Но если раньше он любил прижаться к ее горячему телу своим холодным, с недавнего времени стал едва дотрагиваться до нее, словно она пылала жаром, словно каждое прикосновение к ней обжигало. Его тянуло к огню. Он не мог не ласкать ее и все же ласкал так, будто знал: каждый ожог, который он навлекает на себя, искалечит его на всю жизнь… если только он не умрет раньше.

Что сталось с Шурой, гонявшимся за ней по лесу, сбивавшим с ног, лизавшим каждый сантиметр кожи, щекотавшим и мучившим ее?

Что сталось с Шурой, так любившим заниматься с ней любовью при свете дня, чтобы лишний раз взглянуть в ее лицо?

Куда девался он, ее смеющийся, веселый, шутливый, беззаботный, напористый муж?

Неужели навеки превратился в того Александра, который целыми днями курил, рубил дрова и наблюдал за ней?

Иногда, когда Татьяна крепко спала, прижавшись к нему, наслаждаясь миром и покоем, Александр будил ее среди ночи. Она не шевелилась. Ничем не давала знать, что проснулась. Только чувствовала, как он лежит без сна, смотрит на нее, задыхаясь, и сжимает все крепче, вытесняя воздух из легких. Слышала его прерывистые стоны, ощущала его губы на лбу и волосах и мечтала больше уж никогда не дышать.

Татьяна продолжала резать помидоры, не вытирая катившихся по щекам слез. Сзади раздался громкий голос:

– Куда-то собралась?

Истинный солдат! Подкрадывается как кот на бархатных лапах!

Татьяна наскоро вытерла слезы, откашлялась и сказала:

– Погоди, сейчас закончу.

Солнечный свет почти померк: может, он не заметит ее мокрого лица?

Повернув голову к нему и улыбаясь, Татьяна увидела, что он весь потный и с головы до ног покрыт опилками.

– Опять дрова? – пробормотала она с заколотившимся сердцем. – Я что, тут зиму буду зимовать? Ох, до чего же ты приятно пахнешь…

Она подступила ближе, теряя голову от его запаха. От его вида.

– Почему у тебя лицо красное?

– Лук резала. Для салата.

– Я вижу только одну тарелку. И ты не ответила на вопрос. Куда-нибудь идешь?

Он не улыбался.

– Конечно нет, – выдавила Татьяна, снова откашливаясь.

– Сейчас пойду умоюсь.

– Не стоит, – пробормотала она, босиком подходя к Александру, чувствуя себя беззащитной и сгорая от желания. – Я всегда кажусь себе такой крохотной рядом с тобой…


Тяжелое тело Александра придавило ее к земле. Левой рукой он поддерживал ее голову, правой – сжимал ягодицы. Он ухитрялся одновременно быть на ней и в ней, вокруг нее и над ней. Она не могла даже дернуться без его позволения. Отдаваясь ему беззаветно и беспредельно, она чувствовала, как он каждым толчком, каждым выпадом боролся со своей любовью к ней. Со своей потребностью в ней. К этому времени она уже успела понять: Александр слишком хорошо сознает собственную силу.

Татьяна судорожно прижала губы к его ключице.

– Шура… родной… как ты мне нужен… – пробормотала она, изо всех сил стараясь не заплакать. Ее голос сорвался.

– Я здесь. Ощути меня…

– Я ощущаю, солдатик. Ощущаю.

Слишком скоро испытала она приближение огненной волны и сцепила зубы, подавляя рвущиеся из груди крики. Но и Александр внезапно замер и отстранился. Вот оно…

Татьяна раскинула руки, несвязно моля о чем-то. Вот оно начинается и длится всю ночь, пока наконец он, нежный и грубый, осторожный и безоглядный, не изольет в нее свой голод, свое желание, пока не измотает ее и себя, пока они оба не смогут уползти от своих мучительных сожалений.


Настал вечер. Татьяна не мигая смотрела на Александра, лежавшего на животе, лицом к ней, с закрытыми глазами. Она притихла, прислушиваясь к его дыханию, пытаясь определить, заснул ли он. Похоже, нет. Время от времени он вздрагивал, словно глубоко задумался о чем-то. А этого Татьяна не хотела. По своей давней привычке она принялась выписывать кружочки на его спине. Александр что-то буркнул и отвернулся от нее.

Что его тревожит? Что она в состоянии ему дать?

– Хочешь массаж? – выпалила она, целуя его руки, проводя ладонью по плечам. – Эй, ты меня слышишь?

Он повернулся к ней. Приоткрыл один глаз.

– Ты умеешь делать массаж?

– Да.

Татьяна улыбнулась. Хорошо, что на нем одни трусы!

Она ловко вывернулась из-под него и вспрыгнула ему на спину.

– Тата, что ты можешь знать про массаж?

– О чем это ты? – хихикнула она, шутливо ущипнув его за ягодицу. – Я тысячу раз делала массаж.

– Да ну?

Ага, наконец она привлекла его внимание.

– Именно. Готов? Рельсы, рельсы, – запела она, проводя кончиками пальцев две длинные параллельные линии от шеи до резинки трусов. – Шпалы, шпалы… – Короткие перпендикулярные линии, соединившие «рельсы». – Ехал поезд запоздалый… – Один зигзаг, второй, третий… – Просыпал пшено… – Шаловливая рука пощекотала ему спину.

Александр, устроив поудобнее голову на ладонях, засмеялся. Татьяну так и подмывало поцеловать его. Но это в игру не входило.

– Пришли куры, поклевали. – Она потыкала его кончиками пальцев. – Пришли гуси, пощипали. – Она наградила его десятком щипков.

– И что это за массаж, спрашивается?

– Пришли дети, потоптали… – Она принялась хлопать ладонями по его спине.

– Эй, зачем ты меня колотишь?

– Прискакали разбойники, посолили, поперчили и съели! – взвизгнула она, щекоча его.

Он принялся отбиваться. Хорошо, что он боится щекотки!

Татьяна, восторженно хихикая, укусила его за спину. Просто не смогла устоять. Слишком уж большой соблазн: он, совсем беспомощный и такой неотразимый, извиваясь, лежит под ней. А уж когда она укусила его, он просто замурлыкал.

– Пришел дед, пособирал, пришла баба, пособирала… – продолжала Татьяна, снова потыкав его пальцами. – Пришел начальник зоопарка…

– О нет, только не начальник, – взмолился Александр.

– Поставил стол, поставил стул, сел и стал писать…

Татьяна провела по спине Александра несколько волнообразных линий.

– Прошу принять мою дочку… Тр-р-р… И прошу убрать зерно. Тр-р-р-р… – Она легонько шлепнула Александра. – Поставил точку, поставил печать… – Она ткнула его в ребра. Он подпрыгнул. Она засмеялась. – Можно письмо опускать![15]

Татьяна оттянула резинку на его трусах и отпустила. Резинка щелкнула. Она стянула трусы и погладила его ягодицы. Александр не двинулся.

– Это все? – спросил он задушенным голосом.

Татьяна, смеясь, плюхнулась на него.

– Угу, – заверила она, целуя его между лопаток. – Понравилось?

Сама она так и млела от счастья, растянувшись на его спине, твердой и упругой, как кровать. Когда-то он нес ее на спине. Нес десять километров.

Татьяна потерлась щекой о его загорелую кожу. Целый месяц на жарком солнце.

Она счастливо зажмурилась.

– Хм-м-м… интересно. Это какой-то новый вид русского массажа?

Татьяна объяснила, что в детстве ребятишки делали друг другу такой массаж по двадцать раз на день. Иногда выходило довольно больно. Да и щекотку не всякий мог вынести.

Она не упомянула о том, что в забавах участвовала и Даша.

Теперь уже Александр выбрался из-под Татьяны.

– Моя очередь.

– Ни за что! – взвизгнула она. – Попробуй только!

– Перевернись.

Татьяна перевернулась.

– Погоди… повыше, повыше. И сними платье.

Он помог ей раздеться. Татьяна легла на живот: волосы связаны белыми лентами, голая кремовая спина гладка, как атлас. На плечах выступили веснушки, но ниже кожа была цвета слоновой кости. Нагнувшись, Александр провел языком от лопаток до шеи и вытащил из ее волос ленты.

– И это тоже, – пробормотал он, задыхаясь и дергая за голубенькие трусики.

Татьяна подняла бедра.

– Шура, а как ты будешь щелкать резинкой, если снимешь заранее трусы?

Потеряв голову, как всегда при виде ее бедер, Александр вобрал в рот кожу у плеча.

– Поскольку у нас нет поезда с зерном или медведями, топающими по твоей спине, может, представим и резинку?

Он увидел, как она, не открывая глаз, улыбается, и свободной рукой стянул свои трусы. И продолжал целовать ее между лопатками. Она застонала.

– Ты играешь не по правилам.

Он встал на колени, уселся на нее верхом и начал.

– Ладно, как там?..

– Рельсы, рельсы, – подсказала Татьяна.

Александр провел две линии от шеи до попки.

– Хорошо… но не стоило заходить так далеко.

– Нет? – переспросил он, не убирая руки с ее ягодиц.

– Нет… – подтвердила она, задыхаясь.

– Куры. Что они делают?

– Клюют.

Александр легонько потыкал ее сложенными пальцами. Вдавил ладони в ее спину, растирая от позвоночника до ребер. Руки скользнули к грудям.

– Как насчет гусей? – прошептал он, лаская ее.

– Щипались.

Он осторожно сжал ее соски.

– Шура, что-то ты не в форме, – проворчала Татьяна, приподнимаясь.

Он забыл об осторожности и сильно сдавил ее соски. Татьяна блаженно вздохнула.

– Воры пришли…

Александр сполз, раздвинул ее ноги и встал между ними на колени.

– …посолили…

Он поднял ее бедра.

– …поперчили, – продолжал он, скользнув в нее.

Татьяна вскрикнула, хватаясь за простыни.

– …и съели… раз, другой, третий…

Не прекращая двигаться, он наклонился, вдавливая ладони в ее спину, гладя, касаясь сверкающих золотистых волос. Он закрыл глаза и выпрямился, словно клещами стискивая ее бедра.

– И что это за массаж такой? – пробормотала Татьяна потом. – Американский? Не по правилам!

Он рассмеялся, но глаз не открыл.

– Теперь я никогда уже не буду относиться к этой игре по-прежнему, и все из-за тебя. Понимаешь?

– И прекрасно. В точности как к пряткам, верно?

– Да, ты и это ухитрился испортить, – пожаловалась она.

Александр обнял ее со спины, так и не выйдя из нее. Стараясь привлечь Татьяну как можно ближе к себе. Вобрать в себя.

Безуспешно.

20

Поздно ночью они играли в покер на раздевание.