Что было хорошо, поскольку в своем желании Малкольм был более чем уверен.

Глава тридцать третья

Когда Эмили распахнула дверь, Алекс подал ей руку.

— Мне проводить тебя на обед?

Другие гости сгрудились как можно ближе к двери гостиной и откровенно глазели на их появление. Эмили высоко несла голову, словно привыкла на каждом приеме запираться в отдельной комнате и обсуждать свой брак со своим глупым мужем.

— Как мило с твоей стороны, — сказала она.

И ощутила присутствие Малкольма за спиной раньше, чем заметила враждебный блеск в глазах брата. Она не станет оборачиваться. И не позволит ему повлиять на нее так сильно, что она забудет о том, что хотела от него услышать.

Да, было трусостью с ее стороны уйти, не закончив с ним разговора, но ее радовало, что Алекс постучал в дверь. Не будь его стука, она могла бы принять извинения Малкольма — и лишь позже понять, что его слова вовсе не были извинением.

Однако Малкольм не позволил ей так просто уйти. Его руки опустились на ее плечи.

— Еще три минуты, Эмили, — потребовал он, понизив голос до тихого рычания ей в ухо.

Она начала качать головой.

Он наклонился к ней.

— Пожалуйста.

Забавно, но одно слово лишило ее всех сил.

Она уронила руку с локтя Алекса.

— Отправляйся на обед без меня, — сказала она.

Брат скрестил руки на груди. За ним Себастьян подошел ближе, предлагая свою поддержку.

— Хочешь, чтобы я показал этому деревенщине выход?

Себастьяну хватило бы дикости для такого поступка. Эмили нахмурилась, советуя ему отступить.

И повернулась к Малкольму. Он снова повел ее в салон и захлопнул дверь перед носом аудитории, а затем повернул ключ в замке.

— Итак? — спросила она, скрещивая руки.

Он смотрел на нее так, словно хотел соблазнить. И она могла бы ему это позволить, но знала, что это не поможет. Пока они верили, будто любовная игра заменяет разговоры, все вышло так, что их ссоры вообще не нашли разрешения.

Возможно, он наконец признал этот факт. И отошел от нее, медленно, намеренно, ровно настолько, чтобы их разделило расстояние протянутых друг к другу рук.

Эмили боролась с искушением, не разжимая скрещенных рук. Он провел ладонью по волосам и снова сцепил пальцы за головой. Эмили чувствовала, как волнами расходится от него напряжение.

— Послушай меня, Эмили. Ты хочешь верить, что я вижу тебя такой, как ты есть. И я хочу сказать, что это действительно так. Я вижу чудесную женщину в расцвете ее красоты, которая может заполучить любого мужчину Британии одним лишь движением руки. Я вижу упрямую и строптивую интриганку, которая сделает что угодно ради желанной цели. Я вижу ту, чей интеллект и чувство юмора заставляют ее скучать в обществе — здесь нет для тебя достойного вызова.

Его слова были странной смесью комплиментов и почти оскорблений. Она открыла рот, не зная, принять ли его восхищение или начать возражать.

Но он поднял руку.

— Я вижу женщину, которая всегда помогает своим друзьям, пусть даже ее планы не всегда удаются полностью. Я вижу женщину, чьи страсти так велики, что она выпускает их на бумагу, чтобы сдержать себя. Я вижу автора, чей талант растет с каждой книгой, чье искусство завоевало ей место в одних кругах, закрыв дверь других, и которую любят за этот талант.

Она прислонилась спиной к стене, чтобы удержать равновесие. Но ее муж все еще не закончил.

— Я вижу единственную женщину, которую мог бы взять в жены, единственную, кого я смог полюбить. Ту женщину, ради которой я буду счастлив потерять все. Ту женщину, что способна уничтожить меня, если решит от меня уйти.

Он наконец шагнул вперед, проситель и завоеватель, король, в незнакомом ему покаянии. Растрепанный, в грязной одежде, он выглядел так, словно прошел через ад, чтобы вернуться в ее объятия.

Остановившись в нескольких дюймах от нее, он нежно взял ее ладони в свои. Эмили затаила дыхание.

И тогда он опустился на колени.

— Я не просил тебя выйти за меня, Эмили. Но я умоляю тебя остаться со мной. И я готов поклясться, что бы ни случилось, сколько бы книг ты ни написала, сколько бы дуэлей мне ни пришлось пройти из-за них, моя любовь к тебе лишь окрепнет.

Последние слова стали ее гибелью. Это были не просто нежные слова, которые он подобрал, — он действительно говорил то, что чувствовал, так искренне и пламенно, что чувства отражались на его лице, словно божественные письмена. В его глазах не было ничего, кроме любви, истекающей кровью в надежде, что Эмили ее примет.

Она подняла его на ноги.

— Ты самый безумный, самый требовательный мужчина из всех, с кем я когда-то была знакома. Но я никогда не смеялась столько, сколько смеялась с тобой, никогда не чувствовал и не понимала, чего мне так не хватает, пока я не встретилась с тобой. И я никогда не была так несчастна, как в дни, когда мне казалось, что мое прошлое заставило тебя уйти навсегда.

Она переплела с ним пальцы.

— Я люблю тебя, Малкольм МакКейб. Неважно, кто ты, неважно, чем ты хочешь заняться.

Его глаза засияли от чистого счастья. И он поцеловал ее, покорив ее губы с нежным голодом. Тот миг, когда они узнали сердца друг друга, стоил любого возможного скандала. И ее воспоминания об этом будут гореть в сердце, как маленький очаг, согревая ее в те дни, когда ей потребуется тепло. Это пламя переживет все, что может впоследствии с ними случиться.

Когда Алекс опять постучал в дверь, она застонала.

— Давай притворимся мертвыми, пусть нас оставят в покое, — пробормотала она в губы Малкольма.

Он погладил ее по щеке и снова поцеловал.

Алекс застучал настойчивее.

— Вот ведь чертовски настойчивый тип, — сказал Малкольм.

Эмили рассмеялась.

— Семейная черта Стонтонов, полагаю.

— Если именно она подарила мне второй шанс с тобой, я, похоже, должен быть ей благодарен.

Она погладила его по плечам, по мускулистой груди, сомкнула руки на его талии.

— Кажется, мы должны выйти.

— Нет. — Он погладил округлости ее бедер. — Ты права. Давай притворимся мертвыми. И сможем вернуться в Шотландию, избавиться от этого общества.

Алекс подергал ручку.

— Уходи, Алекс! — крикнула она через дверь.

И услышала смех Элли, но Алекс стучать перестал.

Эмили прижалась лбом к груди Малкольма. Она была там, где и хотела быть. Шотландия, Лондон, крошечная вечеринка или великолепный бал — в его объятиях все это не имело значения.

Он скользнул поцелуем по ее волосам.

— Я всерьез, дорогая. Давай вернемся в Шотландию.

Она запрокинула голову, чтобы увидеть его глаза.

— Но разве тебе не нужно быть здесь, в парламенте? Я не против остаться.

— Мы вернемся. В парламенте есть чем заняться, хотя бы голосуя против каждого предложения Кэсселя.

Она рассмеялась, увидев его улыбку.

— Лучше снова сломать ему нос.

— Только скажи, я готов ломать ему нос хоть каждую неделю.

Это был человек, за которого она вышла замуж, — колдун из библиотеки вернулся.

И свет в его глазах обещал, что он никогда больше не станет от нее прятаться.

— Не стоит возвращаться в Шотландию только ради меня, — сказала она.

Он поцеловал ее, медленно и глубоко. А когда отстранился, ему не хватало дыхания.

— Я предпочту прожить свою жизнь, спасая тебя, а не горы.

— Но тебе не нужно меня спасать, — возразила она.

— Я знаю, — ответил Малкольм. — В конце концов, это ведь ты меня спасла.

К тому времени, как они закончили следующий поцелуй, дыхания не хватало обоим — и Эмили могла думать лишь о ближайшей кровати.

Малкольм чувствовал ровно то же.

— Не стоит ли нам отправиться домой, леди Карнэч?

Она улыбнулась, когда он потянулся ей за спину, чтобы отпереть дверь. Когда они вышли, собравшейся толпе хватило лишь одного вида ее улыбки, чтобы зааплодировать.

Но она не покраснела, даже когда Малкольм заявил, что они немедленно уходят. Пускай по обществу разойдутся слухи. Пусть говорят, что безумный шотландский лэрд покорил Непокоренную. Или гадают, как ей удалось покорить его.

Все истории, рассказанные о них, не имели значения. Важно было лишь то, что они с Малкольмом будут писать свою историю вместе.

И что у этой истории будет самый счастливый финал.

Эпилог

Замок МакКейб, Северо-Шотландское нагорье,

23 декабря 1812 года


Эмили рассмеялась, когда Малкольм вошел в ее спальню за час до обеда — с темным шелковым шарфом и злодейской улыбкой в глазах.

— А это обязательно? Твои жуткие братья до сих пор дразнят меня за последний пропущенный обед.

— Я думаю, тебе понравится диверсия, — ответил он.

Она снова рассмеялась, когда он зашел ей за спину и поцеловал в шею. Шелковым шарфом он завязал ей глаза. Ни его изобретательность, ни нежность не удивляли ее.

Но она удивилась, когда он подхватил ее на руки и зашагал вперед. И удивилась еще больше, когда он открыл дверь в коридор.

— Малкольм, ты дьявол, — сказала она. — Ты собираешься показать меня семье в таком виде?

Мать и братья Эмили присоединились к ним на Рождество, с ними приехала Пруденс. Фергюсон и Мадлен обещали приехать на следующий день, если снег позволит визит. Но с семьей Малкольма в замке рождественские праздники были чудом несмотря на погоду.

— Мне кажется, большинство из них уже знает, что я для тебя приготовил.

— Мне кажется, большая часть Лондона знает об этом после последнего выхода, — пробормотала она.

Он рассмеялся.