Нет, своей смерти он не боялся.

Боялся, что мертва она.

И это лишало его храбрости.

Если Татьяна мертва, значит, сам Бог мертв. И Александр знал, что и он ни минуты не выживет в этой Вселенной, управляемой не разумом, а хаосом. Проживет не дольше, чем бедняга Гриньков, сраженный шальной пулей уже на обратном пути в тыл.

Война – это и есть полный, бесконечный хаос, бесчеловечное, пожирающее души чудовище. Там, где оно проходит, остаются разорванные трупы людей, валяющиеся непогребенными на холодной земле. Нет ничего более хаотичного в космических масштабах, чем война.

Но Татьяна – это порядок. Конечная материя в бесконечном пространстве. Знаменосец, держащий в руке флаг милосердия и отваги, который она несла с неизменным достоинством и спокойствием. Тот флаг, за которым Александр проследовал тысячу шестьсот километров, на Каму, к Уральским горам. В Лазарево.

Следующие два часа Александр просидел на скамейке в немощеном, провинциальном, заросшем дубами Молотове.

Возвращаться невозможно.

Идти вперед немыслимо.

Но куда же ему идти?

Он незаметно перекрестился, встал и собрал пожитки.

И когда наконец зашагал по дороге в Лазарево, не зная, жива Татьяна или мертва, понял, что испытывает идущий на казнь человек.

4

Дорога шла через лес. Чаще всего встречались сосны, но попадались и вязы, дубы, березы и ели. Земля была усыпана кустиками черники и земляники. Крапива местами дотягивалась до пояса. Александр нес ранец, большую палатку, одеяло и мешок с продуктами из Кобоны. До него доносилось журчание воды: совсем рядом протекала Кама. Он уже подумывал, не стоит ли пойти к реке и умыться. Но все же решил двигаться дальше. По пути он то и дело нагибался и срывал ягоды черники: очень хотелось есть. Было тепло, солнечно, и в нем снова пробудилась надежда. Александр ускорил шаг.

Лес кончился. Перед ним вилась пыльная проселочная дорога, по обеим сторонам которой горбились деревянные домики с покосившимися заборами и заросшими травой огородами.

Слева за соснами и елями поблескивала река. А за рекой над верхушками деревьев поднимались круглые вершины покрытых зеленью Уральских гор.

Александр с наслаждением втянул воздух. Пахнет ли Лазарево Татьяной?

Пахло древесным дымом, свежей водой и сосновыми иглами. И рыбой. Должно быть, где-то неподалеку есть коптильня.

Наконец он увидел сидевшую на завалинке женщину. Та во все глаза смотрела на него, и немудрено: вряд ли здесь часто видели военных. Женщина внезапно вскочила:

– Вы… вы ведь Александр, верно?

Он от неожиданности растерялся:

– Д-да. Я Александр. Ищу Дашу и Таню Метановых. Знаете, где они живут?

Женщина расплакалась. Александр окончательно запутался.

– Спрошу еще кого-нибудь, – пробормотал он и пошел дальше.

Женщина засеменила за ним:

– Погодите. Погодите! Они все на площади: шьют подарки для солдат. Вон туда, прямо, никуда не сворачивайте.

Качая головой, она зашагала назад.

– Значит, они живы? – слабым от облегчения голосом спросил Александр.

Но женщина, не отвечая, почти бежала к дому.

Она сказала «они»! Это значит… он справился о сестрах, и она сказала «они». Александр помедлил, закурил, глотнул воды из фляжки. Рванулся было вперед, но остановился, не дойдя тридцати метров до площади.

Просто не мог идти. Ноги не двигались.

Если они живы, у него немедленно возникнут совсем иные проблемы, более сложные, чем те, которые требовали решения до этой минуты. Ничего, он справится, как справлялся до этого, но прежде…

Александр пробрался через чей-то палисадник, извинился, открыл заднюю калитку и оказался на неприметной стежке. Лучше прийти на площадь окольным путем. Он хотел увидеть Татьяну раньше, чем та увидит его. До того как встретится с Дашей. Главное – рассмотреть Татьяну без помех, ни от кого не скрываясь.

Хотел получить доказательство существования Бога, прежде чем Бог глянет на него собственными глазами.

Высокие вязы зеленой оградой окружили маленькую площадь. Под деревьями, за деревянным столом, сидели несколько пожилых женщин и юноша. Все дружно шили. Александр подобрался ближе и встал за развесистым кустом сирени. Отцветающие лепестки падали ему на лицо и нос. Вдыхая густой аромат, он осторожно выглянул из-за куста. Даши нигде не было видно. Около стола стояла Татьяна.

Сначала Александр не поверил, что это его Таня. Пришлось протереть глаза. Она ходила вокруг стола, показывала, жестикулировала, наклонялась. Потом выпрямилась и вытерла лоб. На ней было желтое платье выше колен, с короткими рукавами. Босые ступни утопали в пыли. Она немного загорела и выглядела совсем здоровой. Белокурые волосы, заплетенные в короткие, заправленные за уши косички, еще больше выгорели на солнце. Она была мучительно прекрасна.

И жива.

Александр закрыл глаза, но тут же раскрыл снова. Она была по-прежнему тут, почти рядом, склонившись над работой паренька. Потом сказала что-то, и все громко рассмеялись. Александр увидел, как парень коснулся ее спины. Татьяна улыбнулась. Белые зубы ярко сверкали. И вся она словно искрилась.

Александр не знал, что делать.

Главное, она жива.

Почему же не писала?

И где Даша?

Долго он еще будет стоять под сиренью?

Он вернулся на главную улицу, глубоко вздохнул, потушил папиросу и направился к площади, не отрывая взгляда от ее косичек. Сердце грохотало в груди, словно перед боем.

Татьяна подняла голову, увидела его и закрыла лицо руками. Остальные с необычным для немолодых женщин проворством немедленно бросились к ней. Она оттолкнула их, отбросила скамью и ринулась к нему. Александр стоял неподвижно, словно прикованный к месту. Он пытался улыбнуться, хотя больше всего хотелось упасть на колени и зарыдать. Он уронил все вещи. Господи, через секунду он ощутит ее.

И только тогда он улыбнулся.

Татьяна бросилась в его раскинутые руки, и Александр, подхватив ее, крепко обнял. Не мог надышаться ею. Она обхватила его шею, зарылась лицом в бороду. Сухие рыдания сотрясали ее тело. Она, казалось, весила больше, чем в зимней одежде, когда он последний раз видел ее. Значит, немного поправилась…

И благоухала. Как же невероятно она благоухала! Мылом, солнцем и жженым сахаром.

И какое же это счастье – обнимать ее.

Прижимая ее к себе, Александр терся лицом о косички и что-то несвязно бормотал:

– Ш-ш-ш… будет, будет, ш-ш-ш, Тата, пожалуйста…

Его голос сорвался.

– Ах, Шура! – выдохнула она ему в шею. – Ты жив! Слава богу!

– Танечка!

Он стиснул ее еще сильнее, если это только было возможно, обвивая руками ее упругое тело.

– Ты жива. Слава богу!

Он судорожно гладил ее по плечам и спине, почти чувствуя кожу через тонкий ситец. Какая она мягкая…

Наконец он поставил ее на землю. Татьяна подняла голову. Его руки все еще лежали на ее талии. Теперь он ее не отпустит. Неужели она всегда была такой маленькой?

– Мне нравится твоя борода, – с застенчивой улыбкой призналась Татьяна, дотрагиваясь до его щеки.

– А я обожаю твои волосы, – отозвался Александр, дернув ее за косичку.

– Ты такой чумазый…

– А ты неотразима.

Александр не мог оторвать взгляда от ее великолепных, пухлых, влажных губ цвета июльского помидора…

Он нагнулся к ней…

И вспомнил о Даше.

Перестал улыбаться.

Отпустил Татьяну.

Отступил на шаг.

– Таня, где Даша?

Он вдруг увидел в ее глазах… что он увидел? Боль и печаль, скорбь и вину, гнев… на него? Он увидел все это… на один лишь миг, и все тут же исчезло, и эти зеленые глаза словно завесила ледяная вуаль. Татьяна мгновенно замкнулась, стала чужой, чересчур спокойной, только руки все еще дрожали, хотя голос звучал тихо и ровно:

– Даша умерла, Александр. Прости. Не уберегла.

– Таня… какое несчастье…

Александр потянулся к ней, но она отпрянула. И не просто отпрянула. Отскочила.

– Что? – недоуменно спросил он. – Что?

– Александр, мне ужасно жаль, что ты проделал весь этот путь, не зная о Даше, – продолжала Татьяна, стараясь не встретиться с ним глазами.

– Что ты такое…

Но прежде чем он успел договорить, а Татьяна ответить, их окружили женщины.

– Танечка, – вмешалась кругленькая полуседая женщина с маленькими глазками, – кто это? Дашин Александр?

– Да – кивнула она, – Дашин Александр. Шура, познакомься с Наирой Михайловной.

Наира всхлипнула.

– Ах ты бедняжка! – воскликнула она, обнимая Александра.

Бедняжка?

Он уставился на Татьяну.

– Тетя Наира, пожалуйста, – пробормотала Татьяна, отступив еще дальше.

– Он знал? – прошептала Наира, громко шмыгнув носом.

– Не знал. Но теперь знает.

Наира заплакала в голос.

– Александр, это Вова, внук тети Наиры, и Зоя, его сестра.

Вова принадлежал к тому племени рано созревших подростков, которых Александр терпеть не мог. Темноволосый, круглоголовый, с круглыми глазами и ртом, он был точной копией бабки, разве что повыше и пошире в плечах. Он пожал руку Александра.

Зоя, нескладная, здоровенная черноволосая деваха, обняла его, прижавшись большими грудями к гимнастерке, тряхнула руку и объявила:

– Мы так рады познакомиться! Много о вас слышали.

– Все, – поправила жизнерадостная курчавая старушка, оказавшаяся старшей сестрой Наиры Аксиньей. – Мы о тебе все слышали.

Она тоже обняла Александра. Подошли еще две женщины, седоволосые и худые. Одна, Раиса, очевидно, была очень нездорова – у нее тряслось все: руки, губы, голова. Вторая, Дуся, оказалась ее матерью. Она была выше и поплотнее. Поверх темного платья висел большой серебряный крест. Дуся перекрестила Александра и глухо сказала:

– Господь призрит тебя. Не волнуйся, Он не оставит своих детей.

Александр хотел объяснить, что, после того как нашел Татьяну, его уже ничто не может волновать, но Аксинья участливо спросила, как он себя чувствует, и затем последовал второй раунд слез и объятий.