– Нет. Привожу ему бинты, йод и медикаменты. Ему всегда всего мало. Иногда мы с ним перебрасываемся несколькими словами.

– И зачем ты мне все это говоришь?

– Ты знал, что она плохо себя чувствует?

Александр мрачно нахмурился. Он знал, почему Татьяна не получает достаточно еды и почему то и дело теряет сознание. Но не хватало еще поделиться с Дмитрием своими опасениями насчет Татьяны.

Александр выдержал приличествующую случаю паузу и повторил:

– Дмитрий, зачем ты мне все это говоришь?

– Видишь ли… – Дмитрий понизил голос и придвинул стул ближе к кровати. – То, что мы задумали… очень опасно. Требует физической силы, мужества и отваги.

– Да ну? – хмыкнул Александр. Подумать только, Дмитрий рассуждает о подобных вещах!

– Как, по-твоему, Татьяне удастся выдержать все это?

– О чем ты?

– Александр, послушай меня хоть секунду! Помолчи немного. Послушай. Она слаба, а впереди очень тяжелая дорога. Даже с помощью Сайерза. Знаешь, что между нами и Лисьим Носом – шесть контрольно-пропускных пунктов? Шесть! Один звук, одно неверное слово – и все мы покойники. Александр… – Дмитрий помедлил. – Она не может ехать.

Стараясь не повышать голоса, не сорваться, Александр глухо процедил:

– Я не желаю продолжать этот идиотский разговор.

– Ты не слушаешь?

– И слушать не хочу.

– Да перестань ты упрямиться! Сам знаешь, я прав…

– Ничего я не знаю! – воскликнул Александр, стиснув кулаки. – Знаю только, что без нее… – Он осекся. Что он делает? Пытается убедить Дмитрия?

Воздержаться от крика требовало усилий, казавшихся Александру невероятными.

– Я устал, – громко объявил он. – Потолкуем в другой раз.

– Другого раза не будет! – прошипел Дмитрий. – И не ори! Мы должны отправляться через сорок восемь часов. Я не хочу становиться к стенке, потому что ты совершенно потерял способность соображать!

– Не волнуйся, мозги еще пока варят! – отрезал Александр. – С ней все нормально. И она едет с нами.

– Ну да, и свалится с ног после шести часов езды.

– Шести часов? Да что это с тобой? Она работает по двадцать четыре часа в сутки! Не сидит в грузовике, не развозит папиросы и водку. Спит на картонке, ест то, что не доедают раненые, умывается снегом. И не расписывай мне свои трудности.

– А если на границе будет стычка? Что, если, несмотря на все усилия Сайерза, нас остановят и допросят? Нам придется применить оружие. Стоять насмерть.

– Мы сделаем то, что должны сделать.

Александр многозначительно оглядел палку Дмитрия, лицо с синяками, сгорбленную фигуру.

– Да, но каково придется ей?

– Она тоже сделает то, что должна.

– Она свалится без чувств! Рухнет на снег, и ты не будешь знать, то ли драться с пограничниками, то ли поднимать ее.

– Я успею и то и другое.

– Она не может бегать, не может стрелять, не может сражаться. Упадет в обморок при первых признаках беды, а уж, поверь, беда не заставит себя ждать.

– А ты, Дмитрий? Ты можешь бегать? – с ненавистью спросил Александр.

– Да. Я все же солдат.

– А доктор? Он тоже не боец.

– Он мужчина. И, честно говоря, я волнуюсь за него куда меньше, чем за…

– Татьяну? Приятно это слышать.

– Меня беспокоит то, как она поступит.

– Да, это тонкое различие.

– Меня беспокоит то, что ты будешь так занят, тревожась о ней, что скиснешь и наделаешь дурацких ошибок. Она камнем повиснет на твоих ногах, заставит тебя призадуматься дважды, прежде чем идти на самый необходимый риск. Лесной контрольно-пропускной пункт Лисьего Носа хоть и плохо, но все же охраняется.

– Ты прав. Мы должны бороться за свободу.

– Значит, ты согласен?

– Нет.

– Александр, будь же благоразумен. Это наша последняя возможность. Я это точно знаю. Наш план идеален и может прекрасно удаться. Но она приведет нас к краху. Пойми, это ей не по силам. Не глупи, ведь до спасения осталось совсем немного. Разве не этого мы ждали? – улыбнулся Дмитрий. – Никаких пробных побегов, никаких «завтра», никаких «в следующий раз». Это то самое.

– Да. То самое, – согласился Александр, на мгновение закрыв глаза и борясь с почти неодолимой потребностью остаться в этом состоянии.

– Послушай же меня…

– И не подумаю.

– Послушаешь! – воскликнул Дмитрий. – Слишком долго мы вынашивали наш план. Не прошу же я оставить Таню навсегда. Вовсе нет. Я говорю: пусть мы, двое мужчин, сделаем все возможное, чтобы выбраться. Выбраться благополучно и, самое главное, живыми! Мертвый ты ей ни к чему, а если погибну я, то уж никогда не придется пожить вольной жизнью в Америке! Живыми, Александр. Кроме того, скрываться в болотах…

– Мы едем в Хельсинки в грузовике. Какие болота?

– Говорю же, если понадобится. Трое мужчин и слабая девушка – это слишком много. Нас в два счета обнаружат. Если что-то случится с Сайерзом, если он погибнет…

– С чего бы это? Он сотрудник Красного Креста, – перебил Александр, пристально изучая Дмитрия.

– Не знаю. Но если нам придется самим переправляться через Балтику пешком, по льду, скрываться на грузовиках конвоя… двоим это под силу, но троим… нас сразу же обнаружат и остановят. Она не осилит.

– Она осилила блокаду. Осилила волжский лед. Осилила смерть Даши. Осилит и сейчас, – ответил Александр, мучаясь неуверенностью. Опасности, которые расписывал Дмитрий, были достаточно реальны, а его речи казались отголосками собственных мыслей Александра, сходившего с ума от тревоги за Татьяну. – Все, что ты перечислил мне, – чистая правда, – с трудом выговорил он, – но ты забываешь самое главное. Что, по-твоему, случится с ней, когда обнаружится мое исчезновение?

– С ней? Ничего. Она не меняла фамилии, – пожал плечами Дмитрий, хитро подмигнув. – Ты очень постарался скрыть свою женитьбу, и теперь твоя предусмотрительность сработает.

– Да, только ей не поможет, – буркнул Александр.

– Никто ничего не будет знать.

– Вот тут ты ошибаешься. Я буду знать.

Он стиснул зубы, чтобы не застонать от боли.

– Да, но ты будешь в Америке! У себя дома.

– Ее нельзя оставлять здесь, – бесстрастно повторил Александр.

– Еще как можно. И ничего с ней не случится. Александр, она никогда не знала другой жизни…

– Да и ты тоже.

– …и станет существовать так, как и до тебя, – продолжал Дмитрий.

– Как же именно?

– Ты, конечно, высоко себя ставишь, – рассмеялся Дмитрий, – но, уверяю, она скоро тебя забудет. Как и все остальные. Да, сейчас она от тебя без ума, но со временем встретит кого-то еще и все прекрасно образуется.

– Перестань нести вздор! – почти закричал Александр. – Да ее через три дня арестуют! Жена дезертира! Перебежчика! Три дня. И ты это знаешь. Так что нечего парить мне мозги!

– Ни один человек не узнает, кто она.

– Но ты же узнал?

Дмитрий, игнорируя Александра, спокойно пояснил:

– Татьяна Метанова вернется в свою больницу и будет по-прежнему жить в Ленинграде. А если ты, после того как обоснуешься в Америке, все еще не забудешь ее, как только окончится война, попробуешь вызволить ее через посольство. Как свою законную жену. Если она захочет, поедет в Америку обычным способом. На корабле. Думай об этом, как о временной разлуке, пока не настанут лучшие времена. Для всех нас.

Александр с силой растирал переносицу левой рукой. Хоть бы кто-то пришел и спас его от этого ада. Он был невероятно напряжен. Короткие волоски на шее стояли дыбом. Дыхание все учащалось.

– Дмитрий, – прохрипел он, глядя перед собой. – У тебя второй раз в жизни появился шанс совершить порядочный поступок, воспользуйся им. Однажды ты помог мне встретиться с отцом. Какое тебе дело, если она поедет с нами?

– Я должен думать о себе. Не могу я тратить время на то, чтобы соображать, как защитить твою жену.

– И сколько времени ты уже потратил на это? Ты всегда думал только о себе…

– В отличие от тебя, например? – ухмыльнулся Дмитрий.

– В отличие от любого другого человека. Поедем с нами. Она протянула тебе руку.

– Чтобы уберечь тебя.

– Да, но смысл ее поступка от этого не меняется. Возьми ее руку. Она вызволит нас. Мы все получим свободу, а ты еще и единственное, что имеет для тебя значение, – избавление от войны. Тебя ведь именно это волнует больше всего?

В мозгу молотками стучали слова Татьяны, сказанные ею на крыше Исаакиевского: Он стремится получить именно то, чего ты больше всего хочешь.

Но Александра так просто не возьмешь.

Он никогда не отберет у тебя все. Столько силы у него никогда не будет, говорила она тогда.

– У тебя будет свобода – благодаря ей. Мы не погибнем – благодаря ей.

– Нас всех убьют – благодаря ей, – возразил Дмитрий.

– Ты обязательно выживешь, гарантирую. Воспользуйся этой возможностью, живи полной жизнью. Я не лишаю тебя того, что твое по праву. Обещал, что вызволю тебя отсюда, и сдержу слово. Таня очень сильна и не подведет нас. Вот увидишь. Она не сломится и не дрогнет. Скажи только «да». Мы с ней сделаем все остальное. Ты твердишь, что это наш последний шанс. Согласен. И чувствую это острее, чем когда бы то ни было.

– Еще бы! – фыркнул Дмитрий.

Пытаясь скрыть владевший им отчаянный гнев, Александр продолжал:

– Попробуй руководствоваться еще чем-то, кроме оголтелого эгоизма! Война довела тебя до такого состояния, что ты замкнулся в себе самом и забыл о других людях. Вспомни ее. Хоть раз. Ты прекрасно понимаешь, что она умрет, если останется здесь. Спаси ее, Дмитрий.

Александр едва не добавил «пожалуйста».

– Если она поедет с нами, мы все умрем, – холодно повторил Дмитрий. – Я в этом убежден.

Александр подался вперед и снова уставился в одеяло. Глаза затуманились, прояснились. Снова затуманились.

Тьма окутала его.

– Александр, думай об этом как о гибели на фронте, – снова заговорил Дмитрий. – Останься ты на льду, она сумела бы найти в себе мужество продолжать жить в Советском Союзе. Не так ли? Это одно и то же.