Интуитивно Котти почувствовал, что в Лондоне ее, должно быть, преследовала полоса неудач и поездка сюда, вероятно, была чем-то вроде изгнания, постоянного или временного, до той поры, когда дома что-то произойдет и все встанет на свои места.

– Не будем говорить о Ричарде, – добавила Пруденс.

– Тогда о чем же нам говорить?

Она протянула руку через разделявшее их узкое пространство и нежно коснулась кончиками пальцев его щеки. Его сердце бешено застучало, во рту пересохло, и Котти почувствовал, как его с ног до головы обдало жаром. Котти не был девственником, первой его женщиной стала осужденная вдвое старше его. Это случилось, когда Котти стукнуло шестнадцать. Он был красивым, мужественным и хорошо одевался, так что при желании и наличии свободного времени не испытывал недостатка в женском обществе. Но партнершами его становились преимущественно доступные женщины с соответствующими манерами, и среди них, естественно, не было ни одной, кого он мог бы поставить рядом с Пруденс – на вид настоящей леди. Хотя сейчас она вела себя так же развязно, как любая проститутка из Скал.

Но стоит ли над этим задумываться? Главное – не упускать представившийся шанс! Это правило верно служило ему в деловых отношениях, так почему бы не применить его и к данной ситуации? Но прежде чем Котти четко сформулировал свою мысль, она уже потеряла актуальность. Осушив свой стакан, Пруденс подошла к кровати и, сбросив шляпу, наклонилась и поцеловала Котти. Ее черные волосы опутали его лицо ароматной сетью, а ее губы, хранившие терпкий вкус вина, были теплыми и мягкими, и его руки непроизвольно потянулись к ней и привлекли поближе. А еще через секунду Котти почувствовал под одеждой упругость ее груди. Желание как лихорадка охватило Котти, и его поцелуи становились все более жадными.

– Мне нравится заниматься любовью, – шепнула ему на ухо Пруденс, оторвавшись от его губ, – я скучала по этому занятию долгих восемь месяцев. Все мужчины на корабле были грубыми сквернословами, и от них дурно пахло. Знаю, это может показаться непристойным, но я стала мечтать об этом мгновении, как только увидела тебя, Котти, вчера вечером.

Отстранившись от него, Пруденс встала и без всякого стеснения начала раздеваться. Котти же остался сидеть неподвижно, наблюдая за ней, несколько шокированный ее бесстыдством. Когда она, улыбаясь, наконец сбросила последнее, ее тело оказалось гибким, а кожа гладкой и розовой. Так зачем же медлить? Котти вскочил, торопливо освободился от одежды, и через несколько мгновений они уже лежали рядом на узкой кровати. Пруденс оказалась страстной любовницей, ее ничто не сдерживало, и она вела Котти со знанием дела, а он, боясь, что его опыт слишком ограничен, с радостью подчинялся.

– О любовь! Как я тосковала по ней все эти месяцы! – простонала Пруденс, прильнув к Котти и наконец слившись с ним в единое целое, а когда их страсть достигла наивысшей точки, у нее вырвался громкий торжествующий крик.

Немного спустя, почувствовав, как им овладевает усталость, Котти высвободился из ее объятий, лег на спину и погрузился в глубокий сон. Проснувшись, он не сразу вспомнил, что произошло, и на мгновение растерялся, увидев спящую у него на плече женщину. Взглянув в открытое окно, он обнаружил, что солнце уже почти зашло и скоро пора открывать таверну.

– Пруденс… – Котти погладил ее по щеке, – тебе нужно уходить – время открывать «Корону». К тому же не стоит, чтобы все видели, как ты выходишь из моей комнаты, – это может отразиться на твоей репутации.

– Любовь моя, – Пруденс открыла глаза и улыбнулась ему, – со своей репутацией я распрощалась еще в Лондоне.

– Но здесь Новый Южный Уэльс, и, я думаю, ты приехала сюда, чтобы начать все сначала. Как отнесется к этому твой офицер, если слухи дойдут до его ушей?

Затаив дыхание, он ждал ее ответа. Развлекался он с ней с удовольствием, но надеялся, что у Пруденс нет насчет него серьезных намерений и она не попытается привязать его к себе. Поэтому он вздохнул с огромным облегчением, когда она в тревоге вскочила.

– Ты прав! Ричарду не следует знать о моем поведении. Ведь я надеюсь выйти за него замуж. – Пруденс рассмеялась, заметив, что эти слова обрадовали Котти. – Вам, сэр, этого бояться не следует. От вас мне нужно только одно – чтобы вы получили удовлетворение. – Она коснулась губами его щеки. – У меня нет желания обручиться с хозяином таверны. Пусть Ричард всего лишь офицер, но он происходит из богатой семьи, и в один прекрасный день это богатство перейдет к нему.

Пруденс выбралась из постели и принялась одеваться. Надев сорочку и натянув чулки, она замерла и вопросительно взглянула на Котти.

– Мы можем как-нибудь повторить, если тебе захочется.

– А как же Ричард? – рассмеялся Котти, натягивая бриджи.

– Ерунда!.. То, чего он не знает, его не касается. А кроме того, Ричард, если только он не изменился со времени нашего знакомства в Лондоне, в некотором смысле формалист, для него постель – это всего лишь средство делать сыновей.

– В этой постели тебе всегда будут рады, Пруденс, – тихо произнес Котти.

Одевшись, Котти вышел из комнаты, окинул взглядом зал, желая убедиться, что там никого нет, и уже повернулся, чтобы вывести из комнаты Пруденс, когда услышал, как его окликнули:

– Котти?

Резко обернувшись, он увидел Хоуп, которая с подоткнутой юбкой и босиком неслышно выходила из-за прилавка.

– Котти, мама спрашивает… – У нее перехватило дыхание, и, не договорив, она уставилась куда-то за его спину.

Не оборачиваясь, Котти понял, что за ним на пороге его комнаты стоит Пруденс. Хоуп побледнела, с ужасом взглянула на него, повернулась и убежала.

– Проклятие! – пробормотал Котти, провожая ее растерянным взглядом.

Глава 11

К началу 1801 года таверна «Корона», несмотря на то что она располагалась вблизи Скал, пользовалась огромным успехом у приличной публики и далеко опередила по популярности все остальные таверны и столовые Сиднея. Наверху уже открыли столовую, и кухня, возглавляемая Фейс, приобрела заслуженно высокую репутацию за приготовление отменной еды. Среди знатоков и гурманов блюда, подаваемые здесь, считались такими же вкусными, если даже не лучше, чем в прославленной «Столовой Розетты Стэблер».

Котти, всегда бдительно следивший за обстановкой, решил, что для приобретения еще более высокого статуса нужно осмотрительнее подходить к выбору клиентов. Он постарался оградить себя от пьяниц и грубиянов и нанял для этого отставного моряка – громилу Барта Уилсона, который по вечерам работал швейцаром в «Короне». Теперь, если перед дверьми появлялись подозрительные личности, их попросту отказывались впускать. Конкуренты Котти смеялись над его тактикой и говорили, что скоро ему придется вообще закрыть заведение. Временами казалось, что их прогнозы сбываются, и Фейс не могла скрыть беспокойства. Но Котти не отступал от своего решения, и вскоре оно начало приносить плоды. Представители высшего общества Сиднея, поняв, что могут отлично пообедать в «Короне», не рискуя оказаться жертвой очередного грубияна, стали чаще приходить в таверну. Котти понимал, что этим успехом он во многом обязан Фейс, и не ограничивал себя в похвалах, хотя сама Фейс отказывалась с ним соглашаться.

– Я способна приготовить только самую простую еду и не могу вникнуть во все тонкости кулинарии, – возражала она ему, смущенно улыбаясь.

– Вы недооцениваете себя, дорогая Фейс. Вы умная женщина и могли бы добиться чего угодно, будь у вас такая возможность.

Котти считал ее незаменимой и чувствовал себя, пожалуй, более гордым за нее, чем сама Фейс. Она была внимательным, заботливым человеком, разумным советчиком и в какой-то степени стала его партнером по «Короне». Фейс часто говорила, что чувствует себя такой счастливой, как никогда в жизни, однако Котти за нее беспокоился. Годы тяжелого подневольного труда не сломили ее дух, но подорвали здоровье. Она была изможденной, худой и постоянно кашляла. Как ни отговаривал ее Котти, она много часов проводила в кухне, следя за поварами, и, как правило, к концу дня падала с ног от усталости.

Второй этаж таверны был закончен как раз к Рождеству 1800 года, и Фейс с дочерьми перебралась туда. Их постоянное соседство вызывало у Котти двойственные чувства. С одной стороны, он был очень рад, что они рядом, с другой – их присутствие в определенном смысле стесняло его. У него теперь наверху была просторная спальня, но после того, как Хоуп застала его с Пруденс Уилкс, он не осмеливался приглашать даму к себе в новую комнату, и ему приходилось по-прежнему принимать Пруденс внизу, в своей старой комнатенке, превращенной теперь в кабинет. В марте Пруденс вышла замуж за своего офицера, однако это нисколько не охладило ее пылкой любви к Котти. Не прошло и двух месяцев после ее свадьбы, как она появилась в «Короне» со следующими словами:

– Я была права, Ричарда мало интересует супружеская постель, он гораздо охотнее проводит время со своими приятелями из гарнизона.

Так что же еще оставалось делать Котти, как не утешать бедную новобрачную? Он прекрасно отдавал себе отчет, что в этом есть определенная доля риска, но риск только добавлял остроты в их отношения. Однако, не желая доставлять лишних огорчений никому из Блэкстоков, он старался вести себя как можно осторожнее.

Итак, в делах для Котти все складывалось как нельзя лучше. Ограничив круг своих клиентов и принимая только приличных посетителей, он не отказался от своей цели заработать большие деньги. Порт Сидней переживал период расцвета. На пути к Востоку американские корабли и корабли почти всех стран земного шара открыли для себя великолепную гавань и использовали ее как стоянку при плавании в обоих направлениях. Довольно регулярно в гавань заходили китобойные суда, а кроме того, в Бассовом проливе в прошлом году нашли морских котиков. Началась их массовая добыча, и для большинства судов, охотившихся на этих животных, Сиднейская гавань служила базой. Благодаря всему этому в порту в любое время было полно моряков.