— Я бы не хотела работать на кухне, — продолжала она, — но выбора, как я понимаю, у меня нет. Придется делать то, что прикажет его светлость.

— Мы все должны беспрекословно выполнять его распоряжения! — отозвался мистер Фолкерк с некоторой даже горячностью.

Расспросы Тары относительно ее будущих обязанностей в замке лишь подогрели его досаду на герцога, который не удосужился объяснить ему всё в деталях. Они оба были так взбудоражены тем, что случилось во Франции, что он не стал настаивать на дополнительных разъяснениях, как сделал бы это в любой другой ситуации.

Отдав приказание доставить ему девушку из приюта в Шотландию, герцог тут же отправился в путь в своей дорожной карете, которая уже поджидала его у дверей. Сопровождали его светлость четверо верховых, а за каретой следовало ландо с вещами герцога, его камердинером и секретарем. Последнего мистер Фолкерк поспешил проинструктировать на предмет оплаты счетов на тех постоялых дворах, где им предстоит останавливаться. Однако его все же обескуражило то, что его не взяли в поездку. И вот теперь пришла пора задуматься, а правильно ли он понял отданные ему распоряжения.

С другой стороны, приказания отличались предельной ясностью, и сомнений быть не могло.

Нет, он поступил правильно, сказал себе мистер Фолкерк, оставив в покое его светлость — тем более что тот, судя по всему, накануне провел бессонную ночь, и темные круги под глазами еще больше подчеркивали мрачное выражение его лица, когда он уезжал.

То, что герцогу в тот момент меньше всего хотелось вдаваться в какие-то объяснения, было весьма очевидно. Так зачем надоедать хозяину? Но чем дальше, тем больше мистера Фолкерка одолевало беспокойство по поводу того, что ожидает их с Тарой в Шотландии.

Впрочем, путь им предстоял долгий, и он от души радовался, что дороги пока были сухими. Во всяком случае, им не грозила опасность увязнуть в грязи или заблудиться в тумане, что не редкость во время поездок на север.

Хотя на календаре уже был июнь, особенной жары не наблюдалось, так что путешественники чувствовали себя вполне комфортно.

Врывающийся в открытые окна кареты ветер доносил запах полей — пахло травой и навозом: пасущиеся тут и там коровы, овцы и лошади щипали траву, помахивая хвостами, и вся эта неспешная жизнь вносила в душу покой.

Поначалу мистер Фолкерк слегка тревожился из-за того, что герцог забрал с собой всех верховых. И дорожная карета, в которой ехали они с Тарой, оказывалась без защиты в случае нападения разбойников, охочих до денег — причем не благородных разбойников вроде легендарного Робин Гуда, а нынешних, далеких от всякого благородства. Но в скором времени они убедились в том, что опасаться им нечего. Пока они ехали, вокруг было тихо, да и полиция в последнее время усилила заботу о более надежной перевозке денег, что немало охладило пыл лесных грабителей.

Тара понемногу утратила робость и время от времени обрушивала на него шквал вопросов. Несмотря на это, большую часть дня мистер Фолкерк мирно дремал. Он знал: стоит ему закрыть глаза, как Тара уткнется в книгу и будет читать до тех пор, пока он не проснется, и иногда он не тревожил ее, делая вид, что спит, и любовался ее лицом в полупрофиль, склоненным над книгой…

Однако ее реакция на прочитанное сильно его занимала, и вечерами они вели долгие и увлекательные беседы. Книги в его багаже были преимущественно политического толка, что подогревало его интерес к ее мнению. Но он не только расспрашивал Тару о том, что она прочитала и поняла, но и делился с ней собственными суждениями по поводу политической ситуации в государстве. Лишь позже, глубокой ночью, оказавшись в своей спальне на постоялом дворе, он едва ли не с ужасом осознавал, что спорил и разговаривал с Тарой, как если бы она была его сверстницей.

На самом деле, твердил он себе, эту молоденькую особу с лицом феи из сказки и душой, полной отваги и самозабвения, должно волновать только то, чем она будет заниматься в шотландском замке! Что проку забивать ее головку вещами, которые имеют мало общего с непритязательной жизнью служанки? Конечно, в ней есть нечто особенное, что отличает ее от всех остальных в ее социальном статусе и положении, но это очень и очень печально… Сможет ли она проявить свойства своей натуры во всей их полноте? Будет ли у нее возможность на это? Как же, как же помочь ей?..

И вдруг он оборвал себя на полуслове. Да что он такое задумал? Куда занесли его мысли? Излишнее сочувствие и участие в ее судьбе могут лишь навредить Таре в глазах остальных слуг. Ей и так придется вытерпеть немало колкостей и косых взглядов из-за печальных обстоятельств своего рождения… Опять эти социальные препоны и ограничения, доходящие до полного уничижения дарования и таланта, ярких человеческих качеств…

Каким бы свободомыслием ни отличался Лондон — а моральные устои в эпоху Регентства пришли здесь в полный упадок, — Шотландия по-прежнему хранила верность пуританским традициям.

Тот факт, что у Тары не было отца, обрекал ее на пренебрежительное отношение со стороны окружающих. Незаконнорожденная! И это лишь усугублялось тем, что Тара родилась на юге Британии. «Пожалуй, самым лучшим было бы отправить ее назад, в Лондон», — произнес вслух мистер Фолкерк в темноте ночи и перевернулся на бок, уткнув лоб в подушку и стукнув по ней кулаком с досады.

Теперь он уже ругал себя за то, что с такой педантичностью отнесся к распоряжению герцога! Вместо того чтобы тащить Тару в Шотландию, он вполне мог вернуться к его светлости с пустыми руками, заявив, что в приюте не нашлось девушки подходящего возраста. Конечно, это было бы ложью… или, если уж на то пошло, уклонением от правды, поскольку Тара заметно отличалась от прочих сирот. А его светлость, скорее всего, просто забыл, что воспитанников приюта уже в двенадцать лет отправляют в самостоятельную жизнь. И почему он не подумал об этом раньше? Почему верные мысли приходят потом, а не в нужный момент? Какой же он несообразительный… Тугодум! И он еще раз с силой уткнул свой кулак в подушку.

Но теперь было поздно что-то менять. Экипаж безостановочно двигался к границам Шотландии, и с каждым днем мистер Фолкерк проникался все большей симпатией к спутнице. А вместе с этим росла и его тревога: что ожидает ее в замке Аркрейг?

Да, было в Таре нечто особенное, так что выбери он даже тысячу сирот по приказанию герцога, среди них все равно не нашлось бы ей ровни.

На второй день их странствия, незадолго до прибытия на постоялый двор, Тара обратилась к нему с некоторой заминкой:

— Могу я… попросить вас об одном одолжении, сэр?

— Разумеется, — с готовностью отвечал мистер Фолкерк. — Что тебя беспокоит?

— Я знаю, что совсем не умею… вести себя на людях, — смущенно промолвила Тара. — И я была бы вам очень признательна, если бы вы… научили меня тому, что нужно делать и как поступать в разных случаях… чтобы я не совершала глупых ошибок.

Она с тревогой глянула на него — не поднимет ли он ее на смех? — и продолжила:

— Я бы не хотела… надоедать вам своими просьбами, сэр, но мне так хочется вести себя, как настоящая леди… когда она сидит, к примеру, за столом… или делает что-то еще… Но мне так и не удалось найти книжки, где бы это описывалось.

— Наверняка такие книги есть, — одобрительно кивнул мистер Фолкерк, — но я думаю, Тара, тебе дано то внутреннее чутье, которое лучше любых книг подскажет, как нужно себя вести в том или ином положении. Я уверен!

— Вы очень добры ко мне, сэр, — с достоинством ответила Тара, — я это чувствую, но я-то знаю, сколько глупостей я совершаю на каждом шагу. Я пыталась подражать вам в том, как вы держите нож и вилку — а это совсем не так, как их держит миссис Бэрроуфилд.

— Ну, в этом нет ничего удивительного, — с улыбкой проговорил мистер Фолкерк. — Ладно, я научу тебя, как правильно вести себя за столом.

И все же, обучая Тару тому, как держать нож и вилку, как изящно сидеть на стуле и как подносить чашку к губам, он не мог избавиться от мысли, что совершает не просто серьезную, но непоправимую ошибку.

Что ни говори, оставшуюся часть жизни ей предстоит провести среди слуг, которые привыкли вести себя совершенно иначе. У них совсем другие манеры и другой разговор. Хорошо, если они не станут насмехаться над ней за то, что она не такая, как все. Да еще и книжки читает! Но она и впрямь не такая, сказал он себе и в очередной раз пожалел о том, что забрал Тару из Лондона. Неизвестно, правда, сколько бы она протянула на приютском угрожающем жизни скудном пайке. Ну а пока, невзирая на утомительное путешествие, она явно шла на поправку.

Прошла всего лишь неделя, что они провели в пути, а облик Тары потерял прежнюю угловатость: подбородок утратил слишком острые очертания, да и щеки слегка округлились на скулах, усилив миловидность лица.

Вдобавок она прибавила в весе, поскольку юбки — в чем она призналась мистеру Фолкерку, когда он убеждал ее съесть «ну еще кусочек, еще две ложечки…» — стали тесны ей в талии.

— Думаю, по приезде в Шотландию тебе будут сшиты новые платья, — одобрительно кивнул мистер Фолкерк, услышав слова, что сиротские юбки ей стали тесны.

Тара нерешительно взглянула на него и осторожно поинтересовалась:

— Вы думаете, в замке мне не придется одеваться по-старому? Я смогу одеваться как все, свободно? И не носить эту шапочку?

— Полагаю, об этом будет лучше спросить у его светлости.

— Это он все решает, да?

— Да, он, — отвечал мистер Фолкерк.

— Вот я вас слушаю, и мне кажется, сэр… что его светлость — он какой-то особенный! Я и сама не могу понять, откуда у меня это чувство.

— Видишь ли, Тара, твое чувство тебя не обманывает. Герцог Аркрейг не просто аристократ, каких в Англии много. Он действительно находится в особом положении.

— Почему же, сэр? В чем его особое положение?