– Правда, он молодец, Танечка? – хихикнула она.

– Девушки, нужно топить. Становится слишком холодно, – заметил он.

– Центральное отопление еще работает, – отмахнулась Даша.

– Даша, Ленсовет постановил нагревать жилые дома максимум до десяти градусов. Думаешь, этого достаточно?

– Пока что все было не так плохо, – вставила Татьяна, снимая пальто.

Александр погладил Дашу по руке.

– Я принесу еще дров и оставлю здесь. Топите большую печку, не буржуйку, от нее тепла никакого. Договорились, Таня?

Татьяна почему-то вздрогнула.

– Но голландка жрет слишком много дров, – возразила она и пошла готовить ужин.

Бабушка принесла с Малой Охты семь картофелин. Они съели все, вместе с тушенкой. После ужина Александр посоветовал обходиться половиной банки в день. Даша расстроилась и заявила, что им едва хватает целой. Александр только головой покачал.

Едва прозвучала сирена воздушной тревоги, он велел всем, включая Татьяну, спуститься в убежище. Когда Даша спросила, пойдет ли он с ними, Александр задумчиво посмотрел на нее и сказал:

– За меня не стоит волноваться. Я справлюсь. – Даша начала настаивать, но он уже тверже отрезал: – Что же я за солдат, если стану бегать в убежище при каждой несчастной бомбежке? Идите сами. И ты, Таня. Ты, надеюсь, не поднималась на крышу?

Ответом ему было молчание. Этой ночью Даша попросила:

– Маринка, не могла бы ты переночевать с бабушкой? В ее комнате тепло, не то что в нашей. Я хочу лечь с Александром. Мама, ты не возражаешь? Ведь мы все равно поженимся.

– А Таня? Тоже ляжет с вами?

Марина многозначительно взглянула на Татьяну. Та отвернулась.

– Да, – кивнула Даша, вынимая из шкафа чистое белье. – Саша, ты не против того, чтобы спать втроем?

Он что-то пробурчал.

– Танечка, скажи, – шутливо начала Даша, стеля постель, – Может, положить его в середку, между нами? Наберешься опыта: ведь ты впервые спишь с мужчиной. – Довольная собственной шуткой, она игриво ущипнула Александра за руку. – Хотя, дорогой, может, ей не стоит начинать с тебя!

Александр, не глядя на Татьяну, пробормотал, что в середине ему будет неудобно.

Татьяна, не глядя на Александра, пробормотала, что тот прав.

– Успокойся, – утешила Даша, – неужели ты подумал, что я положу тебя рядом с сестрой?

Когда настало время ложиться, Татьяна привалилась к стене, Даша устроилась рядом, а Александр – на краю. Сразу стало ужасно тесно, но зато тепло, и его присутствие так близко, хотя на расстоянии целого сердца, наполнило Татьяну тихой радостью. Она лежала не шевелясь, слушая, как плачет мама на диване. Но тут до нее донесся шепот сестры:

– Любимый, ну когда же мы поженимся?

– Давай подождем, Даша, – прошептал он в ответ.

– Нет! Чего нам ждать? Ты сам сказал, что, как только получишь отпуск, мы пойдем в загс! Давай завтра, хорошо? Нас распишут за десять минут. Таня и Марина могут быть свидетельницами. Ну же, Александр, сколько нам еще тянуть?

Татьяна вжалась в стену.

– Даша, послушай, бои становятся все тяжелее. К тому же товарищ Сталин издал приказ «Ни шагу назад». Это значит, что всякий сдавшийся в плен становится военным преступником, а у семьи отбираются карточки. Если я, не дай Бог, попаду в плен, что будет с тобой? С родными? Мне придется застрелиться, что бы вы не умерли с голоду.

– Нет, Саша. Нет!

– Значит, нужно подождать.

– Чего именно?

– Лучших времен.

– Настанут они, эти лучшие времена?

– Обязательно.

Оба замолчали. Татьяна повернулась на другой бок и уставилась на темный затылок Александра, вспоминая Лугу. Тогда она лежала голая и изломанная в его объятиях, ощущая, как его дыхание колышет волосы.

Посреди ночи Даша вышла в туалет. Татьяна думала, что Александр спит, но он повернулся к ней лицом. В темноте влажно блестели его глаза. Нога осторожно дотронулась до ее ноги сквозь носки и две фланелевые пижамы. Услышав шаги Даши, она закрыла глаза. Александр отодвинулся.


Назавтра Татьяна сготовила только полбанки тушенки. Вышло по столовой ложке на брата, и Даша долго ворчала.

– Антон умирает, – упрекнула Татьяна, – потому что матери нечего ему дать.

После ужина мама пошла к машинке. С начала сентября она приносила работу домой. Армия нуждалась в зимнем обмундировании, и на фабрике предложили премию тем, кто сошьет двадцать комплектов в день вместо десяти: немного денег и дополнительное питание. Мама работала до часу ночи за триста граммов хлеба и несколько рублей.

Захватив охапку раскроенной ткани, она уселась и удивленно спросила:

– А где моя машинка?

Никто не ответил.

– Где моя машинка, спрашиваю? Таня, где моя машинка?

– Не знаю, мама.

– Я продала ее, Ира, – объявила приковылявшая бабушка.

– Что?!

– Выменяла на соевые бобы и растительное масло, которые мы съели сегодня. Очень вкусно, не находишь?

– Мама! – взвизгнула Ирина. С ней началась истерика. Несколько минут она билась и рыдала, закрывая лицо ладонями.

Александр с исказившимся лицом выбежал в коридорчик.

– Мама, как ты могла? – не унималась Ирина. – Ты ведь знала, что мне предложили сверхурочную работу и что я каждую ночь убиваю себя, пытаясь принести хоть что-то в семью! Да ведь мне предложили овсянку, если я сошью двадцать пять комплектов! О мама, что ты наделала!

Татьяна, не в силах видеть это, тоже вышла. Александр сидел на диванчике и жадно затягивался. Взяв карандаш, она зашла за диван и подняла мешок с овсянкой, чтобы отметить уровень. Но, несмотря на принятые меры, и крупы, и сахар, и мука продолжали куда-то исчезать.

– Подожди, – вмешался Александр, – давай я помогу. Тебе тяжело.

Она отодвинулась. Он поставил мешок на диван, она заглянула в него и провела снаружи черную линию.

– Кто бы мог подумать, Тата, что твоя бабушка отважится на такое? – тихо выдавил он.

– Да уж, – вздохнула Татьяна, показывая на мешок с мукой.

– Погоди. Сейчас.

Он поднял мешок.

– Держи пониже…

Рука с карандашом коснулась руки, державшей мешок.

– Что теперь будет с твоей мамой?

– Не знаю. А вот что теперь будет с бабушкой? Ей больше нечего продать.

Татьяна убрала руку и пошла на кухню мыть посуду.

Когда она шла обратно, в дверях показался Александр. Они были одни. Она попыталась пройти, но он встал перед ней. Она попыталась обойти его, но он встал перед ней.

Подняв голову, она увидела, что в его глазах пляшут веселые искорки.

Девушка лукаво усмехнулась, метнулась вправо, потом влево, и не успел он опомниться, как она уже выскочила за порог.

– Эх ты, растяпа, – хихикнула она.


Через четыре дня Александр вернулся на базу. Проводив его, домашние очень расстроились. Однако вскоре он появился вновь и принес хорошие новости. Оказалось, что его оставили в Ленинграде недели на две и поручили патрулировать город, строить заграждения и обучать новобранцев. Больше он у Метановых не ночевал, но часто бывал по вечерам, а на рассвете приходил, чтобы проводить Татьяну в магазин на Фонтанке.

Однажды он сообщил, что Дмитрий, по слухам, ранен.

– Не может быть! – воскликнула Татьяна.

– Почему же…

Он нерешительно замолчал.

– Что случилось? Неужели он погиб как герой, в лучах славы?

– Да нет. Ему прострелили ногу.

– О, я совсем забыла, – хмыкнула Татьяна, – храбростью он никогда не страдал.

Александр рассказал, что Дмитрий лежит в Волховском госпитале и неизвестно когда встанет.

– У него, помимо всего прочего, еще и дистрофия.

– А что это такое? – выпалила Татьяна и немедленно почувствовала, что Александр пожалел о своей откровенности.

– Дистрофия, – медленно протянул он, – это болезнь мускульной массы, разрушающая ткани. Вызывается острым голоданием.

Легонько погладив его по руке, Татьяна едва слышно заверила:

– Не волнуйся, Шура, у меня не будет дистрофии. Потому что сроду не было мускулов.

Они терпеливо стояли в очереди. Александр то и дело выжидающе на нее посматривал, пытаясь встретиться глазами. Татьяна каждой клеточкой ощущала, что он чего-то хочет от нее. Но чего? Она не знала и не могла предположить.

Не могла? Или просто не хотела?

Паек Александра помог немного растянуть их запасы. Он получал поистине королевские нормы – восемьсот граммов хлеба в день! Больше половины того, что им выдавали на всех. А еще ему полагались сто пятьдесят граммов мяса, сто сорок – круп и полкилограмма овощей.

Татьяна была на седьмом небе, когда он приходил к ужину и приносил с собой дневную норму. Потому что была рада видеть его? Или потому что получала возможность немного поесть?

Александр вручал паек ей и велел делить на шесть порций.

– И, Таня, – каждый раз добавлял он, – не забудь, на шесть равных порций.

Вместо мяса обычно давали свиное сало или что-то вроде ножки престарелой курицы с толстой кожей. Татьяна каждый раз делала над собой усилие, чтобы не отрезать ему самый большой кусок. Зато он всегда получал лучший.

Бабушка продала всю посуду, оставив только шесть тарелок для домочадцев и Александра. Она хотела также сменять все старые одеяла и пальто, но мама не дала.

– Зима на дворе. Хочешь, чтобы мы все перемерзли? – кричала она.

На третьей неделе октября ударили морозы. У них почти не осталось ни белья, ни полотенец. Бабушка хотела поменять на картофель одно из полотенец. Но тут восстала Татьяна, заявив, что Александру тоже нужно полотенце.

Бабушка перестала ходить на Малую Охту.

4

Войдя в коридорчик, Татьяна услышала громкие голоса домашних. О чем они так горячо спорят?

Она уже хотела открыть дверь и внести поднос с чаем, как густой баритон Александра перекрыл все звуки:

– Нет, не стоит ей говорить. Сейчас не время.

– Но, Саша, рано или поздно ей все равно придется узнать! – почти взвизгнула Даша.