Он пытался вспомнить, что написал. Но не мог. Только страстно жаждал исцелить боль в ее глазах. Поэтому сгреб отбивающуюся Татьяну в охапку, стиснул и пробормотал:

– Таня, прошу тебя. Ты знала, что со мной творилось…

Но она с необычайной силой вырвалась из его рук и взвизгнула:

– Знала? Откуда?!

– Ты должна была просто знать, – настаивал Александр, подходя к ней. – Именно ты, и никто больше.

– А ты? Ты не мог хоть словом, хоть знаком дать мне понять?..

– А я, – заорал он в ответ, – стоял, обняв тебя, и ты ничего не видела! А в том чертовом грузовике, что вез нас через Ладогу? Ты не видела, что было у меня в глазах, когда я молил выжить ради меня?

– Откуда мне знать, что ты не просил об этом каждую девушку, которую переправлял по Дороге жизни?

– О господи, Татьяна!

– Я не знала других мужчин, кроме тебя, – надломленным голосом прошептала она. – Не умела притворяться, врать, прикидываться… – Она опустила голову. – Когда мы были только вдвоем, ты говорил одно, а потом вдруг захотел жениться на моей сестре. На Ладоге ты громко объявил, что никогда ничего ко мне не питал, что любишь только ее. Потом повернулся и ушел, оставив меня наедине со смертью. И все. Ни единого слова. Откуда, по-твоему, неопытная девчонка вроде меня способна без всякой помощи с твоей стороны понять, где правда, а где – нет? В этой жизни я ничего не знала, кроме твоего проклятого вранья!

– Татьяна! Неужели ты забыла Исаакиевский?

– Сколько еще девушек приходили туда к тебе?

– А Луга?

– Тогда я была всего лишь одной из тех, которым не повезло, – с горечью бросила она. – Дмитрий говорил, как ты любишь помогать попавшим в беду девушкам.

Александр больше всего боялся, что сейчас сорвется.

– Интересно, зачем, по-твоему, я при первом удобном случае бежал на Пятую Советскую и приносил вам всю добытую еду?! Для чего я это делал, как полагаешь?

– Я никогда не говорила, что ты не жалел меня, Александр.

– Жалел. Мать твою, жалел!

– Что же, это так, – кивнула Татьяна, сложив на груди руки.

– Знаешь, даже жалость чересчур хороша для тебя. Это цена, которую ты платишь, живя ложью. Что, не слишком нравится?

– Нет. Я это ненавидела, – призналась Татьяна, чуть отступая. – Но если ты знал, как я это ненавижу, какого черта сюда явился? Чтобы и дальше меня изводить?

– Я приехал, потому что не знал о Дашиной смерти! Потому что ты не соизволила даже известить меня!

– А, так, значит, все же приехал, чтобы жениться на Даше? – спокойно заметила Татьяна. – Почему бы с самого начала так и не сказать?

Александр, беспомощно зарычав, отошел подальше, чтобы не влепить ей оплеуху.

– Что, совсем заврался?!

– Татьяна, ты сама не знаешь, что мелешь. Я с первой встречи твердил тебе: давай все поставим на свои места. Давай признаемся, так будет легче. Будем жить по-другому. Разве не так? Один раз вынесем бурю и пойдем своей дорогой, не подлаживаясь к другим. Именно ты не соглашалась. Мне это не нравилось. Но я смирился. Сказал: ладно.

– Нет! Будь это так, ты не приходил бы каждый вечер к Кировскому против моего желания!

– Против твоего желания? – возмутился он, отшатываясь.

Татьяна покачала головой.

– Просто невероятно! Ты непередаваем! Да и чью голову ты не вскружил бы, Александр Баррингтон, своим лицом, ростом и обходительностью? Думаешь, только потому, что я, семнадцатилетняя девчонка, разинула рот, вытаращила глаза и пялилась на тебя так, словно ни разу в жизни не видела ничего подобного, ты имеешь право вытворять со мной что хочешь, плевать на мои чувства и преспокойно делать предложение моей сестре? Считаешь, я так молода и легкомысленна, что все вынесу? Что мне от тебя ничего не нужно, в то время как ты преспокойно берешь, берешь и берешь у меня…

– Мне ничего подобного в голову не приходило, и я, разумеется, ничего не брал у тебя, – процедил Александр.

– Ты взял все, кроме этого! – почти закричала она. – А этого ты не заслуживаешь.

Он подошел ближе к ней и прошипел:

– Я мог бы взять и это тоже!

– Верно! – вскинулась она, с бешенством отталкивая его. – Но не успел окончательно меня сломать!

– Перестань толкаться!

– А ты перестань меня запугивать! И вообще держись подальше!

Он отошел.

– Ничего этого не случилось бы, послушайся ты меня с самого начала! Ничего! Сколько я уговаривал сказать им!

– А я отвечала, – со злостью парировала Татьяна, – что моя сестра для меня важнее, чем твои непонятные для меня потребности! И важнее, чем мои собственные, тоже не слишком для меня ясные. Я всего лишь хотела, чтобы ты уважал мои желания. Но ты! Ты приходил ко мне снова и снова, и мало-помалу я сама уже не знала, чего хочу, и окончательно запуталась, но тебе и этого было недостаточно. Ты явился в палату и окончательно сбил меня с толку, но тебе и этого показалось недостаточно. Затащил меня под купол Исаакиевского, чтобы окончательно добить…

– Я тебя не добивал, – вспылил он.

– Окончательно разбить мне сердце, – поправилась Татьяна, бесповоротно теряя голову. – И ты это знал. А когда получил все и меня заодно и понял это, решил показать, сколько я в действительности значу для тебя, задумав жениться на моей сестре.

– Ах вот как ты считаешь? – заорал в ответ Александр. – Как, по-твоему, что бывает, когда пальцем о палец не ударишь, чтобы с самого начала драться за то, чего больше всего желаешь?! Что, по-твоему, бывает, когда во всем уступаешь людям, которые этим пользуются? Они продолжают жить как ни в чем не бывало, женятся, выходят замуж, рожают детей. А ты желала жить ложью!

– Не смей! Я жила по принципам, которые считала единственно верными. У меня была семья, которой я не собиралась жертвовать ради тебя. За это и боролась!

Александр не верил собственным ушам.

– Ты считала это единственно верными принципами?

Она моргнула и опустила глаза.

– Нет. Ты приходил ради меня, а у меня не было сил оттолкнуть тебя по-настоящему. Но как я могла? Я… – Она осеклась. – Я пошла на это с открытыми глазами, но при этом замечала одного тебя. Надеялась, что ты окажешься умнее, но оказалось, что ненамного. И все продолжалось по-прежнему, и я знала, что всегда буду рядом. Всегда буду верить в тебя. Я дала бы тебе все, чего бы ты ни попросил, а сама хотела совсем чуточку.

Храбрость неожиданно покинула Татьяну. На ее место пришла усталость.

– Всего лишь взгляда после объяснения в любви другой, и этого было бы достаточно. Всего одно слово в любовном письме другой, и этого было бы достаточно. Но тебя не хватило даже на это. Ты и думать не думал, что мне понадобится такая малость.

– Татьяна! Я готов стоять и слушать любые обвинения, но не смей говорить мне, что мои чувства к тебе ничтожны! И не делай вид, что искренне в это веришь! Все, что я, твою мать, делал со своей жизнью со дня встречи с тобой, было только ради тебя. Ради того, что я чувствую к тебе! И если будешь и дальше молоть чушь, клянусь Богом, я…

– Не буду, – едва слышно выдавила она.

Но было поздно. Александр схватил ее и принялся трясти. Татьяна ощущала себя совершенно беспомощной и беззащитной в его руках. Раздираемый гневом, раскаянием и желанием, он сильно оттолкнул ее, выругался, поднял вещи и взбежал на холм, с которого шла тропинка вниз.

6

Татьяна побежала за ним с криком:

– Шура, остановись! Пожалуйста!

Она не смогла догнать его. Он исчез в лесу. Татьяна помчалась домой. Пожитки Александра оставались на месте. Его самого не было.

– Что с тобой, Танюша? – удивилась Наира, тащившая корзину с помидорами.

– Ничего, – пробормотала Татьяна, беря корзину.

– Где Александр?

– В старом доме. Сбивает доски с окон.

– Надеюсь, он прибьет их обратно, – строго заметила Дуся, поднимая глаза от Библии. – И зачем ему это?

– Не знаю, – ответила Татьяна, отворачиваясь, чтобы никто не видел ее лица. – Баба Раиса, дать вам лекарство?

– Давно пора.

Татьяна дала Раисе лекарство от трясучки, которое совсем не помогало, сложила выстиранные накануне простыни, потом, боясь, что он явится, сложит вещи и уйдет, спрятала палатку в сарае. Сложив его одежду в таз, она взяла стиральную доску, спустилась к реке и все выстирала.

Александр не возвращался.

Татьяна взяла его каску, отправилась в лес и набрала черники. Ягод хватило на пирог и компот.

Александр не возвращался.

Татьяна попросила у рыбаков рыбы и сварила уху. Как-то он сказал, что это его любимый суп.

Александр не возвращался.

Татьяна почистила и натерла картофель и сделала картофельные оладьи.

Пришедший Вова спросил, не хочет ли она пойти купаться. Татьяна отказалась и, вынув отрез полотна, сшила Александру еще одну безрукавку, побольше размером.

Александр не возвращался.

Почему он не остался и не попробовал выяснить отношения до конца? Она никуда не торопилась, стояла на своем до конца. Почему он сдался?

В животе появилось неприятно сосущее чувство. Ничего, она не отпустит его, пока они не доспорят. Пусть хоть на стенку лезет!

Шесть часов. Пора в баню.

Она оставила ему записку:

Дорогой Шура, если ты проголодался, ешь уху и оладьи. Мы в бане. Если хочешь, подожди нас, поедим вместе. На лежанке найдешь новую безрукавку. Надеюсь, она подойдет лучше. Таня.

В бане она терла себя мочалкой, пока кожа не порозовела.

Зоя спросила, пойдет ли Александр сегодня к костру.

– Не знаю, – покачала головой Татьяна. – Спроси у него.

– Такой симпатичный, – вздохнула Зоя, поводя пышными грудями. – Как, по-твоему, он сильно убивается из-за Даши?

– Очень.

– Не мешало бы его утешить, – улыбнулась Зоя.

Татьяна смотрела ей прямо в глаза. Можно подумать, она знает, какое утешение ему требуется!

– Не понимаю, о чем ты, – холодно заметила Татьяна.