– Интересно, – выдавил Александр, – когда это ты собрался в разведку?

– Очень умно!

– А мне плевать! Все это мне безразлично. Прости, я опаздываю. Через несколько минут у меня встреча с генералом Говоровым. Извини.

После ухода Дмитрия Александр, не помня себя, метался по блиндажу. Табурет, на котором он сидел, полетел в стенку. Обломки брызнули во все стороны.

Теперь-то он понимал, что показалось ему странным в ее письмах. Он даже ослабел от ярости и так и не сумел прийти в себя. Совещание прошло как в бреду. Он никак не мог сосредоточиться. Как только Говоров отпустил его, он немедленно отправился к Степанову.

– О нет! – ахнул тот. – Узнаю этот взгляд, капитан Белов!

Александр, нервно мявший шапку в руках, кивнул:

– Товарищ полковник, у меня не было свободной минуты с самого моего возвращения.

– Но, Белов, вы и так отсутствовали больше месяца!

– Я прошу всего лишь несколько дней. Могу повести в Ленинград грузовик с продуктами, вот и выйдет что-то вроде командировки.

– Что с тобой, Александр? – спросил Степанов, подходя и понижая голос.

Александр чуть качнул головой:

– Все в порядке.

Степанов внимательно присмотрелся к нему и осторожно спросил:

– Это имеет какое-то отношение к денежным переводам в Молотов?

– Да, товарищ полковник. Возможно, этому придется положить конец.

Степанов еще понизил голос:

– Может, это имеет какое-то отношение к штампу загса, который я видел в твоем военном билете?

Александр, не отвечая, повторил:

– Товарищ полковник, я очень нужен в Ленинграде. – Он помедлил, пытаясь собраться. – Всего на несколько дней.

Степанов вздохнул:

– Если не вернешься к десятичасовой поверке в воскресенье…

– Я буду здесь. Времени больше чем достаточно. Спасибо. Я никогда вас не подведу. И не забуду всего, что вы для меня сделали.

Александр пошел к выходу.

– Займись своими личными делами, сынок, – сказал ему вслед полковник. – Забудь о продуктах. У тебя больше не будет времени для личных дел, пока мы не прорвем блокаду.

4

Татьяна едва волочила ноги. И не отходила от раненых, хотя ее смена давно закончилась. Она немного проголодалась, но так не хотелось готовить только для себя, что она с удовольствием бы перешла на искусственное питание, как некоторые тяжелые пациенты. Уж лучше день и ночь ухаживать за ними, чем сидеть одной в комнате.

Наконец она, не поднимая головы, медленно побрела домой в темноте. Прошла по коридору и открыла дверь. Инга, как всегда, сидела в коридорчике и пила чай. Что делают эти люди в ее доме? Противно думать о том, что они могут остаться навсегда.

– Здравствуйте, Инга, – устало пробормотала она, снимая пальто.

Инга что-то буркнула в ответ.

– Кстати, вас ждут, – неприязненно заявила она.

– Но я же просила никого не впускать.

– Просили, – кивнула Инга. – Он очень разозлился. Какой-то военный…

– Какой военный?

– Не знаю.

Татьяна мгновенно очутилась рядом с Ингой.

– Кто это был? Не тот, что приходил раньше?

– Нет. Другой. Высокий.

Сердце Татьяны куда-то покатилось. Высокий!

– Куда… Куда он пошел?

– Не знаю. Я сказала, что он не может ждать здесь. После этого он ничего не захотел слышать. Смотрю, милочка, вы пользуетесь немалым успехом!

Татьяна, забыв о пальто, метнулась к порогу, распахнула дверь и едва не столкнулась с Александром. Колени ее подогнулись.

– О… о господи!

Судя по выражению глаз, он взбешен. Но ей было все равно. Громко всхлипнув, она прижалась лбом к его шинели. Александр даже не поднял рук, чтобы ее обнять.

– Пойдем, – холодно бросил он. – Пойдем в комнату.

– Татьяна велела мне никого не впускать, капитан, – оправдывалась Инга. – Таня, ты не познакомишь нас?

Она даже чашку отставила.

– Нет! – рявкнул Александр, вталкивая Татьяну в комнату и пинком закрывая за собой дверь. Она немедленно бросилась к нему: руки раскинуты, лицо светится…

– Шура… – едва выговорила она.

Но он предостерегающе вытянул ладони:

– Не подходи.

Но Татьяна ничего не слушала.

– Шура, до чего я счастлива! – выдохнула она. – Как твои руки?

И тут же отлетела в сторону.

– Сказал же, держись от меня подальше!

Он подошел к окну. Из окна дуло. Но Татьяна последовала за ним. Ее потребность дотронуться до него, заставить коснуться себя была такой всепоглощающей, что она забыла боль, причиненную появлением Дмитрия, пропажей пяти тысяч долларов, ее собственными оскорбленными чувствами.

– Шура, – ахнула она, – за что?!

– Что ты наделала? – с горечью прошипел Александр. – Почему ты здесь?

– Потому что я была нужна тебе. Вот и приехала.

– Не нужна ты мне здесь! – взвился он.

Татьяна съежилась, но не отступила.

– Не нужна! – повторил он. – Мне нужно, чтобы ты была в безопасности!

– Знаю. Позволь мне коснуться тебя.

– Не смей! Держись от меня подальше.

– Шура, я уже сказала, что не могу держаться от тебя подальше. И ты не можешь без меня. Я должна быть рядом.

– Рядом? Только не со мной, Татьяна, – поспешно возразил он, опираясь о подоконник.

В комнате было темно. Только тусклый свет уличного фонаря пробивался сквозь стекло. Темное лицо Александра, темные глаза Александра…

– О чем ты? Конечно, рядом с тобой. С кем же еще?

– Какого хрена тебе пришло в голову бегать в казармы и спрашивать Дмитрия?!

– Я не спрашивала о Дмитрии, – едва слышно пробормотала она. – Я хотела найти тебя. Не знала, что с тобой случилось. Ты перестал писать.

– А ты не писала мне шесть месяцев! Не могла подождать две недели?

– Прошло больше месяца, и я не могла ждать! Шура, я приехала к тебе! – Татьяна шагнула к нему. – Ради тебя. Ты сказал, чтобы я никогда не отворачивалась от тебя. Вот она, я. Посмотри мне в глаза и скажи, что я чувствую. – Она умоляюще протянула к нему руки. – Что я чувствую, Шура?

Александр скрипнул зубами.

– Взгляни в мои глаза и скажи, что я чувствую.

Она стиснула руки.

– Ты обещала мне. Поклялась. Дала слово!

Татьяна вспомнила. Она так слаба… и так хочет его. И он нуждается в ней, нуждается больше, чем прежде! Просто гнев ему глаза застит.

– Шура, муж мой, это я. Твоя Таня.

Почти плача, она снова раскинула руки.

– Шура, пожалуйста…

Не дождавшись ответа, она сняла ботинки и подошла к нему. Господи, какая она маленькая, беззащитная рядом с этим высоким темным человеком, зловеще нависшим над ней.

– Давай не ссориться. Пожалуйста. Я так счастлива, что ты пришел. Просто хочу… – Она не опустит глаз. Ни за что. – Шура… – умоляла она дрожа, – не… не отталкивай меня!

Он отвернулся.

Татьяна расстегнула лиф платья.

– Поцелуй свою ладонь и прижми к сердцу. Так ты писал, – прошептала она, целуя его ладонь и прижимая к своей голой груди эту большую, теплую, смуглую ладонь, которая так умела ласкать…

Она застонала и закрыла глаза.

– О боже, Тата… – охнул Александр, притягивая ее к себе и жадно шаря по телу. Он толкнул ее на диван, не отрывая рта от ее губ, зарылся руками в волосы. – Чего ты хочешь от меня?

Он сорвал с нее платье, белье, оставив совсем голой, если не считать подвязок, вцепился в обнаженные бедра над чулками и снова прошептал:

– Чего ты хочешь от меня?

Татьяна даже не могла ответить. Тяжесть его тела лишала ее дара речи.

– Я так зол на тебя…

Он припал к ней, словно умирающий от жажды – к глотку свежей воды.

– Тебе наплевать, что я зол на тебя?

– Наплевать… срывай на мне свою злость, если хочешь, – стонала Татьяна. – Давай же, срывай, Шура… сейчас.

Он с силой вторгся в нее.

– Закрой мне рот, – прошептала она, стискивая его голову, боясь, что закричит.

Он не успел даже снять ни шинели, ни сапог. В дверь постучали.

– Таня, у тебя все в порядке? – осведомилась Инга.

Не отрывая руки от губ Татьяны, Александр заорал:

– Проваливайте ко всем чертям!

– Закрой мне рот, Шура, – бормотала Татьяна как в бреду, плача от счастья. – Закрой скорее! Только останься на мне… во мне, прошу тебя, – умоляла она, хватаясь за его шинель, плечи, волосы… – Как твои руки?

В темноте не разглядеть, но на ощупь, кажется, покрыты шрамами.

– Зажили.

Татьяна целовала его губы, щетину, глаза… не могла отнять губ от его глаз, стискивая шею.

– Не уходи, Шура, милый. Я так тосковала без тебя. Останься здесь. Там, где лежишь. Не отстраняйся, чувствуешь, какая я теплая? Не выходи на холод…

Она лежала под ним и старалась не плакать. Ничего не получалось.

– Ты поэтому не писал мне? Из-за рук?

– Да. Не хотел, чтобы ты волновалась.

– А не подумал, что отсутствие писем совсем сведет меня с ума?

– Знаешь, – буркнул он, откатываясь, – я надеялся, что у тебя хватит мозгов подождать.

– Дорогой, любимый, единственный, ты голоден? Не могу поверить, что снова касаюсь тебя. Такое счастье просто невозможно. Что тебе приготовить? Есть пара картофелин, луковица и даже соевые бобы!

– Я ничего не хочу, – отмахнулся Александр, помогая ей сесть. – Почему здесь такой холод?

– Дымоход в голландке засорился. Буржуйка в другой комнате. Славин разрешает мне пользоваться его примусом.

Она улыбалась, гладя лацканы его шинели.

– Шурочка, может, чай заварить?

– Таня, ты замерзаешь. У тебя есть что-нибудь теплое?

– Да я вся горю! Мне вовсе не холодно.

– Почему диван стоит посреди комнаты?

– Моя койка у стены.

Александр заглянул за спинку дивана, стащил одеяло с койки и накрыл Татьяну.

– Почему ты спишь между диваном и стенкой?

Не дождавшись ответа, он прижал ладонь к стене и повернулся к Татьяне.