Полина Саймонс - Медный всадник

Он направился к двери. Она пошла следом.

– Прощай, Таня. Вряд ли мы когда еще увидимся.

– Увидимся… если судьба столкнет.

Татьяна судорожно сглотнула, боясь, что ноги подкосятся.

– Я уеду так далеко, что мы никогда больше не встретимся, – таинственно прошептал Дмитрий.

– Вот как? – спросила она одними губами, теряя последние силы.

Он наконец ушел, оставив в ее душе черную бурю. Татьяна лежала на своей узкой коечке между стеной и спинкой дивана, лежала, не раздеваясь, прижимая к груди обручальное кольцо, лежала, не двигаясь и не смыкая глаз до самого утра.

Александр сидел за столом в офицерском блиндаже, одном из нескольких, выстроенных в Морозове. Холода уже начались, и едва зажившие руки постоянно немели. Хорошо бы пойти в раздаточную, там наверняка найдется что поесть, но через час предстоит совещание с генералом Говоровым. Будет обсуждаться план переправы на другой берег и атаки на немцев.

Стоял ноябрь, и после четырех неудачных попыток пересечь Неву Шестая армия нетерпеливо ждала, когда лед на реке установится. Командование решило, что легче всего будет атаковать пехотой, растянувшейся цепочкой на льду, чем переправлять сразу помногу солдат на понтонных судах, которые легко поразить одним ударом.

Из раздумья Александра вывел ввалившийся в блиндаж Дмитрий. Весело гогоча, он выложил водку, махорку и папиросные гильзы. Александр молча вынул деньги. Поскорее бы он убрался!

Александр как раз перечитывал последнее письмо от Татьяны, немного его озадачившее. Он не писал ей несколько недель, с тех пор как обжег руки, хотя мог бы продиктовать письмо медсестре. Но если Татьяна увидит на конверте чужой почерк, наверняка с ума сойдет, вообразив, что он ее обманывает, хочет успокоить и ранение на самом деле куда тяжелее. Не желая волновать ее, он послал деньги за сентябрь, подождал, пока сможет держать ручку, и в конце месяца написал сам.

Он не упомянул о том, что Господь уберег его, уложив в госпиталь. Пролежав там несколько недель, он не участвовал в двух гибельных сентябрьских попытках переправиться через Неву, когда потери оказались столь велики, что пришлось задействовать резервы из Ленинградского гарнизона: на Волховском фронте людей тоже не хватало, особенно после гитлеровского приказа удерживать Неву и блокаду любой ценой. Армии Мерецкова тоже приходилось нелегко. Немцы ожесточенно бомбили расположение войск с земли и воздуха.

Бои в Сталинграде велись за каждый дом. Ленинград все еще держался. Украина была оккупирована. Красная армия несла огромные потери. Но ход войны уже был переломлен битвой под Москвой. И теперь Говоров планировал очередную атаку.

Но пока Александр сидел с письмом в руке, пытаясь сообразить, что такое стряслось с его женой.

Ни в одном из ее писем, приходивших регулярно и подробно описывавших события в деревне, хотя без обычного чистосердечия и искренней увлеченности, не упоминалось о его ранении. И он с ума сходил, пытаясь читать между строчками, когда заявился Дмитрий со своей ношей. Заявился и, по всей видимости, не собирался уходить.

– Саша, налей-ка кружечку ради встречи старых друзей.

Александр неохотно налил водки – Дмитрию побольше, себе поменьше – и снова сел за стол. Дмитрий подвинул табурет. Разговор зашел о скором наступлении и предстоящих боях.

– Саша, – тихо спросил Дмитрий, – как ты можешь сидеть, словно ни в чем не бывало, зная, что ждет впереди? Четыре неудачные переправы, столько людей погибло, и я слышал, что, когда замерзнет лед, пятая будет последней. Ни один человек не повернет назад, пока блокада не будет прорвана, ты тоже это слышал?

– Да, что-то в этом роде.

– Я больше не могу находиться здесь, просто не могу. Только вчера я доставлял продукты к Неве и на Невский пятачок, когда прилетевший из Синявина снаряд попал в понтонную лодку, которая как раз готовилась к отплытию. Никто из всего отряда не уцелел. Подумать только, что я находился всего в сотне метров! Так просто это не кончится.

– Тут ты прав.

– Слушай, не поверишь, но Лисий Нос почти не охраняется. Когда я привожу продукты пограничникам, часто вижу финнов по ту сторону границы. Но и их совсем немного. Это судьба. Ты можешь спрятаться в моем грузовике. Оставим его у самой границы, а потом…

– Дима! – прошипел Александр. – Взгляни на себя. Ты едва ходишь по ровной дороге. Мы уже говорили об этом в июне…

– И не только в июне. Надоели мне все эти разговоры. И ждать осточертело. Поедем! Вместе мы сумеем выбраться, а если нет – нас просто пристрелят. Какая разница! По крайней мере так у нас хотя бы шанс есть.

– Послушай… – начал Александр, вставая из-за стола.

– Нет, это ты послушай! Война изменила меня…

– Неужели?

– Именно! Показала, что я должен бороться, если хочу выжить. Любыми средствами. Все, что я ни пытался делать, не срабатывало. Ни переводы из полка в полк, ни ранение, ни месяцы по госпиталям, ни сидение в Кобоне… ничего! Я пытался спасти свою жизнь, пока мы не осуществим наш план. Но немцы полны решимости меня убить. А я полон решимости не допустить этого. Эх, как вспомню твою выходку с ныне погибшим и давно похороненным Юрием Степановым, аж выть хочется! – едва слышно добавил Дмитрий. – Он мертв, а мы еще здесь. И все потому, что тебе понадобилось тащить его назад. Если бы не ты, давно бы уже были в Америке!

Александр, едва сдерживаясь, встал, подошел к Дмитрию и, нагнувшись, процедил:

– А я скажу тебе то, что уже говорил. И тогда, и сейчас. Давай! Действуй! Я отдам тебе половину денег! Ты знаешь, как добраться до Хельсинки и Стокгольма. Изучил карты, как свою ладонь. Почему бы тебе не идти одному?

Дмитрий поспешно отодвинулся:

– Ты прекрасно понимаешь, что я не могу идти один. Я не знаю ни слова по-английски.

– Тебе это ни к чему. Доберешься до Стокгольма и попросишь политического убежища. Они тебя примут даже без английского, – холодно бросил Александр, слегка отстраняясь.

– А моя нога…

– Забудь о своей ноге. Ходи с палкой, если понадобится. Я отдам тебе половину денег…

– Он отдаст мне половину денег! Что ты мелешь, мать твою? Мы должны были идти вместе, или не помнишь? Вместе! И я не пойду один!

– В таком случае жди, пока я не выберу подходящего времени, – прошипел Александр, сжимая и разжимая кулаки. – По-моему, сейчас ничего не выйдет. Весной будет…

– Не буду я ждать никакой долбаной весны!

– А что ты предлагаешь? Сделать все тяп-ляп, кое-как, очертя голову и попасть в руки пограничников? Не знаешь, что у них приказ стрелять дезертиров на месте?

– До весны я не дотяну, – возразил Дмитрий, вскакивая и пытаясь расправить плечи. – И ты тоже. Да что это с тобой? Какого хрена выкобениваешься? Не хочешь бежать? Предпочитаешь погибнуть смертью храбрых?

Александр отвел измученные глаза.

Дмитрий презрительно фыркнул:

– Пять лет назад, когда ты был ничем и не имел ничего, когда нуждался во мне, я сделал тебе одолжение, капитан!

Александр одним прыжком подскочил к нему с таким угрожающим видом, что Дмитрий, попятившись, мешком свалился на табурет. Глаза его беспокойно забегали.

– Сделал, – подтвердил Александр. – И я никогда этого не забывал.

– Ладно-ладно, – бормотал Дмитрий, – и не стоит…

– Я достаточно ясно выразился? Будем ждать подходящего времени.

– Но граница в Лисьем Носу почти не охраняется! – воскликнул Дмитрий. – Какого хрена мы выжидаем? Теперь самое подходящее время и есть! Позже, когда наши перебросят туда войска, финны сделают то же самое и война будет продолжаться. Теперь же положение просто патовое. Говорю тебе, решайся, пока не прикончили.

– Но кто тебе мешает? Иди.

– Саша, в последний раз повторяю: без тебя я ни шагу.

– Дима, в последний раз повторяю: сейчас я никуда не иду.

– А когда?

– Узнаешь, как только настанет время. Сначала нужно прорвать блокаду. Да, это потребует всего, что у нас есть, но весной…

– Может, послать на это дело Таню? – неожиданно хмыкнул Дмитрий.

Александру показалось, что он ослышался.

Неужели Дмитрий упомянул Татьяну?

– Что ты сказал? – спросил он, медленно выговаривая каждое слово.

– Говорю, может, послать на это дело Таню? Она в одиночку прорвала блокаду!

– Ты это о чем?

– Эта девочка, – восхищенно продолжал Дмитрий, – сумеет своими силами добраться даже до Австралии, если захочет! И пока мы будем хлопать ушами, начнет совершать регулярные рейсы за едой между Молотовым и Ленинградом.

Откинув голову, он весело заржал.

– Да объясни же, мать твою!

– Объясняю. Вместо того чтобы зазря класть в землю двести тысяч солдат, включая тебя и меня, следовало бы поручить Танечке Метановой прорвать блокаду.

Александр не глядя растер окурок.

– Не пойму, что ты мелешь.

Хоть бы Дмитрий ничего не заметил.

– Я ей сказал: Таня, тебе пора идти в армию. В два счета станешь генералом. А она и в самом деле подумывает об…

– То есть… то есть как это «сказал»? – перебил Александр, с трудом ворочая языком.

– Неделю назад, на Пятой Советской. Она приготовила мне ужин. Им наконец дали воду. Правда, одну из комнат заселили, но вторая… – Дмитрий улыбнулся. – Ничего не скажешь, кухарка из нее что надо.

Александр сам не понимал, как ему удалось остаться неподвижным.

– Что с тобой? – ухмыльнулся Дмитрий.

– Все нормально. Только что-то не пойму: врешь ты по своему обыкновению или просто сочиняешь? Татьяна в эвакуации.

– Поверь мне, я узнал бы ее всюду. Прекрасно выглядит. Сказала, что влюблена в доктора. Представляешь? Наша маленькая Танечка. Кто бы мог подумать, что из всех выдержит только она?

У Александра руки чесались заткнуть ему глотку, но он боялся открыть рот.

Он только вчера получил от нее письмо. Письмо!

– Таня приходила в казармы. Искала меня. Сготовила ужин. Она в Ленинграде с середины октября. Не поверишь, как она сюда добиралась! Шла пешком с самого Волховского фронта, словно Манштейна и его бомб вообще не существует. С такой я пошел бы в разведку.