я расскажу тебе все. Ты же воспаление легких подхватишь, Даша! – возмущенно воскликнул он. – Постой… ты боишься, да? Боишься идти со мной? Господи, как же я сразу не понял?!


Андре отошел от меня, пытаясь взять себя в руки. Потом огляделся по сторонам, скользнув взглядом по домам, по маленьким магазинчикам на площади, и тут увидел вывеску какого-то частного отеля, занимавшего целый подъезд небольшого четырехэтажного дома.


– Пойдем туда, – сказал он. – Что я могу сделать тебе тут, в гостинице в центре города? Пойдем, тебе нужно выпить горячего чая и переодеться. Тебя бьет как в лихорадке, ты что, не замечаешь? Даша, пожалуйста. Даю слово, что не стану удерживать тебя, пришлю твои вещи и даже помогу с билетом.

– Хорошо, – кивнула я наконец, чувствуя, как деревенеют от холода пальцы. Я ужасно устала, все, чего мне хотелось, – это лечь и закрыть глаза.


Андре снял номер на имя месье и мадам Немуа – незачем нарушать старые традиции. Портье в отеле сообщил, что, кроме люкса с выходом на крышу, других номеров не осталось – ничего не поделаешь, высокий сезон. Он явно не рассчитывал на то, что мы его снимем, но Андре не моргнув глазом подписал бумаги и бросил на стойку кредитную карту. Когда мы, наконец, зашли внутрь, я поняла, как вовремя это было сделано. У меня от усталости кружилась голова.

* * *

В затхлом номере было сумрачно, пахло застиранными простынями и ароматизатором воздуха. Андре распахнул высокие стеклянные двери, ведущие на крышу, и в комнату ворвалась свежесть. Номер был дорогим, с небольшой террасы открывался вид на всю площадь, но мебель, покрывала, кресла – все было старым, выцветшим, почти антикварным. В центре Парижа деньги брали за место, за вид из окна. И то, и другое было восхитительным, но я оказалась слишком измотанной, чтобы оценить это по достоинству.

– Идем, – шепнул Андре, подавая мне руку. Я сидела в кресле, не в силах подняться, но Андре уже включил воду в ванной комнате. Деловой, сосредоточенный, он вдруг снова стал тем Андре, от которого я не могла отвести глаз, но это ровно ничего не меняло. В грязь можно упасть, ею можно испачкать. Результат один и тот же.

– Выйди, Андре, – попросила я, когда мы зашли в ванную. Он посмотрел на меня с болью, но все же кивнул и, сжав губы, вышел прочь.

Я разделась быстро, просто бросив все на пол. Мокрая одежда была тяжелой и липкой. Как глупо вот так вымокнуть под дождем, от которого можно было легко спастись, всего лишь забежав под арку. А ведь Андре тоже промок насквозь.

Я забралась в горячую ванну и закрыла лицо руками. В первый момент ощущение было болезненным – слишком горячая вода против холодного, оцепеневшего тела. Потом я глубоко вдохнула и попыталась расслабиться. Пенная вода приятно щекотала руки, я смывала и смывала с себя все, что накопилось за день. Через какое-то время мои щеки порозовели, словно я целый день каталась на санках по снежным горкам. Я намылила волосы жидким мылом, оно пахло можжевельником. У Шурочки, маминой подруги, на даче много можжевельника. Зимой деревья так красиво зеленели, высовывая свои переплетенные кружевные ветки из-под снега. Интересно, как часто тут, в Париже, бывает снег?


Завтра я улечу из Парижа навсегда.


Эта мысль оказалась мучительной, но в то же время и освобождающей. Я нырнула под воду, зажмурив глаза, и замерла, насколько позволило дыхание. Все это должно было закончиться еще в прошлый раз, в аэропорту. Не стоило верить в сказку, но ведь я и не верила. Я просто хотела остаться с мужчиной, который сводил меня с ума. Все, что произошло потом, было лишь следствием.

– Даша, ты там в порядке? – услышала я за дверью обеспокоенный голос Андре. Кажется, он спрашивал уже не в первый раз, пока я была под водой.

– Нет, не в порядке, – ответила я, имея в виду ситуацию в целом, но не учла того, как Андре истолкует мои слова. Он влетел в ванную раньше, чем я успела пояснить. На нем не было рубашки, должно быть, он снял ее, чтобы просушить. Андре склонился надо мной и приложил руку к моему лбу.

– У тебя, кажется, жар, – пробормотал он, но я оттолкнула его руку, выдав при этом столб пенных брызг.

– Я же просила тебя не входить! – разозлилась я, сама не понимая из-за чего. – Никакого жара у меня нет.