В моём сердце Хоуп уже моя девочка, но я не представляю, как она всё это воспринимает. Я не хочу больше ничего, кроме её постоянного присутствия в моей жизни. Она нужна мне в моих руках, на моей коже, в моей постели, на моём байке каждую секунду каждого дня. Понятия не имею, чувствует ли она то же самое.

Моя отстранённость на кухне, вероятно, тоже не помогла. Хоуп не такая, как остальные женщины. Она не принимает отказ. Даже если она ещё и не стала тем же адвокатом с дерзким язычком, коим была в нашу первую встречу, эта её сторона рано или поздно вернётся. Когда я буду приходить домой адски загруженный, она будет требовать ответы каждый грёбаный раз. С её острым умом и заботливым сердцем, которыми я восхищаюсь, будет несправедливо утаивать от неё правду.

Насколько я знаю, парни либо рассказывали своим старухам всё, либо не говорили ничего. Разрозненные факты принесут лишь больше проблем. Хоуп будет такой старухой, с которой я буду делиться всем. Меньшего она не допустит. Только я не уверен, примет ли она меня. Всего меня. То, кто я есть и чем занимаюсь. Чёрт, в день, когда мы встретились, я был в наручниках и кандалах, но вот где мы сейчас. Я не настолько тупой, чтобы думать, будто она забыла нашу первую встречу. Мне наконец-то выпал шанс быть с ней. Теперь необходимо совместить Хоуп из моих воспоминаний с той, что стоит сейчас передо мной. Если говорить начистоту, настоящая Хоуп превосходит ту из воспоминаний.

До моих ушей доносится тихое всхлипывание, и я выключаю душ. Отдёрнув занавеску, нахожу съёжившуюся на унитазе и завёрнутая в полотенце Хоуп. Не взглянув в мою сторону, она хватает второе полотенце с раковины и передаёт мне.

Я начинаю вытирать им лицо и морщусь, пройдясь тканью по щеке.

— Как насчёт полуночной поездки? — не знаю, что ещё сделать, чтобы вытащить её из дома.

Она шмыгает носом в последний раз и фокусируется на мне:

— Конечно.

— Есть рюкзак?

Она хмурится и миленько сжимает губы, как делает это всегда, когда что-то обдумывает.

— Кажется, да. А что?

— Собери кое-что из одежды — хочу забрать тебя к себе домой.

Следует небольшая пауза.

— Ладно, — она встаёт, потуже затягивая полотенце.

Я вылезаю из ванны и опускаю руки на её бёдра.

Хоуп тянется вперёд и касается своими губами моих, прежде чем уйти. В момент, когда за ней закрывается дверь, я с облегчением выдыхаю. Мне нужно увезти нас подальше от скорби, которая окружает это место.

* * *

Настроение Хоуп улучшается, как только мы покидаем её дом. Мои инстинкты не подвели меня в том, что нужно забрать Хоуп оттуда. Забрать нас от тех призраков, с которыми она не в силах бороться. Каждый раз, когда сажусь на байк, привычный образ мыслей совершенствуется. Это чувство неописуемой свободы. А с Хоуп за спиной оно превращается в совершенство.

Мы не обсудили произошедшее. Я не напоминал о том факте, что она явно плакала и после ничего не объяснила. Хоуп встретила в меня в гостиной, будучи уже одетой в джинсы, пару сексуальных сапог, облегающих её ноги от лодыжек до колен, и в одну из моих толстовок. Трещащий по швам рюкзак висел у неё на руках. Кажется, она немало туда запихнула. Если честно, я был готов арендовать грузовик, чтобы прямо сейчас перевезти все её вещи в свой дом.

Мы влетаем в город. Мой дом находится всего лишь в нескольких кварталах от «Хрустального шара». Он расположен в приятном районе, но не представляет собой ничего фантастического: небольшое кирпичное бунгало с широким каменным крыльцом. Я огородил весь двор забором. Нажав на маленькую кнопочку на ключах, я открываю ворота. Как только мы без происшествий заезжаем внутрь, они с щелчком запираются за нами. Датчики движения оживают, освещая просторную подъездную дорогу и очень большой гараж, который я пристроил спустя год после покупки земли. Усовершенствованная система безопасности защищает гараж так же хорошо, как и дом. Среди инструментов, мотоциклов и деталей в гараже у меня больше ценного, чем во всём моём доме. Однажды я покажу ей своё рабочее место, но сейчас мне хочется увести её внутрь.

Я не был здесь несколько дней, оставив его в порядке, но сейчас воздух кажется слегка спёртым.

Хоуп стоит в прихожей, наблюдая, как я снимаю ботинки. Её руки теребят лямки рюкзака, поэтому я приподнимаю его и стягиваю с её плеч.

— Хочешь экскурсию?

Она вскидывает голову, и слабая улыбка зарождается в уголках её губ:

— Конечно.

Первая комната, в которую мы входим, — кухня, и Хоуп останавливается:

— Боже мой.

Мои губы изгибаются в улыбке от благоговения в её голосе. Кухня небольшая по всем параметрам, но всё равно кажется огромной. Тут установлены гранитные столешницы и первоклассные приборы, потому что, когда у меня есть настроение, я наслаждаюсь готовкой. Очень долгое время в моей жизни не было никого, кому бы я хотел готовить. Моя любимая часть — это встроенный угловой диван и стол, где могут уместиться восемь человек. Это место расположилось в большом эркере (прим.: выступающая за плоскость фасада часть помещения. Позволяет увеличить внутреннее пространство жилища, а также улучшить его освещённость и инсоляцию, в связи с чем эркер обычно остеклён, часто по всему периметру). Почти каждое утро, когда я бываю дома, мой завтрак заканчивается за кухонным островком с барными стульями.

— Здесь прелестно, — наконец-то произносит она.

— Утром я приготовлю для тебя хороший завтрак.

— Большие плохие байкеры готовят?

— Большие плохие байкеры делают много всего, — поправляю я.

Я тащу её в гостиную. Типичная гостиная парня. Даже если я едва ли смотрю телевизор, у меня на стене висит огромный экран. У противоположной стены стоит кожаный диван. Мы минуем туалетную комнату (прим.: в оригинале «a half bath», что значит санузел, состоящий из туалета и раковины). Гостевая больше напоминает кладовую для запчастей. Я веду её наверх. Моя спальня очень похожа на клубную. Хоуп подавляет зевок, переступая порог, и меня беспокоит слабое чувство вины. Я привык проводить на ногах большинство своих ночей, но не она. Пока я на подъёме, Хоуп, кажется, готова упасть и заснуть прямо сейчас.

— Иди сюда, куколка.

Я сажусь на край кровати и привлекаю её к себе. Наклонившись к её сапогам, медленно тяну молнию вниз. Одной тёплой рукой Хоуп держится за моё плечо, тогда как второй помогает снять сапог. Босиком, в узких джинсах и моей огромной толстовке она выглядит более молодой и хрупкой. Уверенность, что я позабочусь об этой женщине, выбивает из меня весь воздух.

— Ты прихватила тот сексуальный наряд, в котором собиралась спать?

— Нет, — смущённая улыбка расползается на её пухлых губах.

— Хммм, и в чём же ты будешь спать?

Её взгляд опускается в пол. Несмелое действие не такое уж и робкое. Она просто очень осторожная. Когда Хоуп не отвечает, я задираю толстовку, стягивая ту через её голову. Под ней бледно-голубая майка, и я отчётливо вижу, что на ней нет лифчика. Слюна собирается на моём языке.

— Я могу спать в этом, — бормочет она.

Да. Да, она может. Или без ничего.

Я тянусь к пуговице на её джинсах, а затем помогаю им соскользнуть с её ног. На ней ярко-голубые хлопковые трусики-шорты. Здесь намного больше ткани, чем я привык видеть на женщинах, но они идут Хоуп. Без раздумий я выпрямляю руку и провожу пальцем по её тазовой кости. Она отскакивает.

— Я не осознавала, сколько потеряла веса, — шепчет она.

— У тебя был тяжёлый год, Хоуп, но ты красивая, несмотря ни на что.

Я встаю и прижимаю её к себе. То, как она тает в моих руках, пробуждает что-то во мне. Больше, чем просто мой член, хотя тот уже готов выйти и поиграть. Я опускаю руку и откидываю покрывало.

— Вперёд, залезай. Я закрою дверь и выключу везде свет.

Хоуп послушно забирается в мою постель и ёрзает под одеялом. Я спешу выполнить свою ночную рутину, желая поскорее вернуться к своей девочке. Когда возвращаюсь, звук её дыхания говорит мне, что она уже спит. В темноте я снимаю с себя одежду и ложусь рядом с ней. Слов «счастливый» и «довольный» будет недостаточно для описания моего состояния. Пялясь в потолок, я размышляю о том, как много раз за последние два года фантазировал лежащей в моей постели о Хоуп. Это подобно тому, как в детстве я чувствовал себя перед каждым Рождеством, только в этот раз вместо разочарования, что этот жирный весёлый ублюдок пропустил мой дом, у меня есть всё, чего мне хотелось. Я перекатываюсь и привлекаю её к себе. Она вздыхает и приникает к моему телу. Проходит много времени, прежде чем я засыпаю.

Всю ночь мне грезится Хоуп, хотя я и держу её в своих руках. До того, как сон окончательно рассеивается, осознаю, что моя ладонь находится в её трусиках и я ласкаю её гладкую кожу на недавно депилированном холмике. Мои глаза распахиваются. В комнате всё ещё темно. Пальцы следуют ниже, окунаясь в её влагу. Блядь. Средний палец скользит между её складок и вжимается в киску. Я представляю, как это делает мой член: она такая чертовски узкая. Моя голова склоняется к груди Хоуп. Её пухлые соски торчат под тонкой майкой. Я зажимаю один между зубов и дразню его языком через материал. Резкий вдох говорит мне, что она полностью проснулась.

— Рок? — зовёт она хриплым голосом.

— Да, малышка. Не двигайся.

Вынуть руку из её трусиков подобно пытке, особенно когда Хоуп выгибается от потери ощущения моих пальцев в ней. Я поворачиваюсь на бок и достаю презерватив из прикроватной тумбочки. Она пытается обернуться и посмотреть на меня, но я удерживаю её на месте одной рукой, пока второй раскатываю латекс по своей длине. К счастью, она снимает с себя трусики и майку. Больше нет ничего, кроме нашей разгорячённой кожи. Я просовываю колено между её ног и закидываю её бедро на себя, тем самым широко раскрывая.