Про обстановку здесь нельзя было сказать, что она отличалась простотой и непритязательностью, чего бы желала Тара в глубине души для себя. Комната блистала роскошью и изяществом, от которых Таре стало не по себе.

Она и помыслить себе не могла, что будет когда-нибудь спать на такой огромной кровати, украшенной вышитым пологом. На стенах висели ковры с замечательными узорами. От смущения и неловкости Тара автоматически поспешила спросить у экономки, что это за работа. Но, тут же спохватившись, о каких глупостях она сейчас говорит, хотела было отменить просьбу.

Однако, к немалому ее удивлению, экономка, не дрогнув ни одним лицевым мускулом, дала Таре исчерпывающую консультацию. Это не подделка под старинные восточные ковры, а настоящие, европейские, сказала она. И начала с того, что ковротворчеством долгое время была очень знаменита Франция. В частности, вот эти ковры — она указала рукой на левую стену — да, обюссоновские, а на противоположной стене — сплетены турецким узлом и изготовлены здесь, в Англии. И пояснила: есть во Франции город такой — Обюссон, в этом районе сначала ткали гобелены, а потом было решено заняться коврами, делом заправляли двое купцов из Парижа. Но когда свобода вероисповедания во Франции была запрещена, то гугеноты, среди которых было много ткачей, нашли себе крышу над головой в Англии. И плетение ковров стало развиваться и тут.

Тара с благодарным лицом кивнула. И хоть формально ее благодарность адресовалась миссис Мак-Крейг за ковровую консультацию, обе понимали, что новоиспеченная «светлость» по достоинству оценила заботу о себе.

Тем не менее инкрустированная мебель, зеркала в позолоченных рамах, картины на стенах — все это казалось Таре совершенно несовместимым с такой скромной персоной, как она. Но что с этим поделаешь? Она теперь — герцогиня Аркрейгская!

Тара прекрасно понимала, почему экономке не сразу удалось непринужденно назвать ее «светлостью». То же самое чувствуют наверняка и слуги.

Миссис Мак-Крейг ушла, напоследок мягко улыбнувшись Таре и одобрительно ей кивнув. Тара начала медленно раздеваться. Едва скинув свое серое платье, она задрожала от холода. Перед ее мысленным взором поплыли события последних часов и минут.

После обряда бракосочетания миссис Мак-Крейг повела ее в спальню. Стены коридоров были увешаны портретами герцогов и герцогинь Аркрейгских, и Таре казалось, будто все они смотрят на нее с невыразимым презрением и готовы выгнать ее из замка как нежеланную гостью, пришедшую без приглашения на семейный ужин.

Столь же неприятным сюрпризом стало и то, что две служанки успели вынуть несколько ее одежек из плетеной корзинки, с которой она прибыла в Шотландию.

Она понимала, что ее скудные пожитки должны были поразить служанок не меньше ее нового положения.

Да она и сама не могла до конца поверить случившемуся. Казалось, будто разум ее полностью отключился: Тара не в силах была осознать произошедшего, как не в силах была представить того, что ждет ее впереди.

Больше всего ей хотелось поговорить с мистером Фолкерком, спросить у него совета и наставлений. Но после свадьбы, когда Килдонноны с явной неохотой — а проще сказать, сцепив зубы, — выражали ей свое почтение, мистер Фолкерк куда-то исчез. И было в его поведении что-то странноватое, непонятное ей. Словно он погружен в некое состояние, приводящее его в замешательство, с которым он тщетно борется. Но с чем он может бороться? Он такой благополучный, и выглядит так представительно… И всё в его словах так ясно ей и так ее успокаивает…

Как бы то ни было, мистер Фолкерк вернулся лишь после того, как все Килдонноны спустились вниз по широкой лестнице и покинули замок, оставив после себя атмосферу затаенной враждебности.

Тара повернулась к нему с явным облегчением, однако ее опередил герцог:

— Я хотел кое-что обсудить с вами, Фолкерк! Давайте пройдем в мой кабинет.

— Конечно, ваша светлость.

Тут-то и появилась миссис Мак-Крейг, и Тара догадалась, что она пришла сюда по распоряжению мистера Фолкерка.

— Миссис Мак-Крейг, это новая герцогиня Аркрейгская, — холодно промолвил герцог. — Проводите ее светлость в спальню и позаботьтесь о том, чтобы она ни в чем не нуждалась.

Следуя за экономкой по коридору, Тара в отчаянии думала, что перед нею открывается новая жизнь, но как ей вести себя в этой жизни — совершенно непонятно.

Впрочем, ей сообщили, что герцог ужинает рано, и перед ужином ей неплохо бы принять ванну и переодеться.

У нее оставалось лишь одно чистое платье — даже более поношенное, чем оба другие. Одежда в приюте переходила от сироты к сироте, пока не превращалась в тряпки, пригодные лишь для мытья пола. И даже те, кто уходил в подмастерья, не забирали с собой одежду. Она доставалась другим, кому подходил тот же размер. Но у Тары одежда была новая — сшитая ею самой из ткани, закупленной когда-то в большом количестве по низкой цене герцогиней, основавшей приют. Время на пошив Тара выискивала по крупицам среди всех хлопот, забот и волнений. Платье было сшито безупречно, все швы обработаны аккуратно и тщательно, но что с того? Не щеголять же ей сейчас обработанными с изнанки швами?..

Впрочем, раз уж она стала женой герцога, эта проблема решится сама собой. Но в эти минуты ей надо было что-то надеть на себя.

«Жена герцога!»

Она вновь и вновь повторяла это про себя, купаясь в ванне, которую принесли прямо в спальню и поставили на большой турецкий ковер.

Горячая ванна была роскошью, которую Тара редко могла себе позволить. А тут можно было плескаться в свое удовольствие, не думая о том, что нужно поскорее заканчивать.

Вода оказалась мягкой и слегка коричневатой. Тара смотрела на нее с немым изумлением, пока не догадалась, что это та самая торфяная вода, о которой ей рассказывал мистер Фолкерк.

Ванну принесли в комнату две служанки. Они вежливо поприветствовали Тару, однако она заметила, что девушки робеют. И, поскольку ей нечего было сказать им, служанки поджидали конец ее омовения в полной тишине.

Одевшись, она стала раздумывать, что же ей теперь делать. Но тут в комнату вернулась миссис Мак-Крейг.

Было видно, что к новой госпоже она относится настороженно.

Но обратиться ей больше было не к кому, а потому она спросила в полной растерянности:

— Скажите… что мне теперь… делать?

Было в ее тревоге что-то ребяческое, отчего суровые черты миссис Мак-Крейг смягчились.

— Вам не по себе, ваша светлость, и это вполне понятно, — кивнула она. — Наш замок поначалу кажется ужасно огромным.

— Вы правы, — тоже кивнула ей Тара.

— Как я поняла со слов мистера Фолкерка, вы не ожидали узреть себя супругой его светлости.

— Нет-нет! А потому скажите, что я должна делать?

— Через несколько минут подадут ужин, — сообщила миссис Мак-Крейг. — Вам предстоит ужинать с его светлостью. Вы найдете его в покоях вождя — в той самой комнате, где вас обвенчали.

— Кажется, я знаю, где это, — улыбнулась Тара.

— Тогда отправляйтесь прямо туда. Его светлость уже ждет вас.

Тара едва удержалась, чтобы не попросить миссис Мак-Крейг пойти вместе с ней.

Вместо этого она потерянно побрела по коридору к покоям вождя, ощущая себя не более чем серым призраком, а не человеком из плоти и крови.

Уже почти у самой двери она расслышала шум голосов, и в одном из них признала голос мистера Фолкерка.

Раз он тут, подумала Тара, все не так уж плохо. Она сделала еще несколько шагов и услышала, как мистер Фолкерк проговорил:

— Я подумал, ваша светлость, что вы пожелаете с утра пораньше отправить карету в Эдинбург.

— В Эдинбург? — хмыкнул герцог. — И зачем же?

— Полагаю, вы захотите приобрести одежду для новой герцогини. А поблизости, как то известно вашей светлости, нет ни одного места, где можно было бы купить подходящие наряды.

На мгновение в комнате воцарилась тишина, после чего герцог заявил:

— Герцогиня одета более чем подобающе, и я не считаю нужным менять ее наряд.

— Ваша светлость… — попытался возразить ему мистер Фолкерк.

— Я хочу, — прервал герцог своего управляющего, — чтобы она стала для Килдоннонов символом всего, что они не смогли предоставить мне в лице прежней герцогини.

После секундной паузы он продолжил:

— Весь ее вид не позволит Килдоннону забыть о том, как повела себя его дочь и какой позор она навлекла на меня.

Продолжая вслушиваться в его слова, Тара едва ли не автоматически двигалась вперед.

Мистер Фолкерк собирался уже возразить герцогу, как вдруг заметил ее в дверях комнаты. В глазах, казавшихся огромными на худеньком личике Тары, застыло потерянное выражение, и он решил отложить на время этот их спор. Он молча поклонился герцогу и вышел из комнаты. Поравнявшись с Тарой, мистер Фолкерк на мгновение взглянул на нее, и ей тут же стало ясно, что он сердит на герцога, однако не в его силах было изменить принятое его господином решение.

— Надеюсь, за тобой хорошо ухаживали.

Голос герцога звучал сухо и холодно. Таре, которая и так нервничала, потребовалось несколько секунд, чтобы ответить.

— Д-да… благодарю вас… ваша светлость.

— Думаю, ты устала после такой долгой дороги. Но завтра, когда отдохнешь, сможешь осмотреть замок и окрестности. Наверняка тебе здесь понравится.

— Да… ваша светлость.

Герцог ронял фразы так отстраненно, будто она была его случайной знакомой. Мысли его витали где-то далеко-далеко. В момент, когда дворецкий возвестил о том, что ужин подан, на лице герцога промелькнуло выражение явного облегчения.

Тара заметила, что он успел сменить одежду, которая была на нем во время встречи с Килдоннонами.

Теперь на нем была куртка черного бархата, украшенная серебряными пуговицами, а горло обхватывало кружевное жабо.