— Откуда вам известно, что Констанца все еще здесь?

— Я встретил ее минувшим вечером. Они с Рубеном расплакались, увидев меня, — сказал он. — А вот ты, похоже, не слишком рада видеть меня, Каролин. Неужели я что-то испортил своим неожиданным возвращением?

— Едва ли.

Он вновь улыбнулся сдержанной улыбкой. Ноги Каролин почему-то тотчас сделались ватными.

— Почему бы нам не поговорить об этом? Не думаю, что тебе нужно специально наряжаться в честь моего приезда. Кстати, ты похорошела за эти годы.

По всей видимости, он рассчитывал смутить ее, но даже если Каролин и не была связана с Макдауэллами узами кровного родства, она всю жизнь провела в этой семье. Не обращая внимания на то, что одета всего лишь в длинную ярко-красную футболку с надписью «Тиггер», доходившую ей до голых колен, она по-королевски вскинула голову и чопорно произнесла:

— Чтобы одеться, мне понадобится пять минут. Встретимся в утренней столовой.

— Меня здесь не было почти двадцать лет! Тогда в доме не было никакой утренней столовой.

— Спросите Констанцу, — посоветовала Каролин и, борясь с желанием натянуть футболку до колен, повернулась к нему спиной. Вернувшись к себе в комнату и закрыв за собой дверь, Каролин прислонилась к ней лбом, дрожа всем телом. Ей казалось, что она по-прежнему ощущает на себе насмешливый взгляд самозванца.

Потому что это был самозванец. В этом у нее не было ни малейших сомнений. Ведь она провела рядом с Александром Макдауэллом большую часть своих детских лет, тех лет, что оставили шрамы и на душе ее, и на теле. Человек в комнате тети Салли — самый настоящий самозванец, а если учесть, каким внушительным состоянием он пытается завладеть, то он еще и преступник.

Каролин торопливо одевалась, с грохотом выдвигая и задвигая ящики комода. Она лишь на мгновение задержалась перед зеркалом, чтобы наспех провести расческой по волосам. Она не доверяла этому человеку не только сейчас, когда он так неожиданно нагрянул в их дом. Она не доверяла ему вообще.

Ей было почти пятнадцать, когда она в последний раз видела единственного сына Салли Макдауэлл. Алекс с ранних лет был чудовищем. Во всяком случае, ей так говорили, и когда он стал старше, то ничуть не исправился. Он был необуздан, опасен и при этом чертовски хорош собой, что, однако, не шло ему на пользу. С ним абсолютно никто не мог совладать, ни его нудный дядя Уоррен, который считал племянника и всех прочих детей настоящими дикарями, ни его строгая мать, которая властно управляла окружающими, но таяла как воск при виде любимого сына. Алекс врал, воровал, грубил, скандалил. Рубен и Констанца постоянно находили в его комнате сигареты с марихуаной.

Рубен неизменно покрывал его шалости, но Каролин слышала, о чем разговаривают взрослые. И каждую ночь молилась, чтобы Алекса отправили куда-нибудь в военное училище, в исправительное заведение, куда угодно, где из него выбьют дурь и сделают так, чтобы он никогда не вернулся обратно и перестал мучить девушку, которая никакая ему не сестра и никогда не будет принадлежать к семейству блистательных Макдауэллов. Девушку, которая — курам на смех! — по уши влюбилась в этого молодого монстра, и истребить это чувство не могли даже его издевательства над ней.

В конечном итоге его так никуда и не отправили. Он просто сбежал, прихватив всю наличность, какая была в доме, включая деньги на текущие расходы, сбережения Констанцы, свинью-копилку Каролин (восемьдесят три доллара двадцатипятицентовыми монетами) и шесть тысяч семьсот долларов наличными. Прикарманить внушительную коллекцию драгоценностей матери он не сумел, но дорогие ювелирные украшения, подаренные тринадцатилетней Каролин на день рождения и на Рождество, Алекс тоже прихватил с собой.

Лучшие частные сыщики и самые настойчивые полицейские в последующие годы так и не сумели его отыскать. Правда, Уоррен что-то пронюхал и заявил сестре, что она, мол, навсегда избавилась от непутевого сына. Вспыхнул семейный скандал, который развел Салли и Уоррена почти на целое десятилетие. Брат и сестра отказывались разговаривать друг с другом.

И вот теперь эта паршивая овца семейства Макдауэллов вернулась. Или некто, выдающий себя за Александра Макдауэлла. Каролин не была уверена, который из них опаснее — настоящий Алекс или мнимый.

Она нашла его в утренней столовой. Тот, кто выдавал себя за Алекса, сидел, положив длинные ноги на соседний стул, с чашкой кофе в руке. Изящная чашка лиможского фарфора, которую так любила тетя Салли, казалась смехотворно крошечной в его огромной загорелой руке.

Колец у него на пальцах Каролин не заметила. Тот Алекс, которого она помнила, непременно носил бы кольца. Щурясь от яркого белого света, он задумчиво смотрел в окно, за которым простирался зимний пейзаж. Каролин специально задержалась на пороге, чтобы повнимательнее разглядеть незваного гостя.

И не нашла ничего, что однозначно говорило бы о том, что перед ней самозванец. У Алекса-подростка были светлые волосы, но они могли со временем потемнеть. Его красивые юношеские черты, его капризные губы и гипнотические, чуть раскосые глаза вполне соответствовали чертам лица мужчины, который сейчас сидел перед ней, непринужденно попивая кофе. Существовал миллион причин, почему он мог быть Алексом Макдауэллом, и только одна — почему нет.

— Ты намерена и дальше кружить здесь, как стервятник? — лениво поинтересовался он, даже не потрудившись повернуть голову в ее сторону. Впрочем, ее силуэт отражался сразу в нескольких оконных стеклах. Должно быть, он заметил ее в то мгновение, когда она возникла на пороге.

— Это сравнение скорее относится к тебе, а не ко мне, — ответила Каролин довольно спокойно и, войдя в столовую, налила себе кофе. Лиможская чашка как будто была создана для ее рук, изящных, с длинными пальцами. Это были аристократические руки, не то что лапы этого мужлана.

Наконец он соизволил повернуться к ней.

— Ты считаешь меня стервятником?

— Разве они не кружатся над своей жертвой, ожидая, когда можно будет полакомиться ее плотью?

Самозванец сидел на стуле, на котором обычно сидела она. Стол был достаточно велик, чтобы за ним могли устроиться восемь человек, и все же он каким-то уму непостижимым образом занял именно этот стул.

Незнакомец улыбнулся недоброй улыбкой.

— Ты ведь всегда меня недолюбливала, разве не так?

Он явно пытался втереться к ней в доверие, но Каролин не поддалась на уловку. Она сидела напротив, отпивая маленькими глотками черный кофе.

— Я никогда особенно не любила Алекса, — призналась она, осторожно подбирая слова, хотя настоящему Алексу следовало бы это знать. — Я не вполне уверена в том, как мне следует относиться к вам.

— Так ты не веришь, что я Александр Макдауэлл? Что же я тогда здесь делаю? — Казалось, он нисколько не смутился.

— Салли Макдауэлл осталось жить считаные дни. После ее смерти наследникам достанутся огромные деньги. Александр Макдауэлл отсутствовал более восемнадцати лет. Это большой срок, достаточный, чтобы официально объявить его умершим. Уоррен вот уже десять лет норовит так поступить. И если бы не появился некто, утверждающий, что именно он и есть Алекс, остальным членам семьи достались бы куда большие деньги.

— Ты жадная? — спросил незнакомец, размешивая сахар в чашке.

— Не особенно. Я не вхожу в число наследников. И мне безразлично, жив Александр Макдауэлл или нет. Во всяком случае, в финансовом отношении. — Каролин с гордостью отметила про себя, как спокойно, без тени эмоций прозвучал ее голос. В свое время она приложила немало усилий, чтобы отработать нужную интонацию. Она говорила так, как говорили все Макдауэллы, к которым, по большому счету, она не имела ни малейшего отношения.

— Ты хочешь сказать, что моя мать ничего тебе не оставит? В это трудно поверить, ты ведь член нашей семьи с самого рождения.

— Юридически я здесь чужой человек, — спокойно возразила Каролин. — Меня никто не удочерял.

— Даже после моего исчезновения?

— С чего ты решил? — резко парировала она. — Ты ведь не имеешь никакого отношения к тому, что я осталась здесь приемным ребенком.

— Ты переоцениваешь мое влияние, — пошутил он. — Кроме того, ты и так была для меня кем-то вроде младшей сестренки. Я бы не стал возражать, если бы тебя в законном порядке признали моей сестрой. Но ты не ответила на мой вопрос. Ты пытаешься убедить меня в том, что мать не упомянула тебя в завещании?

— А почему тебя так интересует ее завещание? Откуда ты знаешь, что тебе самому что-то оставлено?

— Ты мне это только что сказала, — улыбнулся он. — Кроме того, накануне вечером мама была так счастлива видеть меня, что сама сообщила мне об этом. Кстати, она призналась, что ужасно рада, что не уступила давлению и не изменила завещание. Так сколько же денег она тебе обещала?

Каролин с нескрываемым отвращением посмотрела на самозванца.

— Несмотря на все его недостатки, — произнесла она, — Алекс никогда не был пошляком.

Сидевший перед ней мужчина расхохотался, и его хохот покоробил ее.

— Ты провела в обществе Салли так много времени, что от тебя так и веет арктическим холодом Макдауэллов. Скажи, пришлось оттачивать это искусство или ты впитала его кожей? — По всей видимости, это был риторический вопрос. Он лениво убрал ноги со стула, встал и потянулся за кофейником. Наполнив хрупкую чашку, добавил в кофе просто неприличное количество сахара. Настоящий Алекс всегда был страшным сластеной. — Последние восемнадцать лет я вел довольно беспутную жизнь. Тебе придется простить меня, если мои манеры покрылись слоем ржавчины.

— Оно и видно, — холодно ответила Каролин. — Но ты не Александр Макдауэлл.

— Эх, мне бы твою уверенность в себе! — воскликнул ее собеседник и плеснул в чашку немного сливок. Кофе из черного сделался светло-бежевым.