Полина Саймонс - Медный всадник

Александр поднял брови:

– То есть что я погибну?

– Мы с Таней каждый день молились за твою душу. Просили у Господа не посылать тебе мук и страданий.

– Большое спасибо. Таня, ты в самом деле просила для меня смерти?

– Ну конечно нет, – тихо ответила она, не в силах оставаться холодной, неискренней, лгать, не в состоянии взглянуть на него, прикоснуться… Не в состоянии. То темное, что точило ее изнутри, не давало покоя. Не позволяло открыться. Быть с ним честной.

– Ах, Саша, мы и твое письмо прочли, – призналась Аксинья. – До чего жалостное, ну прямо слеза прошибает! Когда мы прочли, что ничто не помешает тебе приехать и жениться на ней этим летом, вся деревня ревмя ревела.

– Да, Александр, – поддержала Татьяна. – Помнишь свое поэтическое послание?

Он вдруг увидел в ее лице…

И присмотрелся внимательнее. Кажется, он теряет способность соображать…

– Помню… – рассеянно бросил Александр. Он написал то письмо, чтобы успокоить Дашу. Не хотел, чтобы она изводила Татьяну. – Ты должна была ответить, – укоризненно сказал он. – И сообщить о Даше.

Татьяна вскочила и принялась убирать со стола.

Ладно, что было, то прошло. Может, Таня была занята? У кого сейчас есть время писать? Особенно когда живешь в деревне. То шитье, то готовка…

Она схватила его тарелку:

– Больше не хочешь? Ну как ужин? Вкусно было?

Слишком много нужно высказать.

И негде высказать все это. Совсем как прежде.

– Да, очень. Выпьешь со мной?

– Нет, – отрезала она, – нет, спасибо!

– А что теперь будете делать? – поинтересовался Вова. – Вернетесь обратно?

Татьяна затаила дыхание. Александр на миг задохнулся:

– Не знаю.

– Живи сколько хочешь, – объявила Наира. – Мы тебя любим как родного. Все равно что Дашиного мужа.

– Но он ей не муж! – возмущенно вскинулась Зоя и, положив ладонь на руку Александра, кокетливо улыбнулась. – Не волнуйся, Саша, мы тебя развеселим. Отпуск у тебя большой?

– Теперь уже не очень.

– Зоя, а как там твой Степан? – внезапно осведомилась Татьяна. – Ты сегодня с ним встречаешься?

Зоя, словно обжегшись, отдернула руку. Александр ухмыльнулся. Значит, она не так уж безразлична к Зое, как хочет показать?

Татьяна собирала тарелки. Александр оглядел сидящих. Никто не шевельнулся. Даже Зоя и Вова. Он привстал.

– Куда ты? – спросила Татьяна. – Кури здесь.

– Помочь тебе прибраться.

Хор возмущенных голосов почти заглушил его слова.

– Ни за что! – кричали женщины. – Татьяна сама справится.

– Знаю, что справится. Но я не хочу, чтобы она делала все сама!

– Почему? – искренне удивилась Наира.

– Брось, Александр, – отмахнулась Татьяна. – Ты не для того мучился по поездам, чтобы со стола убирать!

Александр сел, повернулся к Зое и кивнул.

– По правде сказать, я немного устал. Может, ты за меня поработаешь? – холодно бросил он.

Но Зое все было нипочем. Она расплылась в улыбке, выставила вперед мощные груди и нехотя поднялась.

Татьяна заварила чай, налила сначала Александру, потом всем остальным и напоследок себе. Потом принесла варенье и уже хотела сесть, но тут Вова попросил:

– Танечка, пока ты не села, налей мне еще чашку.

Татьяна взяла протянутую чашку, но Александр сжал ее запястье. Чашка задребезжала о блюдце.

– Знаешь, Вова, – процедил он, опуская руку Татьяны на стол, – кипяток на плите, а заварной чайник прямо перед тобой. Садись, Таня. Ты и без того набегалась. Вова сам в состоянии налить себе чая.

Татьяна села.

Все молча таращились на Александра.

Вова встал и пошел за кипятком.

И вот он и Зоя стали прощаться. Александр не мог дождаться, пока они наконец уйдут.

– Таня, проводишь меня? – неожиданно спросил Вова.

Татьяна, словно не замечая Александра, вышла вместе с Вовой. Александр делал вид, что слушает Зою и Наиру, при этом сгорая от нетерпения. Когда же она вернется?

Зря он так много пил. Ему до зарезу было необходимо поговорить с Таней.

Когда она вернулась, Александр попытался поймать ее взгляд. Напрасные старания.

– Саша, хочешь покурить? Заодно прогуляемся, – предложила Зоя.

– Нет.

– Завтра мы все собрались поплавать. Пойдешь с нами?

– Посмотрим, – уклончиво пробормотал он, не глядя на нее. Зоя была вынуждена уйти. – Таня, садись рядом со мной.

– Сейчас. Еще чего-нибудь хочешь?

– Да. Чтобы ты села рядом.

– А выпить?

– Нет, спасибо.

– Как насчет…

– Сядь, Таня.

Она осторожно опустилась на скамью рядом с ним. Он подвинулся к ней.

– Ты, должно быть, ужасно устала. Хочешь немного пройтись? Мне нужно покурить.

Прежде чем Татьяна успела ответить, вмешалась Наира:

– Не поверишь, Саша, до чего трудно приходилось Тане на первых порах.

Татьяна немедленно встала и исчезла в другой комнате.

– Вишь, не хочет, чтобы мы и словом обмолвились о том, что с ней было, – шепнула Аксинья.

– Разумеется, – ответил Александр. Он тоже не желал говорить на эту тему.

Но они уже развязали языки.

– Да она едва ходила. Чистое привидение!

Женщины снова хлюпали носами. Ничего не скажешь, все это было бы довольно забавным, не встань они в очередной раз между ним и Татьяной.

– Нет, можешь только представить, потерять весь свой… – трещала Наира.

– Могу, – перебил Александр. Да когда же они уймутся?!

Он встал. Нужно извиниться и под каким-нибудь предлогом разыскать Татьяну.

– Так это еще не все, – прошептала Наира. – Страшно подумать, что было в Кобоне. Мы не хотели говорить тебе раньше, но…

– Этот Дмитрий просто поганец! – снова разозлилась Аксинья.

Александр сел:

– Говорите скорее, что он наделал.

Но в этот момент стукнула дверь. Это вернулась Татьяна.

– Не сердись, Танюша, – попросила Аксинья. – Но я бы этого гада в порошок стерла.

– Только не надо о Кобоне! Сколько раз повторять?! – рассердилась Татьяна.

– Будь он проклят, этот Дмитрий! – прошипела Дуся. – Когда-нибудь он тоже споткнется, упадет, и рядом не окажется никого, кто захотел бы его поднять.

Татьяна, закатив глаза, снова вышла, хлопнув дверью с такой силой, что та едва не слетела с петель.

– А по-моему, она все убивается по этому подонку, – предположила Аксинья. – Вроде бы любила его.

Александр чуть не упал. Дуся яростно затрясла головой.

– Вот уж не поверю! Она таких, как он, насквозь видит! Нашу Танечку не обманешь, не улестишь!

– Верно, Дуся, – горячо поддержал Александр.

– А все же мы думаем, что любовь-то у нее была, – понизила голос Аксинья.

– Не может быть! – ахнул Александр.

Наира покачала головой:

– Напридумывала бог знает что! А по мне, девочка просто отчаялась. Потеряла всех, вот и не находит себе места. Какая там любовь!

– Говорю тебе, сердечко у нее болит о ком-то, – стояла на своем Аксинья.

– Совсем ты помешалась на старости лет.

– Да? Тогда почему же она все бегает в правление, спрашивает, не пришло ли письмо? – торжествующе закричала Аксинья. – Если у нее никого не осталось, откуда она ждет писем?

– Хороший вопрос, – одобрил Александр.

Что он собирался делать по этому поводу?

Он не помнил. Слишком тяжелый день. Слишком много событий. Все мысли смешались.

– А когда мы шьем на площади? Заметили, как она всегда выбирает место, откуда видна дорога? – не унималась Аксинья.

– Верно, верно, – согласились женщины. – Глаз не сводит с дороги, словно кого-то ждет.

Александр вскинул голову. Татьяна стояла за стулом Наиры. Выразительные бездонные глаза были устремлены на него.

– Правда, Танюша? – вырвалось у него. – Ты ждешь кого-то?

– Уже нет, – ответила она так же горячо.

– Вот видите, – удовлетворенно заключила Наира. – Говорила же вам, что никакая это не любовь.

Татьяна села рядом с Александром.

– Ничего, что мы о тебе сплетничаем, Танечка? – спросила Наира. – Сама знаешь, у нас в Лазареве новостей мало, вот и рады каждому гостю. Особенно Вова. Недаром только о тебе и думает. Поверишь, Саша, мой внучок совсем голову потерял.

Александр молча повернулся к Татьяне. Он, может, и сказал бы что-то, если бы в голову пришло хоть одно слово.

Ему нужна всего одна секунда наедине с Татьяной. Неужели он чересчур многого просит? Неужели не может быть и речи о том, чтобы сжать ее теплое, округлившееся, упругое тело?

Он вышел, чтобы умыться и покурить. А когда вернулся, хотел было раздеться, снять сапоги, но вместо этого пришлось слушать бесконечный поток: «Танечка, милая, дай мне лекарство», «Танечка, дорогая, не можешь поправить мне одеяло?», «Танечка, родная, не дашь стакан воды?»

Наконец терпение его лопнуло. Он стянул сапоги.

– Таня, солнышко, – пробормотал он, положил голову на стул и немедленно заснул. А проснулся оттого, что кто-то легонько тряхнул его за плечо и погладил по голове. Было совсем темно.

– Пойдем, Шура, – прошептал ее голос. Она пыталась заставить его подняться. – Сможешь идти? Просыпайся, пора спать. Давай же.

Он кое-как вскарабкался на лежанку, плюхнулся на теплые одеяла и заснул, так и не раздеваясь. И сквозь сон слышал, как она снимает с него носки, расстегивает гимнастерку, ремень и вытаскивает из петель. Чувствовал ее мягкие губы на закрытых веках, щеке, лбу. Лицо что-то пощекотало. Должно быть, ее волосы. Он хотел проснуться, но не смог.

Наутро Александр открыл глаза и взглянул на часы. Ого, как поздно! Уже восемь!

Он поискал глазами Татьяну. Ее нигде не было, зато он был укрыт ее стеганым лоскутным одеялом и лежал на ее подушке. Улыбнувшись, он перевернулся на живот и вжался лицом в подушку. Наволочка пахла мылом, свежим воздухом и Татой.

Он вышел во двор, в солнечное, наполненное щебетом птиц сельское утро. Воздух был спокоен и неподвижен, как в мирное время; земля была усыпана вишневыми лепестками, а сирень распространяла сладкое благоухание, вселявшее в Александра надежду на будущее. Это был его любимый запах, запах цветущей майской сирени на Марсовом поле, доносившийся даже до казарм. Вернее, один из любимых. Но не самый любимый: аромат дыхания Татьяны, когда она целовала его, сонного, прошлой ночью, – разве может сравниться с ним сирень?