– И ты хотела, чтобы вот такая обвенчала тебя? – прошептал Александр, когда они вышли.

Татьяна молчала.

– Александр, – выдохнула она наконец, – а как насчет Дми…

– Ш-ш-ш, – прошипел он, прижав пальцы к ее губам. – Что, по-твоему, мы будем делать? Позволим этому ублюдку остановить нас?

– Нет, – запротестовала она.

– Да плевать мне на него! Не смей даже его имени упоминать, ясно?

Татьяна кивнула.

– Но у нас нет свидетелей, – вспомнила она.

– Найдем.

– Мы могли бы вернуться и попросить Наиру Михайловну и остальных быть свидетелями.

– Чего ты хочешь: окончательно испортить этот день или обвенчаться со мной?

Татьяна промолчала.

Александр поспешно обнял ее за плечи.

– Не волнуйся. Я раздобуду идеальных свидетелей.

Он предложил ювелиру и его жене бутылку водки за то, чтобы на полчаса пойти в церковь. Парочка с готовностью согласилась.

– Неужели вам так уж хочется венчаться в церкви? – удивлялась Софья всю дорогу до церкви и, подозрительно оглядев Татьяну, спросила: – Ты, случайно, не беременна?

– Еще как! – бесстыдно выпалил Александр, обнимая Татьяну. – Разве не видно? – Он погладил ее живот. – Это, если хочешь знать, наш третий ребенок. И будет первым, кто родится в законном браке.

Они быстро пошли по улице, и Татьяна, красная как рак, яростно прошипела:

– Что ты мелешь?

– А что? Стыдно стало? – ухмыльнулся он.

– Еще бы, – буркнула она, стараясь не улыбнуться.

– Тата, я просто не хочу, чтобы они что-то знали о нас. Не желаю выдавать ничего ни о тебе, ни обо мне. Ни этим чужакам, ни старухам, с которыми ты живешь. Никому. Все это не имеет с ними ничего общего. Только ты и я. И Бог…


Татьяна стояла рядом с Александром. Священника еще не было.

– Он не придет, – твердила она, оглядываясь.

Ювелир и Софья стояли почти у самой двери.

– Придет.

– А разве мы оба не должны быть крещеными? – допытывалась Татьяна.

– Я крещен. Правда, по католическому обряду благодаря моей предусмотрительной матери-итальянке. А разве я не окрестил тебя вчера в Каме?

Она вспыхнула.

– Молодец. Вот и держись. Осталось немного.

Он стоял лицом к алтарю: взгляд решительный, губы плотно сжаты. Стоял и ждал.

Татьяне казалось, что все это сон.

Кошмар, от которого она никак не может пробудиться. Но не ее кошмар. Дашин.

Как могла Татьяна венчаться с Дашиным Александром? Только на прошлой неделе она представить не могла, что такое возможно! И, как ни старалась, чувствовала себя так, словно жила не принадлежавшей ей жизнью.

– Шура, наверное, у меня совсем не осталось совести, – тихо сказала она. – Страдала по любовнику своей сестры и все же дождалась, пока она умрет, чтобы завладеть им.

– Таня, о чем ты? – поразился он, слегка поворачиваясь к ней. – Я никогда не принадлежал Даше. И всегда был твоим.

Он взял ее руку.

– Даже в блокаду?

– Особенно в блокаду. То малое, что у меня было, предназначалось тебе. Это тебя беззастенчиво использовали все остальные. Но я был только твоим.

Такая любовь, как у них, встречается раз в столетие. И вот сегодня – свадьба. Значит, они объявят о своих чувствах всему миру. Они встретились, полюбили друг друга и теперь венчаются. Как и должно быть. Словно никогда не бывало предательства, обмана, войны, голода, смерти, и не просто смерти, а гибели всех, кого она любила.

И без того хрупкая решимость Татьяны таяла с каждой секундой.

Там, в прошлом, были другие жизни и другие сердца. Любящие и преданные. Паша, погибший еще до того, как начал жить. Мама, так мучительно старавшаяся тянуть дальше после смерти любимого сына. Папа, терзаемый затуманенной алкоголем виной, которую никто и ничто не могло облегчить. Марина, тоскующая по дому и матери, не умеющая найти крохотного уголка для себя в их тесных комнатах. Бабушка Майя, потратившая жизнь на ненужные картинки в слабой надежде, что ее первая любовь вернется. Дед, умиравший вдали от семьи. Бабушка, угасавшая потому, что не было смысла существовать без него.

И Даша.

Если бы все шло так, как полагалось, почему смерть Даши казалась такой неестественной? Почему, казалось, грубо нарушила порядок вещей во Вселенной?

Неужели Александр прав, а Татьяна ошибается? Неужели она виновата во всем? Вернее, не она, а ложно понятое чувство долга? Благородства? Необъяснимая привязанность к сестре? Не следовало ли Татьяне разрешить Александру признаться Даше во всем? Честно сказать: я люблю Таню!

Не следовало ли Татьяне сказать Даше: он мой, и я его хочу!

Выложить правду, вместо того чтобы скрываться за страхами?

Нет. Нет. Тогда он был для нее слишком взрослым. А она… она влюбилась безоглядно, до потери сознания, лишилась разума, как двенадцатилетняя девчонка. Казалось вполне справедливым, чтобы его получила Даша. На первый взгляд именно она подходила ему. Не Татьяна.

А она… она вполне подходила для детского сада. Для воспитательницы Перловской, которая любила целовать ее и сажать на колени. Вполне подходила для деда, потому что когда он говорил: «Таня, нужно быть именно такой, а не другой», она старалась стать именно такой, а не другой.

– Эгоистка! – воскликнула она.

Александр уставился на нее.

– Эгоистка! – повторила она, кивая. – Даша мертва, и я заняла ее место. Осторожно, так, чтобы не потревожить Вовино увлечение мной, иллюзии Наиры относительно меня, Дусины мечты о моем обращении к церкви. Занимаю ее место и в то же время твержу: самое важное, чтобы моя любовь к тебе никак не помешала шить подарки для фронта.

– Таня, я гарантирую, – заверил Александр, блеснув глазами, – что твоя любовь ко мне помешает всему на свете.

Она повернулась к нему и поняла, что ее чувство по-прежнему остается таким же головокружительно юным. Александр слишком взрослый. Он не для нее. И сейчас это еще яснее, чем когда-либо.

– Шура, – прошептала она.

– Что, Тата?

– Ты уверен, что хочешь этого? Уверен? Ты не обязан делать это ради меня.

– Еще как обязан. – Улыбнувшись, он наклонился к ней. – Как муж… я, несомненно, приобрету безраздельные права, которые никто у меня не отнимет.

– Я серьезно.

Он поцеловал ее руку.

– Я никогда и ни в чем не был так уверен.

Татьяна знала: скажи Александр правду с самого начала, ему пришлось бы идти своей дорогой. И он никогда не смог бы стать частью жизни Татьяны в убогой квартирке, где страсти, обиды и боль сжигали бы сестер, а заодно и всех домашних.

Татьяна потеряла бы его и Дашу тоже. Она не сумела бы жить с сестрой, зная, что Даша, с ее грудями, волосами, губами и щедростью сердца, не подходит человеку, которого она любит. Извержение вулкана, которое эта дешевая правда вызвала бы в семье Татьяны, не затушило бы все океаны мира. Даже сестринская любовь.

Нет, Татьяна не могла предъявлять на него права. И понимала это с самого начала.

Но она и не предъявляла на него права. Ни тогда, ни сейчас. Не могла зайти на склад любви и заявить: он мой, я беру его. Неплохой выбор, верно? Не повышала ставки в надежде стать победительницей в борьбе за его сердце.

Именно Александр пришел к ней, целиком поглощенной своей маленькой одинокой жизнью, и показал, что возможна другая: огромная и просторная. Именно Александр перешел улицу и сказал: я твой.

Именно Александр.

Александр, который сейчас терпеливо ждал у алтаря, в уверенности, что все будет хорошо. Солнце струилось в пыльные окна. Татьяна вдыхала слабый запах ладана. Дуся водила ее в лазаревскую церковь, и Татьяна каждый вечер ходила на службу, произнося молитвы, которым научила ее старуха, стараясь расстаться с терзающей душу скорбью и мучительными сомнениями.

Как-то давно, в Луге, когда Татьяна была совсем ребенком, ее любимый дед, видя, как она угнетена и не может совладать с собой, сказал: «Задай себе три вопроса, Татьяна Метанова, и поймешь, кто ты есть. Спроси тебя: во что я верю? На что надеюсь? И самое главное: что я люблю?»

Она взглянула на Александра.

– Как ты назвал это, Шура? В нашу первую ночь ты сказал, что у нас с тобой… как ты назвал это?..

– Жизненная сила. Родство душ.

«Я знаю, кто я есть, – думала она, беря его руку и поворачиваясь к алтарю. – Я Татьяна. И я верю, и надеюсь, и люблю Александра на всю жизнь».


– Вы готовы, дети? – К ним шагал отец Михаил. – Я заставил вас ждать?

Он занял свое место у алтаря. Ювелир и Софья подошли ближе. Татьяне показалось, что они уже успели прикончить водку.

– Сегодня твой день рождения, – улыбнулся отец Михаил. – Прекрасный подарок для тебя, не так ли?

Она прижалась к Александру.

– Иногда я чувствую, что силы мои подорваны отсутствием Бога в жизнях людей в это смутное тяжкое время, – начал отец Михаил. – Но Господь по-прежнему присутствует в моей церкви, и я вижу Его присутствие в вас. Я очень рад, дети, что вы пришли ко мне. Ваш союз благословлен Богом для вашей взаимной радости, для помощи и утешения, которые вы дадите друг другу в процветании и оскудении и, если на то будет воля Божья, ради будущего потомства. Я хочу наставить вас на путь истинный. Вы готовы посвятить свои жизни друг другу?

– Готовы.

– Обряды брака были установлены Господом Богом. Сам Христос благословил этот устав своим первым чудом на бракосочетании в Кане Галилейской. Брак – символ таинства союза между Христом и Его церковью. Понимаете ли вы, то, что соединил Бог, не может разлучить человек?

– Понимаем, – дружно ответили жених и невеста.

– У вас есть кольца?

– Есть.

– Господи милостивый, благослови этого мужчину и эту женщину, живущих в мире, ради которого Сын Твой не пожалел своей жизни. Пусть их совместная жизнь станет знаком Христовой любви к этому многогрешному и исковерканному миру. Защити этого мужчину и эту женщину от всех врагов. Даруй им мир и покой. Пусть их любовь друг к другу станет печатью на сердцах их, плащом на плечах их, короной на головах их. Благослови их в работе и дружбе, во сне и бодрствовании, в радости и печали, в жизни и смерти.