Я решила, что если уж сделаю это, то сделаю как следует. Ради Эда. Ради себя.

Так я и сделала.


Потом на лестнице нас фотографировали и прочая ерунда. Тереза сунула мне крохотный белый сверток, перевязанный огромным розовым бантом. Внутри оказался медальон с камеей – вряд ли я такой когда-нибудь надену, но его явная чужеземная старомодность меня очаровала.

– Это медальон твоей матери, – сказала Тереза. – Открой его.

Внутри медальона лежал маленький локон. На мгновение я опешила. Возможно, это звучит ужасно, но мысль, что это волосы моей матери, почему-то показалась мне невыносимой.

– Это?.. – проговорила я, не в силах скрыть свои чувства. Я держала медальон на приличном от себя расстоянии, не в силах прикоснуться к волосам.

– Все в порядке. Это твои волосы, – успокоила меня Тереза. – Твой детский локон. Его положила туда твоя мама.

– А-а, – проговорила я. Это совсем другое дело. Я вынула локон и рассмотрела его, провела им по щеке.

– Я специально хранила его для этого случая, – сказала Тереза.

Я крепко обняла ее. Тереза – мастер на такого рода жесты.


Только зайдя в туалет в «Плюще» и внимательно оглядев себя в зеркале, я поняла, что все-таки свершилось. Отныне я замужем.

Я спросила себя, чувствую ли я себя по-новому.

Все говорят, что, когда выйдешь замуж, чувствуешь себя совсем по-другому, – так оно и оказалось. Я попробовала рукой воду. Подумала об Эде. Вроде бы без разницы, но я решила, что какие-то побочные эффекты, вероятно, еще не сказались. Впрочем, я чувствовала себя словно бы привязанной к Эду хотя бы потому, что мы сообща прошли все эти треволнения.

Взглянув на медальон у себя на шее, я подумала: «Теперь я настоящая женщина».

Не беспокойтесь, я вовсе не воспринимала себя всерьез.

И все-таки чем же он делал меня раньше? Якобы женщиной? Женщиной понарошку? Вполне возможно.

Я задумалась, не подвести ли губы, и мне пришла мысль, что не стоит беспокоиться, так как все равно я съем всю помаду со свадебным тортом, а потом испугалась, не признак ли это того, что я начинаю «распускаться». Меня предупреждали об опасностях, когда замужние женщины «распускаются», и я в панике извлекла губную помаду.

Один раз я подумала об Алексе. Один раз. И честно говорю, больше о нем не думала. Я пошла туда, где на солнце сверкала белая скатерть и за одним столом собрались мои самые любимые люди.

Там были Тереза и Роланд и мои подруги Дженни и Рейчел, которые специально приехали из Японии, и безумный брат моего отца Ричард, и Карим, и Филипп, с которыми я когда-то работала вместе, и миссис Рамси, моя бывшая соседка, и сестра Эда Марта, и его взрослый племянник, и его тетя, которая вовсе не жила в Австралии,[37] – и Моррис. Моррис не вполне подходил под категорию «мои самые любимые люди», поскольку был Деллиным новым дружком, недавно сбежавшим из тюрьмы, но и к нему я испытывала нежные чувства – его присутствие ничуть ничего не портило.

Возможно, к тому же, что он и не виновен, – британское правосудие всегда оставляет такой шанс. Я имею в виду и Гилфордскую четверку,[38] и Бирмингемскую шестерку,[39] и того парня, что крикнул «Дай ему!»[40] – и это всего лишь несколько примеров.

Потом началась суета, и, когда дело дошло до пудинга, раздался шепот, из которого я заключила, что готовится какой-то сюрприз. Мы с Эдом держались за руки и чувствовали себя как дети на дне рожденья. Я заказала лимонные пироги и праздно размышляла, не нужно ли воткнуть в них свечки, и потому очень удивилась, когда появился Мак собственной персоной – в смокинге и с огромным канареечно-желтым свадебным тортом, перевязанным ленточкой.

Оказывается, по пути из аэропорта он заехал в универмаг «Хэрродс»,[41] чтобы купить там торт, но выяснилось, что такой нужно заказывать за три месяца вперед, и Мак с трудом уговорил продавщицу продать один из образцов, что она и сделала (хотела бы я взглянуть на того, кто устоит против чар Мака более тридцати секунд).

Торт оказался не совсем свежий – но дорого внимание. Его хватило бы, чтобы накормить несколько армий, так что мы разослали по кусочку всем присутствовавшим в ресторане, и уверена, что еще и бездомные кормились им несколько недель.

Мак похлопал меня по спине и спросил, неужели я думала, что он пропустит мою свадьбу, а я призналась, что да, так оно и было. Я никак не ожидала, что настолько ему близка, – но этого я ему не сказала.

А потом расплывшиеся в улыбках при виде его официанты принесли стул и посадили Мака между Деллой и Моррисом, что меня несколько встревожило. Но Мак тут же принялся болтать с Моррисом, и я не стала особенно волноваться.

Сжав руку Эда, я огляделась вокруг. Это явно был один из моментов «разве жизнь не прекрасна», и я подумала, что замужество все-таки не такая плохая штука.

Что приводит меня к шагу шестому моего руководства по «долгой и счастливой» жизни. Должна вас предупредить: шаг шестой требует особых усилий.

Только отважный человек способен на этот шаг, он не для малодушных. Малодушные здесь остановятся. Они могут оступиться. Этот шаг, как говорится, не для мальчика, но для мужа.

Слово ободрения: вы справитесь.

Это посильно. Я это знаю, потому что сама-то я справилась. Для укрепления силы и выносливости могут пригодиться ежедневные упражнения астанга-йогой. Неплохо было бы заняться вегетарианством. Полезна и медитация, а еще можно есть по утрам вымоченное льняное семя – говорят, оно способствует хорошей работе кишечника.

Что и говорить, сама я не воспользовалась ничем из вышеперечисленного. Я совершила шаг шестой хладнокровно – на полный желудок, после обеда с большим и жирным омаром в «Плюще».

Шаг шестой заключается в следующем: обязательно отправляйтесь в свадебное путешествие, но при этом опоздайте в аэропорт и пропустите свой рейс.


Вот что происходит: все идет гладко, все давно уже сидят за кофе, потом вы шутки ради спрашиваете: «А что, сюрпризов больше не будет?» – и как раз тут в зал входят двое полицейских и двое мужчин в штатском и арестовывают приятеля вашей лучшей подруги, того самого, сбежавшего из тюрьмы.

Вы немножко пошатываетесь, но равновесия не теряете. Моррис весь в расстройстве, а Мак, которому этот парень явно понравился, едет с Деллой в полицейский участок узнать, не может ли он чем-то помочь.

Но вы… вас словно клеем прилепило к вашим давно намеченным планам. Эд едет домой за багажом, который вы не хотели целый день таскать за собой по Лондону, а вы с Терезой отправляетесь в ее опрятненький отель, чтобы переодеться в дорожный костюм. Поскольку Эд будет на другом конце города, вы доберетесь до аэропорта на разных такси.

Приняв в отеле душ и переодевшись, вы слышите звонок. Звонит Мак и говорит, что его арестовали. Он не говорит за что, но настаивает на том, чтобы вы немедленно приехали в полицейский участок с его британской чековой книжкой (которая находится в Челси), поскольку полиция (по его мнению, это глупость) не принимает в залог кредитных карточек.

Вы долго колеблетесь, но Мак убеждает вас, что вы вполне успеете в Челси и обратно. Он разводит лирику, мол, неужели вы бросите друга в беде – говорит, что у вас еще куча времени, но что на всякий случай он позвонит своему другу в руководстве «Бритиш Эйрвэйз» и попросит задержать рейс. Угу?

(В защиту Мака скажу лишь то, что, по его словам, он почти договорился с Моррисом насчет биографического фильма о его жизни.)

Вы колеблетесь. Потом сдаетесь. Когда вы, побывав в Челси, приезжаете в полицейский участок, то обнаруживаете, что Мак обвиняется в… в курении.

В курении?

В курении в участке.

Как глупо, думаете вы. Тем не менее Мак завел ситуацию слишком далеко.

И продолжает переть вперед.

– С каких это пор в этой вонючей каталажке запрещается курить? Неужели никто не видел «Суини»?[42] Люди всю жизнь курили в таких местах! Черт возьми, куда катится эта страна?

Вы вручаете ему чековую книжку. Потом спрашиваете Деллу, каким образом полиция разыскала Морриса. Отвечает Мак. По его словам, в «Плюще» обедал директор музея Метрополитен и узнал Морриса.

Прежде чем уйти, оставив Мака и Дел вместе, вы бросаете на Дел взгляд, который должен напомнить ей все то, что вы говорили про Мака, и как это связано с возможной потерей вами работы, и как ужасно она себя чувствовала в последний раз, когда он ей не позвонил, и как вы говорили ей, что Мак не способен на постоянные отношения ни с кем, за исключением своего банковского управляющего, – но всего этого оказывается слишком много для того, чтобы вместить в один взгляд, да к тому же она и не собирается вникать во все это.

Однако времени на что-то большее, чем взгляд, у вас нет. Вы бросаетесь к такси. С замиранием сердца смотрите на часы, и перед вашим мысленным взором возникает вид Хаммерсмитской эстакады, мягко влекущей к себе и пустынной, какой она бывает в пять часов утра в воскресенье утром, когда вы возвращаетесь с ночной оргии. И вы решаете, что у вас куча времени.

За двадцать пять минут вы добираетесь до Стрэнда. Вроде бы все идет более или менее путем – вы приближаетесь к Хаммерсмитской эстакаде, и только здесь выясняется, что все пропало: начинается дождь. Движение во всем Лондоне послушно замирает. Это такой же закон природы, как наступление следующего дня.

Когда такси наконец съезжает с эстакады, я делаю последний рывок, пересев из такси в метро. Но это соломинка утопающего. Поезд метро останавливается в туннеле – аварийный сигнал в Хеноле. Когда я добираюсь наконец до аэропорта, посадка на мексиканский рейс не только закончилась, но и самолет уже улетел. И Эд, как мне показалось, тоже.

Глава тринадцатая

Нью-Йорк. Вам известны, наверное, племена, что проводят своих подростков через ритуал испытаний в джунглях, – так вот, когда мне было шестнадцать и я ужасно вела себя по отношению к окружающим, Тереза снарядила меня на лето в Нью-Йорк с пестрым путеводителем Роланда под мышкой.