— Это мистер де Редклифф, мисс. Вы дома?

Люсия подошла к нему и взяла у него из рук трубку.

— Эдвард, как поживаете?

— Люсия! Если бы не было так поздно, я бы немедленно приехал к вам, — срывающимся голосом отозвался тот. — Ваше письмо… я даже не знаю, что сказать, за исключением того, что эту леди Шелли я встретил один-единственный раз в жизни, и то это случилось на балу, на котором я был вместе с Энтони, ее братом.

— Но откуда-то же она узнала о том, что вы сделали мне предложение, Эдвард. Скажите мне правду — вы обсуждали этот вопрос с ее братом?

— Нет, клянусь вам! — вскричал Эдвард. — Я понятия не имею, откуда она могла узнать обо всем. Правда, Энтони знает, что я навещал вас, но я ни словом не обмолвился ему о своих намерениях. Вы должны верить мне.

Люсия не сомневалась в том, что он говорит правду — в конце концов, разве не сама она говорила, что он не способен лгать?

— Очень хорошо, в таком случае забудем об этом недоразумении, — холодно обронила она.

— Умоляю вас, скажите мне, что между нами все хорошо. Мне будет невыносима мысль о том, что между нами пролегла пропасть.

— Не волнуйтесь, Эдвард. Ничего не изменилось.

— В таком случае пообещайте мне, что отужинаете со мной в следующий уикенд.

После долгой паузы Люсия дала согласие и пожелала ему покойной ночи.

«Вот так загадка, — размышляла она, затворяя за собой дверь спальни. — Остается лишь предполагать, что леди Шелли говорила наугад и попала в десятку, прослышав, что мы с Эдвардом встречаемся. Можно не сомневаться, что она ревнует меня из-за моей близости с лордом Уинтертоном и ищет способ нас поссорить. Не мог же он сам рассказать ей о своей сделке с моим отчимом, в противном случае она устроила бы настоящее светопреставление!»

Сидя в кресле, она долго смотрела на заходящее солнце и спрашивала себя, что принесет ей наступающая неделя в Лонгфилд-маноре.

* * *

Рано утром в понедельник «роллс-ройс» уже ждал ее. Люсия села на место пассажира, чувствуя себя усталой и разбитой. Она провела очередную бессонную ночь, пытаясь изгнать из памяти образ лорда Уинтертона. Но даже во сне он преследовал ее, его горячие губы искали ее, а руки ласкали ее лицо и скользили ниже, к талии…

«Не думаю, что смогу вести себя с ним как ни в чем не бывало», — решила она, когда они прибыли в Лонгфилд-манор. Сердце ее учащенно забилось, когда она вышла из автомобиля.

Но, к ее удивлению, когда она встретила его в кабинете, он вел себя очень сдержанно и почтительно. Он не пытался приблизиться к ней или осыпать ее комплиментами. Вместо этого он вел себя дружески, но совершенно по-деловому.

Одна часть ее испытывала несомненное облегчение, тогда как другая мучилась вопросом, о чем он, ради всего святого, думает. График работы в этот день был очень плотным, сделать предстояло много, а времени, как назло, было слишком мало.

— Сегодня в половине двенадцатого к нам прибудет мистер Хопкирк, скульптор, чтобы продемонстрировать нам модель памятника, — сообщил ей лорд Уинтертон, расхаживая по кабинету.

Люсия сочла, что он выглядит исключительно привлекательно в своем темном костюме, и почувствовала, как, несмотря ни на что, сердце ее забилось сильнее, пока она вслушивалась в его негромкий густой голос.

— Это событие очень важно для меня, Люсия, — настойчиво сказал он. — Я хочу, чтобы мы вместе приложили все усилия к тому, чтобы все прошло наилучшим образом. Мы не можем подвести его величество — он многого ожидает от нас.

В середине недели в Лонгфилд-манор с визитом прибыл личный секретарь короля.

Люсия настолько нервничала, что едва не выронила из рук чашку с чаем во время встречи, но он, похоже, остался доволен тем, что они сообщили и продемонстрировали ему.

— Его величество поручил мне передать вам, что он с нетерпением ожидает этого события, — сказал секретарь. — Надеюсь, вы нас не разочаруете.

Лорд Уинтертон крепко пожал ему руку и вызвал звонком Джепсона. После ухода секретаря он с размаху опустился на софу в кабинете и вытянул перед собой свои длинные сильные ноги.

Люсии пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести глаза, иначе она так и продолжила бы смотреть на него.

В последние дни она вдруг поняла, что ей трудно заставить себя не любоваться его лицом и фигурой. Распогодилось, и он отказался от сюртука. Жилет облегал его торс как влитой, и она не могла не восхищаться его мускулистым телом.

Пятница наступила совершенно неожиданно, и при мысли о том, что ей надо уезжать, Люсия ощутила внезапный прилив грусти. Кроме того, перемена в его отношении к ней сбивала ее с толку и вызывала недоумение.

Он прекратил осыпать ее легкомысленными комплиментами, бросать многозначительные взгляды и держался вполне отстраненно.

Пока лакей загружал в авто ее чемоданы, лорд Уинтертон отвел Люсию в сторону.

— Есть еще один вопрос, который я хочу обсудить. Полагаю, что должен извиниться перед вами за свое поведение в последний уикенд. Я поступил дурно, когда повел себя столь развязно и недопустимо, и потому прошу у вас прощения.

— Я уже все забыла, — ответила Люсия, испытывая ужасную неловкость. — А теперь мне надо спешить, чтобы поскорее попасть домой. Я очень тревожусь из-за мамы, хотя миссис Дарроуби и говорит, что доктор Гайдвег чрезвычайно доволен результатом лечения.

Когда она повернулась, чтобы уйти, лорд Уинтертон взял ее за руку. Поначалу она решила, что он хочет лишь пожать ее, но он поднес ее ладошку к губам и поцеловал.

— Прошу вас передать вашей маме мои наилучшие пожелания, — охрипшим от волнения голосом проговорил он.

Садясь в салон авто, Люсия не могла заставить себя взглянуть ему в глаза.

Кожа у нее горела, словно обожженная его поцелуем. Когда авто сорвалось с места и покатило по подъездной аллее, ей казалось, будто место поцелуя жжет огнем. У нее не достало мужества обернуться, и потому она уставилась на свою побелевшую руку, как если бы ожидала увидеть на ней оставленную им метку.

«Я не хочу испытывать к нему подобных чувств», — сказала она себе, прикусив губу.

Сердечко ее стучало, сбиваясь с ритма, когда «тэлбот» свернул с подъездной аллеи и помчался по направлению к Бингем-холлу.

* * *

Она ничуть не удивилась, когда, вернувшись домой, обнаружила, что ее уже поджидает письмо от Эдварда, в котором он приглашал ее отужинать в его поместье Гринсайдз в субботу вечером.

Поднявшись наверх, она поспешно набросала ответ, сообщив, что согласна, после чего попросила Мэри-Энн завтра утром доставить его с посыльным по назначению.

Люсия пришла в восторг, увидев, что мать сидит на постели, а на щеках ее играет слабый румянец.

— Люсия, я так рада, что ты вернулась домой!

— Ты чувствуешь себя лучше, мама?

— Да, немного. Я все еще испытываю слабость, но доктор Гайдвег говорит, что этого следовало ожидать. Он замечательный человек и творит настоящие чудеса.

— Мама, ты не будешь возражать, если завтра вечером я поужинаю у Эммелин?

Люсии было очень неприятно обманывать мать, но она не хотела, чтобы мать знала, что она вновь встречается с Эдвардом. Мать могла по неведению обмолвиться об этом в разговоре с отчимом, и тогда ей несдобровать.

— Ничуть, но ты должна попросить разрешения у отчима. Ты же знаешь, каких взглядов он придерживается на то, как ты должна вести себя.

— Разумеется, мама, — отозвалась Люсия, опуская глаза долу. Она ненавидела просить сэра Артура о чем-либо — это казалось ей неправильным.

Поцеловав мать в щеку, она отправилась на поиски отчима.

«Нужно уладить этот вопрос до того, как мы сядем ужинать», — решила она.

К ее удивлению, он пребывал в отличном настроении, когда она отыскала его в кабинете.

Он добродушно улыбнулся ей и пожелал отдохнуть и развеяться. Встреча со старыми друзьями пойдет ей на пользу.

Итак, отправляясь следующим вечером в Гринсайдз, она испытывала легкую неловкость и чувство вины оттого, что солгала.

Люсия знала, что на эти выходные Эммелин укатила в Лондон, где должна была присутствовать на балу, поэтому ничуть не боялась, что подруга внезапно позвонит в Бингем-холл и ее обман раскроется.

Эдвард уже ждал ее в уютной гостиной.

— Вы прекрасно выглядите, — выдохнул он, когда дворецкий принял у нее пальто.

Разговор не клеился, и Люсия поймала себя на том, что втайне тоскует по легкой и непринужденной беседе, которую они вели с лордом Уинтертоном.

Невзирая на все свои недостатки и сомнительные моральные принципы, он был остроумным собеседником, питавшим любовь к искусству.

Эдвард же, напротив, только и делал, что рассуждал о скачках да об открытии сезона игры в поло. Хотя сама Люсия любила верховую езду, разговоры о конном спорте навевали на нее нестерпимую скуку, не говоря уже о поло.

И, когда дворецкий подал пудинг, она обнаружила, что подавляет зевок.

— Быть может, послушаем музыку после ужина? — предложил Эдвард.

Люсия сочла, что лучше занять себя чем угодно, лишь бы не касаться опасных тем в разговоре, и потому с энтузиазмом согласилась на предложение.

— Надеюсь, вам нравится Штраус, — сказал Эдвард, вращая рукоятку граммофона.

— Да, нравится, — ответила она и закрыла глаза, когда заиграла музыка.

Вот только под прекрасную музыку она мысленно перенеслась далеко-далеко, в пустынную бальную залу, где не было никого, кроме нее и лорда Уинтертона: они танцевали вдвоем, и он не сводил с нее влюбленных глаз. Его сильные руки кружили ее, и ей казалось, будто она парит над землей, настолько легко и умело он исполнял нужные па.