– Какой ни есть, – обезоруживающе улыбнулся Вильморен. Он кивнул на кувшин с вином: – Выпьем?

– А не рано ли? Не стоит злоупотреблять, нынче Великий Пост. И это я говорю священнику! – Теодору вдруг стало смешно.

– Грешен, – вздохнул аббат, – ох, грешен! Покаюсь. Завтра, – он налил себе и Теодору и улыбнулся – на сей раз в самом деле от души, продемонстрировав ряд безупречно ровных зубов. – Я не всегда был священником, шевалье. Выпейте, и потолкуем.

Виллеру ощущал, как живое тепло бежит по жилам. Боль отпускала, уступая место вязкой усталости, глаза начали закрываться. Анри отщипнул кусочек булочки и удовлетворенно кивнул.

– У Камиллы всегда хорошо кормят.

– Получше, чем у короля, – заметил Теодор, делая глоток восхитительного испанского вина.

– А вы бывали у короля? – усмехнулся Анри.

– О нет. Но весьма, весьма наслышан о его приемах. – В основном из разговоров офицеров и скупых высказываний герцога Энгиенского, но подробности Теодор не стал сообщать. – Говорят, наихристианнейший король до крайности скуп.

– Да здравствует король! – вздохнул Анри. Мужчины снова подняли бокалы. – Впрочем, говорят, Мазарини еще скупее. Жадный итальянец!

– И все же, святой отец, ваше поведение больше приличествует человеку светскому или военному. Вы когда-то были и тем и другим?..

– Вижу, Камилла вам рассказала? – Анри улыбнулся. Свет от камина падал на его лицо, очерчивая резкие складки у губ. – Да, я в своей жизни многое повидал. Да и вы, – он кивнул на правую руку Теодора, – заработали это, не на балах танцуя.

Виллеру поднял ладонь: уродливый бугристый рубец там, где недавно находились мизинец и безымянный палец, и шрам, убегающий дальше под рукав.

– Верно, святой отец. – Но подробности он разглашать снова не стал. От вина у Теодора кружилась голова, а в комнате было довольно жарко.

– Так вы левша? – Аббат кивнул на шпагу, висящую справа. – Я еще раньше обратил внимание. Тогда вам, можно сказать, повезло.

– Я правша. Был. Но мне это не мешает. Желаете проверить?

– Увольте, шевалье, не сейчас! – весело воскликнул Анри с притворным испугом.

– Ну а вы, аббат? Вы не походите на человека, который занят лишь тем, что с утра до вечера возносит молитвы Господу, отказывая себе в питье и в пище, – Виллеру покосился на стол.

– О нет. Я получил место помощника настоятеля монастыря Во-ле-Серне лишь несколько недель назад, до недавнего времени я служил в Испании, секретарем при его преосвященстве папском нунции. Некоторое время назад он, к великому горю знавших его, скончался, да хранит Господь его душу. – Анри склонил голову и перекрестился.

«Путь от секретаря папского нунция до кельи в Богом забытом монастыре – скорее путь вниз, чем наверх. Во всяком случае, для человека светского, для дипломата. А для священника?..»

– И вы довольны переменами в своей судьбе? – поинтересовался Теодор.

– Это очень личный вопрос, шевалье, – тонко улыбнулся Анри. Заметив опустевший бокал собеседника, он взялся за бутылку. – А! Не выпить ли нам еще вина?

Глава 12

Виллеру сидел в малой гостиной – эта комната ему нравилась, как и Камилле. От источника они вернулись еще до обеда, но с того времени не встречались. Был уже поздний час, но Теодор не спал: то ли ждал времени смены караулов, то ли бессонница мучила.

Камилла остановилась в дверях, кусая губы. Впрочем, вряд ли Теодор ее сейчас поцелует. Он читал, склонив голову над книгой. Волосы аккуратно увязаны в хвост, что Камилле не нравилось – она опять вспомнила, какие они на ощупь, но не подойдешь же и не сдернешь ленту... Все, хватит стоять безмолвным истуканом. Женщина кашлянула.

Теодор поднял голову и улыбнулся:

– Добрый вечер, сударыня.

В последнее время отношения между ними складывались как нельзя более удачно. Но ей хотелось большего.

– Добрый вечер, шевалье. – Она решительно прошла к своему креслу и села. Когда они возвращались из аббатства, Теодор был бледен и мрачен, но сейчас вроде ничего... Камилла не удержалась: – Отчего вы все еще не спите?

– Читаю. – Он помахал книгой. – Увлек сюжет.

– А, Шекспир. Да, вечная тема. – Камилла помолчала. – Теодор, я решила по поводу поездки по поместью. У меня к вам просьба.

Виллеру сразу стал похож на солдата – а вроде и не шевелился.

– Слушаю, сударыня.

«Господи, как же неприятна пустая официальность. Почему он не может вести себя как друг, услышав о просьбе? Я ведь не сказала – приказ...»

– Завтра я намеревалась выехать. Как я уже вам неоднократно говорила, обычно в марте я объезжаю свои земли, чтобы удостовериться лично, что все идет как надо. Я добросовестная хозяйка, знаете ли... Это займет дней пять или шесть. Вы вполне можете переложить свои повседневные обязанности по охране замка на господина Жюре, кажется, вы хорошо о нем отзывались.

– М-м-м... – Видимо, Теодор был не слишком в этом уверен.

– Это станет хорошей тренировкой для него, – продолжала уговаривать Камилла. Не хотелось, чтобы в поездке за ними тянулся хвост бдящих охранников. В разбойников, которые могут появиться в округе, госпожа де Ларди не слишком верила.

– Хорошо, – сдался Виллеру. – Я с удовольствием готов выехать завтра, сударыня.

– Отлично. – Камилла широко улыбнулась. Своего она добилась, а там будь что будет. – Не хотите ли выпить подогретого вина на ночь?

То ли по случаю прескверной погоды, то ли по причине еще какого досадного обстоятельства, но все в замке решили подольше поваляться в постелях. Все, кроме Виллеру: шевалье с присущей ему методичностью встал в половине шестого утра, привел себя в порядок и погнал охранников на ставшую традиционной тренировку. К чести Теодора нужно сказать, что никто из его людей даже не возмутился. Все понимали – так надо. После занятия им непременно дадут возможность как следует передохнуть и сытно позавтракать, а активные упражнения не позволят никому замерзнуть.

Камилла проспала, потому что забылась неспокойным сном только под утро. Всю ночь она провела попеременно у распятия, висящего на стене, за вышивкой и над книгой. Что читала – не помнила, ее мысли вновь и вновь возвращались ко вчерашнему разговору с Теодором. Она была уверена, что поступала правильно, и все же, все же...

Выехали они, когда время уже близилось к полудню. Камилла была рада снова оказаться на просторе, верхом – прежде она нечасто выезжала на прогулки.

– Вам еще не надоели окрестности Жируара, шевалье?

– Отнюдь. – Теодор жмурился на солнышке, как сытый кот. – Здесь дьявольски живописно. В последние годы я разучился обращать на это внимание, и вот сейчас привыкаю заново.

– Несколько пугающий опыт. За это я и не люблю войну, – созналась Камилла. Надо сказать ему об этом рано или поздно, так почему не сейчас? – Война не только отнимает у нас близких людей, она отнимает людей у них самих. Они видят только дым, кровь, туман над полем сражения, вражеские штандарты... Солнца они не видят, цветов, холмов. Мне кажется, на войне люди тупеют. Я не права?

– Отчасти правы. Однако многие считают войну настоящей жизнью.

– И вы?

– Для меня все по-другому. Настоящая жизнь – не только и не столько война, мадам.

– А что же это такое? – прищурилась Камилла.

– Любовь, – вырвалось у Виллеру, видимо, прежде, чем он успел как следует подумать. – В первую очередь, сударыня.

– Любовь? – Камилла пристально посмотрела на своего спутника. Она была ошарашена и изо всех сил старалась это скрыть. Она не думала, не мечтала, что он так ответит. Он все время такой... такой... – И как вы поняли это, Теодор? Когда вы выезжали на поле брани, смысл вашей жизни тоже был в любви? Или вы все-таки думали о битве?

– Я думал прежде всего о том, за кого и за что я бьюсь.

– За что же?

– За Францию, за великолепного герцога Энгиенского и за тот образ, что носил тогда в сердце.

– Образ! – Камилла воспользовалась возможностью прояснить этот вопрос раз и навсегда. – Марго. Вы до сих пор храните его в сердце?

– Нет, – Теодор покачал головой, – мне кажется, он растаял, но память о нем сохранилась. Я любил, я жил не зря.

– Боже, наверное, вы правы, – пробормотала Камилла. Неужели ее работа над собственными ошибками была не напрасной?

Она чувствовала себя так, будто много лет пряталась в каморке, опасаясь выйти в огромный мир, а потом пришел некто и вывел ее на солнце, на воздух, и вот она стоит, ошеломленная, босиком на земле, и это прекрасно.

Общество Камиллы, разумеется, было очень приятным. Сопровождать ее в поездке по многочисленным делам не доставляло Теодору ничего, кроме удовольствия и лишь малой толики беспокойства: вдруг он не сможет в одиночку защитить госпожу де Ларди или в Жируаре что-нибудь случится. Обязанности начальника охраны замка в его отсутствие исполнял Жюре, которому Виллеру достаточно доверял. Он не сомневался: если случится нечто экстраординарное, Арман ему доложит, а ориентироваться по ситуации Жюре умел.

Все имеет свойство заканчиваться – и дела Камиллы закончились тоже. В середине холодно-прозрачного мартовского дня Теодор и госпожа де Ларди вернулись в Жируар, как раз к обеду. За стол они сели втроем: конечно же заглянул на огонек аббат де Вильморен, дабы разделить с приехавшими трапезу. Прежде чем вкусить постный, но восхитительно вкусный обед, Теодор выслушал краткий доклад Жюре, который звучал как «докладывать нечего». Правда, при этом Арман сосредоточенно разглядывал верхнюю пуговицу на камзоле Теодора, стараясь не смотреть тому в глаза. Виллеру счел подобную застенчивость следствием тайных ночных свиданий Жюре с одной из поварих Камиллы. Он не поощрял подобное поведение, но все же не осуждал взаимную приязнь и предпочитал закрывать глаза на невинные прегрешения своих людей, потому Жюре был отпущен с миром.

Анри отчего-то казался замкнутым и отстраненным, на шутки Камиллы отвечал невпопад, смотрел в тарелку, но, судя по всему, видел там не овощи и рыбу, а нечто иное. Он поинтересовался поездкой Камиллы, едва ли услышал ответ, не доел сладкое и откланялся. Озадаченный Виллеру проводил молчаливого аббата до дверей, Анри рассеянно пожал ему руку и уехал, так и не объяснив ничего. Что ж, возможно, аббат всего лишь слегка прихворнул.