И, возможно, он мог оживить саму Эмили. Она уже ощущала, как изнутри нарастает то, чему она не знает названия, и поднимается опасно близко к поверхности. Когда он сменил свою расслабленную позу и потянулся к ней забрать бокал с шерри, прикосновение его пальцев, казалось, вот-вот вскроет ее защиту и заставит всю скрытую страсть, все желание, всю дикость выплеснуться между ними.

— Вы не должны так говорить, — сказала она.

Он шагнул ближе, за ту грань, у которой обычно ледяные стены ее высокомерия замораживали всех незваных поклонников. Но с ним холода не было — только жар и странная ревность.

— Один поцелуй, — сказал он, обнимая ее шею теплой надежной ладонью. — Один поцелуй, чтобы проверить, без это или интуиция.

«Так вот почему девушки теряют себя», — завороженно подумала Эмили, с величайшей ясностью вдруг понимая, оказалась уязвима перед соблазном ровно настолько, насколько всегда боялась.

Но даже жар его прикосновения и желание в его голосе не могли сжечь остатки ее сознания. Последний уцелевший островок рассудочности мог забыть, что случится, если она скомпрометирует себя, но не мог позабыть о Пруденс.

Она уверенно положила руки ему на плечи и оттолкнула. Он уронил руку с ее шеи, но не извинился. Он ждал, слов думал, что все еще может ее завоевать.

Эмили заставила себя дышать.

— Мы не должны этого делать, милорд.

— Малкольм, — сказал он.

— Я не могу вас так называть.

— Сможете, если мы поженимся.

Паника подкатила к горлу, резкая и внезапная.

— Я думала, вы делаете предложение не мне.

— Я ведь не хам, Эмили. Я не попытался бы вас поцеловать, не будь я готов к последствиям.

Она отступила еще на шаг, оказавшись за пределами досягаемости.

— Ничего не будет. Ничего никогда не случится. И не будет никаких последствий. Вы должны жениться на мисс Этчингем, если она согласна. А если нет, то в Лондоне вас ждут сотни девушек, которые подойдут вам лучше, чем я.

Малкольм больше не выглядел колдуном. Он скрестил на груди мускулистые руки и казался теперь воином древности, готовым завладеть ею.

— Я решил. Это была интуиция.

— А я опознала в этом безумие, — возразила она. — Вы не можете захотеть жениться на мне после первого разговора.

— Вы правы. — Он шагнул вперед. — Я все-таки думаю, что нужен и поцелуй.

Она еще была в шоке, но от его улыбки не смогла сдержать смех.

— Я не это имела в виду, милорд.

— Малкольм, — снова напомнил он.

Она глубоко вздохнула, надеясь, что выглядит собранной.

— Что ж, хорошо, Малкольм.

Имя прозвучало с несвойственным ей придыханием, мягкая «л» ощущалась на языке, как их несостоявшийся поцелуй.

Если даже имя способно ее соблазнить, ей необходимо бежать от этого человека как можно дальше.

— Мне нужно идти, — сказала она. Это было внезапно и неловко, совсем непохоже на ее обычную уверенную манеру, но на большее она сейчас не была способна.

— Тогда до завтра, — ответил он. Не пытаясь коснуться ее снова, он при этом выглядел таким же незыблемым, как предок на портрете над ним.

Завтра.

Она развернулась и убежала.

Если ее защита так быстро рухнула, то как пережить следующий раунд?

* * *

Он был согласен с Эмили. Это не могла быть интуиция. Было другое объяснение.

Малкольм видел, как она уходит. Это не было похоже на обычный уход — скорее на побег. Когда она на него смотрела, он думал, что Эмили хочет его точно так же, как он ее. Но попытка ее поцеловать лишь отпугнула девушку.

Он поднял бокал с виски и подошел к французской двери закрыть ее на ночь. За окном луна придавала садам его матери странный серебряный отблеск. Но цветы оказались ничем по сравнению с изумлением в глазах Эмили — до того, как она вспомнила, что не должна его желать.

Он покатал бокал в ладони. Она была женщиной не того типа, который он искал для брака. В ее глазах скрывались секреты, и он не думал, что это обычные мелкие тайны привычной к обществу мисс.

И все же, что лучше? Женщина со своими тайнами и характером, помогающим их скрывать, или женщина без секретов, которая ни капли в нем не заинтересована?

Эмили им заинтересовалась. Взаимно заинтересовала его. Если бы не ее верность подруге, она наверняка осталась бы с ним в библиотеке — и они бы вовсе не беседовали.

Малкольм приглушенно выругался. Он не собирался жениться по страсти. Он не хотел жениться на женщине с секретами, по крайней мере, не с теми, что могут угрожать его клану. Если она действительно не подходит ему, он не женится, что бы ни говорила его интуиция.

Он подошел к письменному столу, рывком вытащил центральный ящик, достал бумагу, чернила и заостренное перо. Его друг Фергюсон втянул его в эту ситуацию, рекомендовав мисс Этчингем, а не Эмили. Фергюсон с семьей вернулся в Шотландию вместе с Эмили, доставив их по пути в родовое поместье. Если Малкольм утром отправит гонца с запиской, ответ прибудет к вечеру.

Он потягивал виски, ожидая, когда просохнут чернила. Возможно, стоит поискать невесту в Лондоне. Там наверняка найдется женщина, покорная, как мисс Этчингем, и милая, как Эмили.

Но когда он попытался представить себе такую женщину, ничего не вышло. Перед глазами стояла одна лишь улыбка Эмили.

Он свернул послание, запечатал воском и спустился в холл, чтобы бросить на поднос, откуда утром его заберет Грейвз. Затем взглянул на древние мечи, висящие над возвышением парадного зала, мечи, защищавшие многие поколения графов Карнэч. Их блеск смягчался гобеленами, которые оживляли серый камень зала цветами вышивок — многих поколений графинь Карнэч.

Каждый его предок выполнял свой долг перед поместьем. И он должен был следовать по их стопам, не отвлекаясь на страсти. Если Эмили сможет помочь ему исполнить долг, он сделает ей предложение. Если нет…

Если нет, он не приблизится к ней, что бы ни говорила ему интуиция.

Глава пятая

Следующим утром солнце давно уже взошло, а Эмили все еще была в ночном халате. Она плохо спала после возвращения в свою комнату. Пусть, вовремя спохватившись, она и отвергла поцелуй Малкольма, нельзя было позволять всему зайти так далеко.

Уж она-то должна была знать, что нельзя позволять поцелуев. Иногда она представляла себя на месте своих героинь, но в реальной жизни хватило мгновения, чтобы потерять себя. Год назад она едва не стала женой отвратительного лорда Кэсселя, когда на балу он прижал ее к стене, пытаясь поцеловать. К счастью, Алекс был начеку и отыскал ее прежде, чем случилось непоправимое. Кэссель перестал преследовать ее лишь после того, как Алекс разбил ему нос, добавив рану к оскорблению пощечиной, полученной от Эмили.

Но если Алексу придется спасать ее снова, он может решить, что уж лучше отдать ее замуж. Надо было уйти из библиотеки, как только Малкольм там появился. И никак не следовало наслаждаться беседой. Неужели для утраты здравого смысла ей достаточно смеха и лунного света?

Она опомнилась прежде, чем случилось что-то ужасное. Но хотя она не желала его — не хотела желать его, — ей до сих пор не хотелось сталкиваться с Пруденс. И пусть казалось, ни он, ни Пруденс не интересовались друг другом, Пруденс наверняка не понравится назойливость Эмили.

А если Пруденс узнает, насколько Малкольм был близок к тому, чтобы поцеловать Эмили в библиотеке, что станет с единственным шансом Пруденс освободиться от матери?

Эмили взялась за перо. Она еще утром устроилась на кровати, распаковав подставку для письма, но с тех пор больше грезила наяву, чем писала. Ей оставалось лишь держаться подальше от Малкольма и надеяться, что леди Харкасл передумает выдавать Пруденс замуж ради возвращения в Англию.

Пальцы неудачно перехватили перо, и на коже расцвела чернильная клякса. Эмили тихо выругалась. Ей нужно работать, а не смотреть в пространство, позволяя чернилам течь по руке. Она опустила перо к бумаге и начала писать.


Вероника медленно шла по каменному коридору, с каждым шагом приближаясь к собственной гибели. Пламя факела дрожало от любого дуновения, словно в конце прохода дремало огромное чудовище, чье холодное зловещее дыхание с каждым выдохом грозило потушить огонь. Потребует ли ее похититель объятий этой ночью?


Эмили застонала и начала решительно зачеркивать каждую написанную строчку. Способность писать исчезла после встречи с Малкольмом в библиотеке. Если она останется в Шотландии, роман выйдет настолько отвратительным, что даже ее жадный издатель не рискнет его напечатать, опасаясь скандала.

В дверь тихонько постучали. Пруденс заглянула в комнату, не дожидаясь приглашения Эмили.

— Милли, разве ты не проголодалась? Мне так не хватало тебя за завтраком.

Эмили махнула рукой, приглашая ее войти. Она не хотела смотреть Пруденс в глаза, но лучше уж так, чем биться головой о подставку для письма.

— Служанка принесла мне рулет и немного шоколада примерно час назад… Или уже два?

Пруденс закрыла дверь и присела на край кровати.

— Я бы посоветовала тебе лучше следить за здоровьем, но я сама плохо ем. Тебе непременно нужно увидеться с нашими матерями — вчера вечером они выпили столько наливки, сколько всему Воксхоллу хватило бы на пару недель.

— Это ведь шутка? — спросила Эмили, отставляя подставку для письма и оттирая салфеткой испачканные чернилами пальцы.

— Чистая правда. Твоя мать, наверное, в какой-то момент переключилась на вино — губы у нее до сих пор пурпурные. А моя настолько затихла от головной боли, что ни слова не сказала о моей вчерашней неудаче с графом.

Пруденс с прошлого вечера заметно повеселела. Эмили поерзала на кровати, натягивая покрывало, словно кольчугу.