Татьяна знала «Медного всадника» почти наизусть и немедленно подхватила:

– «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса».

Александр, повернув голову, взглянул на Татьяну, продолжавшую смотреть на реку.

– Таня… откуда у тебя столько веснушек?

– Знаю-знаю, это ужасно некрасиво. Все солнце виновато, – пробормотала она, краснея и принимаясь тереть переносицу, словно это могло избавить ее от надоедливых рыжих пятнышек.

«Пожалуйста, перестань смотреть на меня», – думала она, боясь его глаз и опасаясь собственного сердца.

– А как насчет твоих светлых волос? – тихо спросил он. – Это тоже солнце?

Татьяна дернулась, как от ожога, ощутив прикосновение его руки к спине. Он может коснуться ее волос… если захочет.

Он не захотел.

– Белые ночи – это здорово, правда? – спросил он, не сводя с нее взгляда.

– Зато ленинградская зима… как вспомню, просто дрожь по спине.

– Да, зимы здесь невеселые.

– Иногда зимой, когда замерзает Нева, мы катаемся на санках по льду. Даже в темноте.

– Кто это «мы»?

– Паша, я, наши приятели. Иногда мы с Дашей. Но она гораздо старше и редко берет меня с собой. – Зачем она это сказала? Из злобной зависти? Татьяна велела себе заткнуться.

– Ты, должно быть, очень любишь сестру, – обронил Александр.

Что он этим хотел сказать? Татьяна предпочитала не знать.

– Вы с ней так же близки, как с Пашей?

– По-другому. Паша и я…

Она осеклась. Они с Пашей ели из одной миски. Миски, которую Даша наполняла едой, приготовленной ее же руками.

– Мы с сестрой спим на одной кровати. Она говорит, что я не должна выходить замуж, поскольку в этом случае мой муж будет третьим в нашей постели.

Их взгляды скрестились. Татьяна не отвела глаз в надежде, что в золотистых закатных лучах незаметны ее алые щеки.

– Ты слишком молода, чтобы выходить замуж.

– Знаю, – фыркнула Татьяна, которую всегда смущали ссылки на ее юность. – Но не настолько же!

«Настолько»… для чего?

Не успела она задаться этим вопросом, как Александр осведомился:

– Для чего именно?

Выражение его глаз снова потрясло ее. Она мгновенно потеряла дар речи. Что на ее месте сказала бы Даша? Что в таких случаях говорят взрослые?

– Я достаточно выросла, чтобы пойти в народное ополчение, – выговорила она наконец. – Как думаешь, меня примут? Тогда ты сможешь меня обучать.

Она засмеялась и тут же смутилась вновь. Александр немного поморщился и неохотно буркнул:

– Кто тебя туда примет? Тебе еще нет восемнадцати…

Он не договорил, но она сумела расслышать нерешительность в его голосе. Да и губы слегка дрожали. А посреди нижней была небольшая ямочка, совсем крохотная, и до того хотелось коснуться ее…

Татьяна поспешно отвернулась и вскочила.

– Я… в самом деле пора домой. Уже поздно.

– Так и быть, – кивнул Александр, тоже вставая, медленно и неохотно. – Жаль, такой хороший вечер…

– Да, – выдохнула она, не глядя на него.

Они побрели вдоль реки.

– Александр, ты скучаешь по своей Америке?

– Да.

– И вернулся бы, если б смог?

– Наверное, – бесстрастно ответил он.

– А можешь?

– Каким это образом? Кто мне позволит? Кто меня там ждет?

Татьяна едва сдержалась, чтобы не взять его за руку. Утешить.

– Расскажи мне об Америке. Ты когда-нибудь видел океан?

– Да, Атлантический, и это незабываемо.

– Он соленый?

– Да, холодный, безбрежный, там плавают медузы и белые яхты.

– Я однажды видела медузу. А какого цвета океан?

– Зеленый.

– Как деревья?

Он посмотрел на Неву, на деревья, на нее.

– Немного похоже на цвет твоих глаз.

– То есть мутновато… нет, грязновато-зеленый?

Сердце почему-то разрывалось от нахлынувших эмоций, дышать становилось все труднее. Но зачем ей дышать? Она и без того всю жизнь дышала, сейчас можно и потерпеть.

Александр предложил возвращаться через Летний сад. Татьяна согласилась, но потом вспомнила чувственные статуи сплетавшихся в объятиях любовников.

– Наверное, не стоит. Разве нет пути покороче?

– Нет.

Высокие вязы отбрасывали длинные тени на песок. Они вошли в ворота и направились по узкой тропинке между статуями.

– По ночам здесь все другое, – заметила Татьяна.

– А ты здесь бывала по ночам?

Она покачала головой:

– Зато бывала в других местах. Однажды я…

Александр наклонился к ней:

– Таня, знаешь…

– Что? – пробормотала она, отстраняясь.

– Чем меньше ты бывала где-либо по ночам, тем больше мне это нравится.

Потерявшая дар речи девушка рванулась вперед, упорно глядя под ноги. Александр не отставал, дробя свой обычно широкий шаг, чтобы держаться рядом. Ночь выдалась теплой, голые руки Татьяны дважды ненароком коснулись грубой ткани его гимнастерки.

– Это наше лучшее время, Таня. Хочешь знать почему?

– Ни за что.

– Больше оно не повторится. Никогда нам не провести вдвоем таких мирных незатейливых минут.

– Ты называешь их незатейливыми? – удивилась Татьяна, покачивая головой.

– Разумеется. Пока мы только друзья и гуляем по Ленинграду в сумерках.

Они остановились на мосту через Фонтанку.

– У меня дежурство в десять, – вздохнул Александр. – Иначе я проводил бы тебя домой…

– Нет-нет, я спокойно доберусь. Не беспокойся. И спасибо за ужин.

Она по-прежнему не могла смотреть в лицо Александра. Хорошо еще, что он так высок. Татьяна уставилась на пуговицы его гимнастерки. Их она не боялась.

Он откашлялся:

– Лучше скажи, есть у тебя какое-нибудь домашнее имя? Или ты и для родных только Татьяна? Как они тебя называют?

Сердце девушки подпрыгнуло.

– Кого именно ты имеешь в виду?

Александр ничего не ответил. Татьяна отступила шагов на пять и наконец посмела взглянуть ему в лицо. Волшебство вновь вернулось. Ей уже не хотелось ничего. Только стоять вот так и любоваться…

– Иногда, – едва выговорила она, – меня называют Тата.

Он улыбнулся.

Долгие паузы терзали ее. Чем их занять?

– Ты очень красива, Тата…

– Перестань, – шепнула она одними губами.

– Если хочешь, – добавил он, – можешь звать меня Шура.

«Шура! До чего же чудесное имя! И как бы я хотела звать тебя Шурой!»

– А кто еще зовет тебя так?

– Никто, – заверил он и отсалютовал.

Домой Татьяна летела как на крыльях. Блестящих красных крыльях, которые отрастила специально, чтобы плыть по лазурному ленинградскому небу. Но уже ближе к дому отягощенная сознанием собственной вины совесть потянула ее вниз, и крылья исчезли. Татьяна стянула волосы в узел и запихнула книги на самое дно сумки. И все же пришлось постоять неподвижно несколько минут, прижимая к груди кулаки и стараясь унять стук предательского сердца.

Даша сидела за столом и, как ни странно, в компании Дмитрия.

– Мы три часа тебя ждем, – недовольно заметила она. – Где ты была?

Интересно, сумеют ли они уловить запах Александра? Неужели она сама пахнет душистым летним жасмином, теплым солнцем, нагревшим руки, водкой, икрой, шоколадом? А вдруг увидят, сколько веснушек прибавилось на переносице? Она гуляла по Летнему саду рядом с любимым… неужели все это можно разглядеть в ее полных муки глазах?

– Простите, что опоздала. Слишком много работы.

– Проголодалась? – спросила Даша. – Бабушка сделала пюре и котлеты. Ты, должно быть, целый день ничего не ела.

– Я не голодна, только очень устала. Извини, Дима, мне нужно умыться.

Дмитрий просидел у них еще часа два. Дед с бабушкой ложились спать в одиннадцать, так что девушкам вместе с гостем пришлось подняться на крышу и посидеть до полуночи, пока не погасли последние отблески заката. Татьяна почти не говорила, хотя Дмитрий болтал без умолку о своих приключениях. Он показал девушкам мозоли от лопаты и пожаловался, что рыл окопы два дня без перерыва. Татьяна чувствовала, как он посматривает на нее, стараясь поймать ее взгляд и каждый раз улыбаясь.

– Дима, скажи, вы вправду близкие друзья с Александром?

– Да, и очень давние. Много пережили вместе. Мы как братья.

Татьяна наморщила лоб, пытаясь понять смысл его слов.

Этой ночью, когда лежала в постели, отвернувшись к стене и натянув на себя простыню и тонкое коричневое одеяло, она тихо молилась:

– Господи, если ты есть, пожалуйста, научи, как скрыть то, что не знаю как выказать!..

6

Весь четверг Татьяна думала об Александре. Руки двигались сами собой, собирая детали огнеметов. После работы он ждал ее.

Сегодня она не спросила, почему он пришел.

А он не объяснил.

Сегодня у него не было ни подарков, ни вопросов.

Он просто пришел.

Они почти не говорили: только стояли рядом так, что соприкасались руки, а когда на повороте трамвай занесло и Татьяну отбросило на Александра, тот, не двигаясь с места, обхватил ее за талию.

– Даша уговорила меня прийти к вам сегодня, – тихо сказал он Татьяне.

– Правда? Вот здорово! Ну, разумеется, мои родители будут рады снова тебя видеть. Утром они были в прекрасном настроении. Вчера удалось поговорить с Пашей по телефону, и у него вроде бы все в порядке…

Она осеклась, мучительно съежившись, как от острой боли: слишком огромна была навалившаяся на нее тоска.

Они медленно добрались до остановки, сели в шестнадцатый трамвай и молчали, пока не пришла пора выходить.

– До встречи, лейтенант.

Она хотела сказать «Шура», но не осмелилась.

– До встречи, Тата.

Вечером все четверо впервые встретились на Пятой Советской и пошли гулять. Купили мороженого и конфет и направились вниз по улице. Даша льнула к Александру, висла у него на руке. Татьяна держалась от Дмитрия на почтительном расстоянии, стараясь всеми возможными способами не слишком часто бросать взгляды на сестру и ее кавалера. До чего же, оказывается, неприятно смотреть, как их руки соприкасаются!