Полина Саймонс - Медный всадник

Звякнул металл. Он почувствовал, как его голову придерживают.

Придерживают.

Придерживают.

Мозг неожиданно пробудился. Он заставил себя открыть глаза. И обнаружил, что лежит на животе. Поэтому ничего и не видит. Опять что-то непонятное. Маленький белый силуэт. Невнятный шепот. Он хотел было спросить, но не смог. Не смог говорить. Запах… это дыхание… душистое дыхание, касающееся лица. Отчетливый запах уюта, того уюта, который он знал лишь однажды в жизни.

Это немного насторожило его. Глаза по-прежнему не фокусировались. Только отчетливо-белое гауссово свечение.

– Шура, очнись, пожалуйста. – уговаривал голос. – Открой глаза. Открой глаза, любимый.

Чьи-то мягкие губы коснулись щеки.

Александр открыл глаза. И ясно увидел лицо своей Татьяны. Глаза наполнились слезами, и он поспешно прикрыл их, бормоча: не… НЕТ…

Он должен открыть глаза.

Она зовет его:

– Шура, немедленно открой глаза.

– Где я?

– В полевом госпитале в Маразове.

Он попытался качнуть головой, но не получилось.

– Тата? Это не можешь быть ты.

Он заснул.

Александр лежал на спине. Перед ним стоял доктор и что-то говорил по-русски. Александр сосредоточился на голосе. Да. Доктор. Что он говорит? Ведь Александр не понимает по-русски.

Немного позже слова вдруг обрели смысл. И русский больше не казался иностранным.

– По-моему, он приходит в себя. Ну как вы?

– А как было? – с трудом выговорил Александр.

– Да не слишком.

Александр огляделся. Он лежал в большом квадратном помещении, заставленном койками с ранеными. Между койками был узкий проход.

Он попытался было разглядеть медсестер, но доктор снова сказал что-то. Александр с трудом взглянул на него, не желая отвечать на вопросы.

– Как долго?

– Месяц.

– Что со мной было?

– Не помните?

– Нет.

Доктор сел на койку и очень тихо сказал на правильном, невероятно родном английском:

– Вы спасли мою жизнь.

Александр вдруг припомнил. Лед. Полынья. Холод. И слабо качнул головой.

– Только по-русски пожалуйста. Не хотелось бы терять свою жизнь в обмен на вашу.

– Понимаю, – кивнул доктор, стиснув его руку. – Вернусь через несколько дней, когда вам станет лучше. Тогда и расскажете все. Я здесь ненадолго, но можете быть уверены, я не покину вас, пока не выйдете из леса.

– О чем только вы думали, когда выбегали на лед? Для этого есть санинструкторы.

– Знаю, – кивнул доктор. – Я и собирался спасти санинструктора. Как, по-вашему, кого вы взвалили мне на спину, когда тащили к тягачу?

– Ну и ну.

– Да. Тогда я первый раз увидел бой. Представляете? – улыбнулся доктор. Типично американская широкая улыбка.

Александру захотелось улыбнуться в ответ.

– Никак наш засоня-пациент пришел в себя? – раздался жизнерадостный голос. Рядом появилась брюнетка-медсестра с черными глазами-пуговичками и грудью навыкате. Нагнувшись, она пощупала его пульс. – С возвращением, парень! Ну и повезло же тебе. Меня зовут Инной.

– Повезло? – тупо повторил Александр. Счастливым он себя не чувствовал. – Почему у меня полный рот ваты?

– Никакой ваты. Просто весь месяц вас держали на морфии. Только на прошлой неделе начали снижать дозу. Боялись, что вы привыкнете.

– Как вас зовут? – спросил Александр доктора.

– Мэтью Сайерз. Я здесь с Красным Крестом, – пояснил он и, помедлив, добавил: – Я был кретином и за это едва не заплатил жизнью.

Александр снова мотнул головой и оглядел палату. Все тихо. Может, ему приснилось? Может, она ему привиделась?

И вообще привиделось все, что было с ней связано?

Ну не здорово ли? Ее никогда не было в его жизни. Он никогда не знал ее. Можно вернуться к прошлому. К тому человеку, которым он был.

А каким он был? Тот человек мертв. И Александр его не знает.

– Снаряд взорвался прямо сзади нас, и вас ударило осколком, – пояснил доктор Сайерз. – Вы врезались в грузовик и упали. – Его русский был не очень хорош, но он упрямо продолжал: – Я звал на помощь. Не хотел уходить, но… скажем так, нам срочно нужны были носилки. Одна из моих сестер вышла на лед, чтобы помочь, и представляете, сразу легла и поползла. Я так и сказал ей: вы в три раза умнее меня. Но дальше начались чудеса. Она догадалась толкать перед собой коробку с бутылками плазмы.

– Плазмы?

– Это жидкая часть крови. Хранится дольше, чем сама кровь, прекрасно замерзает, особенно в вашу ленинградскую зиму. Просто чудо для раненых вроде вас. Заменяет жидкость, которую вы теряете, и можно дотянуть до переливания крови.

– А мне… требовалась замена жидкости?

Медсестра весело потрепала его по плечу.

– Да, майор, можно сказать и так.

– Послушайте, сестра, – вмешался доктор Сайерз, – у нас в Америке есть такое правило: никогда не расстраивай пациента. Вы с таким знакомы?

Александр остановил доктора:

– Плохи были мои дела?

– Да уж, выглядели вы не слишком. Я оставил с вами сестру, пока сам… сам пошел… вернее, пополз, – улыбаясь, поправился доктор. – Пополз за носилками. Не знаю как, но она помогла мне нести их. Взялась за тот конец, где лежала ваша голова. После того как мы дотащили вас до берега, вид у нее был такой, что ей самой бы плазма не помешала.

– Если снаряд взорвется поблизости, все равно, ползете вы или нет, вам конец, – «утешил» Александр доктора.

– Это вам едва не пришел конец, – обиделась медсестра.

– Это вы помогали доктору? – благодарно пробормотал Александр.

– Нет, я работаю здесь, далеко от передовой. Я не в Красном Кресте.

– Я привез с собой сестру из Ленинграда. Она вызвалась добровольно, – улыбнулся доктор.

– Да? А из какой больницы?

Он чувствовал, что снова начинает расплываться… таять…

– Из госпиталя на Греческой.

Александр, не сдержавшись, громко застонал от боли. И не унимался, пока Инна не сделала ему укол морфия. Доктор, внимательно наблюдавший за процедурой, спросил, все ли в порядке.

– Доктор, та сестра, что приехала с вами…

– Да?

– Как ее зовут?

– Татьяна Метанова.

Тоскливый звук сорвался с губ Александра.

– Где она сейчас?

Сайерз пожал плечами:

– Лучше спросите, где ее нет? Думаю, строит железную дорогу. Знаете, мы прорвали блокаду. Шесть дней спустя после вашего ранения. Оба фронта соединились, и одиннадцать тысяч женщин немедленно начали строить дорогу. Татьяна помогает им с этой стороны…

– Но она не сразу начала, – перебила Инна. – Почти все время сидела с вами, майор.

– Да, зато теперь, когда вам стало лучше, она немедленно упорхнула туда, – улыбнулся доктор. – Эту дорогу называют дорогой победы. Слишком опрометчиво, на мой взгляд, если учесть состояние людей, которых приносят сюда.

– Не могли бы вы позвать эту сестру, когда она вернется?

Александр хотел объяснить, но чувствовал себя полностью разбитым. Он и был разбит.

– Куда меня ранило?

– В спину. Вся правая сторона изувечена. Хорошо, что осколок сначала прошел через мертвеца, которым вы прикрывались. Мы сделали все, чтобы спасти вам почку. Не хотелось бы, чтобы вы били немцев только с одной почкой, майор.

– Спасибо, доктор. И что теперь?

Александр пытался определить, что болит больше, но не мог.

– С моей спиной что-то неважно.

– Это верно, майор. У вас ожог третьей степени вокруг всей раны. Поэтому мы и держали вас на животе так долго. Только-только начали переворачивать на спину.

Сайерз похлопал его по плечу.

– А голова как? Вы здорово врезались в тягач. Но обещаю, скоро будете как новенький, когда рана и ожог подживут и мы снимем вас с морфия. Может, еще через месяц выйдете отсюда.

Доктор поколебался, изучая Александра, который не хотел, чтобы его изучали.

– Поговорим в другой раз, хорошо?

– Обязательно, – пробормотал Александр.

Доктор мгновенно просветлел.

– Рад сообщить, что вы награждены орденом.

– Хорошо, что не посмертно.

– Как только встанете, уверен, получите новое повышение, по крайней мере мне так сказали. Кстати, какой-то интендант все время о вас спрашивает. Черненко, кажется.

– Пожалуйста, приведите мне сестру, – еще раз попросил Александр, закрывая глаза.

Прошла целая ночь, прежде чем он снова увидел ее. Александр проснулся… и вот она – сидит у его кровати. Они долго смотрели друг на друга.

– Шура, пожалуйста, только не злись на меня.

– О господи, – выдавил он, – ты просто неумолима.

– Неумолимо замужем, – кивнула Татьяна.

– Нет, просто неумолима. И упряма как осел.

– Неумолимо и беспощадно влюблена, – прошептала она, наклоняясь к нему. – Ты нуждался во мне. Я пришла.

– Здесь ты мне не нужна. Сколько раз говорить? Я хотел, чтобы тебе ничто не грозило.

– А кто защитит тебя? Позаботится, чтобы тебе ничто не грозило?

Она взяла его руку, улыбнулась, удостоверилась, что ни докторов, ни сестер нет поблизости, поцеловала его пальцы и прижала к лицу.

– Все будет в порядке, великан. Только держись.

– Таня, выйдя отсюда, я немедленно подаю на развод.

Он не мог отнять руки от ее лица. Ни за что на свете.

– Извини, невозможно, – усмехнулась она, покачивая головой. – Ты хотел брака, заключенного на небесах? Ты его получил.

– Татьяша…

– Что, дорогой, что, родной? Я так счастлива слышать твой голос!

– Скажи правду: рана очень тяжелая?

– Не слишком, – тихо ответила она, улыбаясь и не чувствуя, как бледнеет.

– О чем я только думал, ринувшись к Маразову, как дурак! Пусть бы солдаты вытаскивали его. Но они застряли на льду. Ни туда ни сюда. И не догадались вынести его из-под огня. Бедный Толя!

Продолжая растягивать губы в улыбке, Татьяна грустно прошептала:

– Я помолилась за него.