— Мисс Этчингем, ваш приезд в Шотландию — честь для меня.

Под прохладным приветствием в его голосе таились хрипотца, глубина и чувственность. Глаза Эмили сузились. Потребовались доли секунды на то, чтобы оценить привлекательность графа. Зачем же с его внешностью и титулом ему понадобилось брать в жены женщину, которую он никогда не видел?

Возможно, Пруденс одолевали те же сомнения. Она не отпустила руку Эмили даже после того, как Карнэч взял ее руку в свою. Наоборот, рука Пруденс сжалась, словно она надеялась, что подруга ее спасет.

Если граф и заметил, что его будущая невеста вцепилась в подругу, как в якорь, — а, учитывая, как он искоса взглянул на Эмили, это не прошло незамеченным, — он проигнорировал этот факт.

— Надеюсь, замок пришелся вам по вкусу? — спросил он.

Звук, который издала Пруденс, совершенно не напоминал радость. Такой звук могла бы издать мышь, попавшая в когти ястреба.

За миг до того, как умереть от ужаса.

Черт. Такая мысль не подобало леди, но Эмили сейчас не чувствовала себя леди. Она чувствовала себя генералом, внезапно столкнувшимся с гибельной миссией. Нет, она не думала, что Пруденс стоит выходить за этого человека.

Но и не хотела ставить подругу в затруднительное положение. Эмили сжала руку Пруденс, крепко и настойчиво.

Пруденс наконец вспомнила, что ей полагается делать. И присела в реверансе:

— У вас прелестный дом, лорд Карнэч.

Реверанс вышел неуклюжим, потому что одну руку Пруденс держала Эмили, а другую Карнэч, но Пруденс справилась. Когда она поднялась, граф запечатлел поцелуй на костяшках ее пальцев.

— Благодарю вас, мисс Этчингем. Надеюсь, вы будете счастливы здесь.

Его тон стал гораздо мягче.

Пруденс снова издала задушенный всхлип.

Эмили улыбнулась, притворяясь, что этот вечер ничем не отличается от других приемов, на которые ее приглашали.

— Вам удивительно повезло с домом, милорд. Декорации заворожили нас с первой секунды, не так ли, мисс Этчингем?

Это было совершенно пустое замечание, из тех, что служат лишь одной цели: чтобы мужчина мог гордиться собой и считать себя умным на фоне девичьей глупости. Но Пруденс перестала задыхаться. Если им обеим удастся остаться пресными и скучными, в светском стиле, к которому их так долго готовили, возможно, Пруденс сумеет справиться с паникой. Тактика, которая позволяла им скрывать писательский талант Эмили и академические занятия Пруденс, не могла не сработать и здесь.

Взгляд Карнэча обратился к Эмили. У него были серые глаза, но «серый» — слишком тусклое слово для обозначения их истинного цвета — мрачной серости туч, которые при взгляде на нее рассеялись и глаза блеснули серебром. Губы графа слегка изогнулись, ровно настолько, чтобы обозначить улыбку, не открывая зубов.

— Местные красоты пленили бы поэтов, я уверен, — ответил он. — Теперь вы почтите меня замечанием о погоде?

Эмили чуть не рассмеялась. Карнэч знал, как должен развиваться разговор, и совершенно ясно дал понять, что в светской беседе видит то же отсутствие смысла, что и она сама. Но она не могла расслабиться с ним — только не при тех планах, которые он строил относительно Пруденс.

Она ответила графу холодным взглядом, держа паузу до тех пор, пока он не изогнул бровь, и поинтересовалась:

— Желаете обсудить шанс того, что завтра будет солнечно? Или возможность дождя? Я готова поддержать любую тему, милорд.

— Если вам столь небезразлична именно погода, миледи, местные разговоры придутся вам по вкусу, — ответил он, скрывая улыбку. — А что же вы, мисс Этчингем? Вы тоже желаете обсудить погоду? Боюсь, у нас здесь слишком мало светских сплетен, которые могли бы вас заинтересовать.

Пруденс взглянула туда, где сидели Алекс и их матери. Она не ответила, и пауза начала излишне затягиваться. Эмили сжала ей руку, возвращая в реальность.

— Простите, милорд, — сказала Пруденс, заливаясь румянцем. — Сегодня я слегка рассеянна.

Карнэч улыбнулся ей, но серебро в его глазах сменилось темнотой грозовых туч.

— Мы можем обсудить и рассеянность, и посевы, если вы предпочтете это погоде.

Пруденс не улыбнулась шутке.

— Как пожелаете, лорд Карнэч.

Его улыбка померкла. Эмили никогда раньше не слышала в голосе Пруденс ноток такой покорности. К чести Карнэча стоило отметить, что эта покорность ему не понравилась.

Затем в комнату вошли его братья, и на лице графа проступило очевидное облегчение. Когда он повернулся к ним для приветствия, Эмили наклонилась к Пруденс и прошептала ей на ухо:

— Не позволяй ему решить, что ты его имущество.

— Разве не для этого я здесь? — огрызнулась Пруденс. — Бессмысленно притворяться, что это не так. И бессмысленно жалеть о том, что я могла бы получить вместо этого.

Времени на то, чтобы ее переубедить, не было — леди Карнэч уже представляла их остальным МакКейбам. Второй сын, Аластер, был местным викарием, и его ангельские светлые волосы идеально подходили его сану. Дункан и Дуглас оказались близнецами, практически идентичными, и волосы у них были темными, как у Малкольма. Но если глаза Малкольма выражали некоторую мрачность, то в лицах его братьев Эмили видела только чистое веселье.

Они были более чем приятными людьми. После нескольких минут в их компании Эмили почувствовала, что сможет насладиться проведенным в Шотландии временем, несмотря на последствия.

И если кто-то из них заметил отвлеченность Пруденс там, где она должна была стараться быть любезной со своей потенциальной новой семьей, они были слишком вежливы, чтобы показать это.

Когда пришло время обеда, один из близнецов предложил Эмили руку.

— Как вы находите нашу погоду, леди Эмили? — спросил Дуглас.

Она фыркнула, затем попыталась замаскировать реакцию кашлем и только тогда поняла, что он не шутит.

— Как вы думаете, завтра возможен дождь или мы насладимся солнцем?

Дуглас принялся просвещать ее по поводу примет, которые позволяют предсказывать подобные вещи. И развернулся с ней к двери, где Эмили заметила, что Карнэч улыбается ей.

Однако граф ничего не сказал по поводу выбранной темы для разговора. Он снова повернулся к Пруденс и говорил с ней мягким и тихим голосом, словно успокаивая нервную лошадь. Если Пруденс вообще отвечала, то слишком тихо, чтобы Эмили могла ее услышать.

Эмили последовала за Дугласом, краем уха прислушиваясь к его историям. Она злилась, когда входила в гостиную, но теперь скорее была обескуражена. То, как Карнэч сосредоточился на Пруденс, вызывало у Эмили подозрения — она любила подругу, но понимала, что Карнэч мог бы выбрать себе гораздо лучшую невесту.

Почему же Пруденс не поддается его очарованию? Возможно, как в одном из готических романов, которые написала Эмили, Пруденс распознала какое-то мрачное знамение, тайное зло, которое Карнэч скрывал от всех остальных.

Будь это один из романов Эмили, Пруденс попыталась бы спастись. Но у Судьбы были иные планы.

Эмили вздрогнула. Это не роман. Пруденс наверняка мог встретиться кто-то гораздо хуже Карнэча. Он не злодей, которого представляла себе Эмили, пусть даже слегка чересчур гладок в общении. Она решила не интриговать до конца вечера, как планировала изначально, — возможно, для Пруденс брак с ним окажется лучшим выходом.

Но если Пруденс захочет от него сбежать, Эмили с радостью ей поможет.

Глава вторая

Несколько часов спустя, собравшись с братьями в кабинете после выдающегося по отвратительности обеда, Малкольм грохнул по столу пустым бокалом для виски.

— Ни слова больше, Дункан. Я принял решение.

Дункан и Дуглас обменялись взглядами. Дуглас сделал жест обеими руками, запутанное движение, словно сметал что-то, а затем протягивал в ладонях, и Дункан рассмеялся в свой бокал. Близнецы еще в детстве придумали свой собственный язык и до сих пор пользовались им, когда не хотели делиться мыслями с другими.

Малкольм нахмурился, глядя в их сторону.

— Я знаю, что это значит. Что покупка личной шлюхи не решит проблем.

Аластер сочувственно закатил глаза.

— Малкольм, не обращай внимания на близнецов. В них до сих пор больше мальчишеского, чем мужского. — Затем он прочистил горло. — Хотя, конечно, устами младенцев порою глаголит истина.

Малкольм и его братья собрались в кабинете сразу после обеда. Граф Солфорд отказался, предпочитая разбираться с корреспонденцией, чем с удовольствием занялся бы Малкольм, если бы братья не заставили его отступить в кабинет и выпить в их компании. По крайней мере, ощущалось это именно как «отступление». В войне за безопасное будущее клана поиск подходящей невесты был его главной целью.

Сегодняшний первый залп прошел не так, как предполагалось.

По крайней мере, у него была поддержка братьев — хотя сочувствие их обычно помогало лишь в том, что раздражение Малкольма переключалось на самих братьев вместо остальных врагов. К тридцати четырем годам Малкольм остался старшим и ответственным за них, с тех пор как в прошлом году не стало отца. Аластер был на три года младше Малкольма и стал сельским викарием, хотя отнюдь не всегда отличался таким благочестием. Но близнецам исполнилось всего двадцать пять, и, без жен, без ренты, без собственных домов, они стали постоянной занозой в боку Малкольма.

— Мне стоило бы купить вам офицерские чины и покончить с вами, — сказал он, вынимая тяжелую пробку из хрустального графина, чтобы налить себе еще виски. — Возможно, в индийском полку, чтобы вы не являлись домой в самоволки.

Дуглас улыбнулся.

— Ты грозишься этим с тех пор, как мы начали ходить. Посылай Дункана. Военная форма идет ему больше, чем мне.

— Только потому, что я чаще моюсь, — ответил Дункан. И повернулся к Малкольму, готовый опять гнуть свою линию.