— Не забывай, — рассмеялся граф, — что ты и сама теперь знатная дама. И не в сказке, а в жизни! Вот, ты стоишь рядом со мной, и я могу дотронуться до тебя! — Он с улыбкой коснулся пальцем кончика ее носа. — Ты выросла и стала женой герцога Аркрейгского!

Заметив проскользнувшую по ее лицу тень, он быстро добавил:

— Я молю Бога, чтобы все сложилось для тебя как можно лучше. Я питаю к Герону искреннюю симпатию. Он — замечательный человек и вождь клана, которым его клан может только гордиться.

Она кивнула, отведя в сторону взгляд. Потом подняла к нему лицо. И он, немного помолчав, продолжил:

— Но я думаю, что не ошибусь, если скажу: он еще не знает своего сердца.

— Мистер Фолкерк сказал, что он никогда по-настоящему не влюблялся, — доверчиво вздохнула Тара.

— Не сомневаюсь, что это так, — с ободряющей улыбкой ответил граф. — Но я не верю, что мужчина способен пробыть рядом с тобой так долго — почти целый месяц! — и не влюбиться.

Тара могла бы усомниться в этом его заявлении, если бы не толпы молодых поклонников, которые при любой возможности осыпали ее бесчисленными комплиментами. Она не могла не заметить и тех восхищенных взоров, что бросали они на нее, и это придавало ей уверенности в себе.

И все же, вернувшись в бабушкин дом с раскрасневшимися щеками и сияющими глазами, она останавливалась перед зеркалом и вспоминала то мрачное выражение, с каким смотрел на нее герцог. В такие моменты она вновь начинала страшиться будущего. Но, может быть, это закономерно? Может быть, эта мука холодностью и неизвестностью — плата за грядущие чувства? О, тогда она готова перенести все страдания, только бы жить потом полной жизнью, а не чувствовать себя пустой безделушкой…

К предстоящему балу Тара начала подготовку заранее. Приняв ароматную ванну, она отдалась на волю служанок, которые помогли ей надеть роскошный наряд, специально выбранный для этого события.

Платье было на ней в этот раз серебристо-белым, поскольку, как заметил отец, этот цвет наиболее выигрышно оттеняет необычную яркость ее волос. Тара прошлась по комнате, и ей показалось, будто ее окутывает облако лунного света, она в нем купалась… Как жаль, что герцог не может ее видеть сейчас! Она закрыла глаза и представила себе, что он входит в дверь… Невероятное счастье — может ли ей выпасть такое?

Парикмахер уложил ее волосы в прическу, которая считалась в эти дни самой модной. Конечно, и парикмахера, и прическу выбирала для нее бабушка — с ее феноменальным нюхом на все экзотическое и привлекательное и с ее безошибочным вкусом!

— Вам стоило бы отрастить волосы, ваша светлость, — пробормотал парикмахер, начиная колдовать над головой леди Тары. — Не понимаю, с какой стати вы позволили их так обрезать.

Тара слегка напряглась было, но решила просто не отвечать — в молчании иногда значения больше, чем в самых остроумных произнесенных словах.

— Впрочем… — почти пропел парикмахер, и голос его звучал очень весело, хотя и почтительно, — ваши волосы так чудесны, словно их стригли намеренно под такую прическу! Готов поспорить, вы затмите всех на этом балу! Вам просто не будет равных! И меня распирает от гордости, что и я в этом принял участие!

— Благодарю вас, — немного кокетливо, как научила ее бабушка, улыбнулась кудеснику Тара.

Парикмахер ушел, и она взглянула на драгоценности, лежащие на ее туалетном столике.

Их одолжила ей бабушка. Сама она собралась украсить прическу тиарой, и Таре достался уже знакомый ей и подходящий к прическе бриллиантовый обруч, в котором она была на приеме у короля. Она уже собиралась было позвать служанок, чтобы те помогли ей закрепить его, как вдруг раздался легкий стук в дверь. Не успела она ничего сказать, как дверь распахнулась, и кто-то вошел в ее комнату.

В полной уверенности, что это отец, Тара отозвалась:

— Я уже почти готова, папа! Осталось совсем чуть-чуть… Ты ведь наберешься терпения?

И тут она заметила отражение в зеркале. Она замерла. На мгновение ей показалось, что эта величественная фигура выплыла из ее снов и мечтаний. Или волшебных сказок. Повернувшись, она оказалась лицом к лицу с герцогом, своим мужем.

— Ваша… светлость! — на выдохе вырвалось у нее.

Герцог не ответил, и она быстро пошла к нему и заговорила, с трудом подбирая слова:

— Я… не ожидала увидеть вас здесь… но это так… замечательно! Я так рада! Но как ваше здоровье? Ваша рана… она не болит? И как вы выдержали путешествие?

— Я чувствую себя отменно, Тара, — спокойно ответил ей герцог, охладив ее пыл. — Лучше и не бывает. И я привез тебе драгоценности, которые ты наденешь на сегодняшний бал.

Только тут она заметила, что в руках он держит шкатулки, поставленные одна на другую. Она машинально приняла их из его рук.

— Драгоценности? — уныло переспросила она с недоумением.

— Изумруды Аркрейгов, — величественно кивнул герцог. — В нашей семье они передаются из поколения в поколение. Думаю, они еще более усилят твою неотразимость…

— Конечно, разумеется, ваша светлость, — машинально качнула головой Тара, не слишком вдумываясь в то, что он говорит ей про драгоценности. — А вы… поедете со мной на этот бал?

— Безусловно. Я намерен сопровождать тебя туда.

Сказано это было довольно-таки прохладно, и у Тары возникло чувство, что ее муж испытывает какое-то неудовольствие.

— Я так рада, что вы передумали… и решили все же приехать в Эдинбург… Мне часто хотелось, чтобы вы были здесь, рядом…

Во взгляде, брошенном на нее герцогом, Тара прочла недоверие.

— Я счел своим долгом прибыть на встречу с королем.

— Папа будет очень рад этому, — уколовшись о его тон, быстро нашлась Тара. — Он не сомневается, что вы составите друг о друге весьма благоприятное впечатление.

Герцог опять ничего не ответил, и Тара добавила сбивчиво и неровно:

— А вы… уверены, что это не повредит вам… то есть… не повредит вашему самочувствию?

— Уверен. К тому же долг для меня превыше всех моих чувств, — твердо сказал ей герцог. — Как я понимаю, завтра эта суматоха закончится. И завтра же мы едем в замок — я забираю тебя с собой.

Развернувшись, он вышел так же неожиданно, как и вошел сюда. Тара молча смотрела ему вслед. Это ей не приснилось?

Она и сама не знала, что же ей думать об этом внезапном сказочном появлении. Оно и обрадовало ее, и огорчило. Ясно ей было только одно: она хотела, чтобы герцог приехал, и он действительно приехал! То, о чем неотступно думаешь, — сбывается!

Затем, не желая опаздывать, она позвала служанок и стала спешно открывать одну за другой шкатулки, привезенные ее мужем. Взглянув на изумруды Мак-Крейгов, Тара сразу поняла, что сегодня ни одна дама на балу не сможет соперничать с нею. Но как же много должны стоить все эти камни: всего лишь одного ожерелья хватило бы на то, чтобы обеспечить сиротам безбедное существование на месяцы, если не годы… В свое время герцог пообещал ей, что, как только они приедут в Лондон, она сможет подарить приютским детям игрушки.

— Теперь, когда я и впрямь осознала, что стала герцогиней Аркрейгской, — вслух произнесла Тара, — я смогу сделать для детей гораздо больше! — И она мысленно начала составлять список кроваток, ковров, кухонных принадлежностей и прочих вещей, которых так не хватало в приюте.

Ох, и о чем она только думает в такой неподходящий момент… Время бежит, а половина драгоценностей еще в шкатулках, и в комнату в любую минуту могут войти ее муж, ее отец и ее бабушка, чтобы отправиться вместе с нею на бал! Надо поторопиться, чтобы предстать пред ними совершенно готовой.

Позже Тара мало что могла припомнить об этом событии. Ей запомнилось только, что зала была оформлена в бело-золотых тонах, и в одном ее конце возвышался трон, задрапированный малиновой тканью.

Возле трона расставили ряд диванчиков, и местная знать отчаянно конкурировала за внимание царственного гостя.

Тару вновь представили его величеству. Тот немного побеседовал с ней, не преминув заметить ее отцу, какая у того красивая дочь. Прекрасный цветок! Однако все мысли ее были сосредоточены на муже.

Отец настоял на том, чтобы она станцевала сперва вместе со всеми рил, национальный шотландский танец, который она успела разучить за время пребывания в Эдинбурге — танец быстрый и очень эффектный. А потом настал черед вальса, который совсем недавно завоевал права салонного танца в пуританской Шотландии и вот-вот норовил стать королем танцев и здесь, как уже стал в континентальной Европе. Головокружительный танец! Ритм, плавные и бурные повороты, близость партнеров друг к другу, какой не позволял ни один танец до этого, чудесная музыка… Менуэт, популярный в минувшем веке наряду с другими, более спокойными, чем вальс, танцами, почти не требовал перемещения в пространстве, а его темп, изысканный и изящный, не приводил к усталости, требующей восстановления сил. Не то — вальс…

Кружась по зале с партнером, которому, как он сказал, «посчастливилось заполучить ее на этот прекрасный и новомодный танец», она, задыхаясь, продолжала думать о том, наблюдает ли за ней сейчас герцог, и понимает ли он, сколько джентльменов соперничает друг с другом за право быть ее партнером. Отчего ее силы таяли? От быстроты кружения или же оттого, что она представляла, что она кружится в вальсе с герцогом и почти чувствовала, как его руки крепко держат ее и ведут, так что она может закрыть глаза и отдаться потоку чарующих звуков…

— Ты была просто очаровательна, моя радость! — заметил граф, когда они, все вчетвером — Тара, ее отец, ее бабушка и ее муж — возвращались домой. — Сам король сказал, что ты была прекраснейшей из молодых особ на этом балу.

— Спасибо, — устало откликнулась Тара, с нежностью сжимая его руку.

— Ты должен гордиться женой, Герон, — добавила вдовствующая графиня, всезнающая, милая и заботливая бабуля Тары. — С самого приезда в Эдинбург все только и говорят, что о ее прелести, обаянии и красоте.