Или что? Вглядываюсь в окно, отчаянно желая увидеть в нем решение проблем, но это вам не хрустальный шар, а лондонское метро, так что я вижу только свое отражение, которое безмолвно пялится на меня из темноты тоннеля.

Глава 4

Я всегда пребывала в уверенности, что к моменту, когда мне стукнет тридцать, у меня будет нормальная взрослая жизнь. Некоторая сумма в банке, карьера преуспевающего фотографа и по меньшей мере одна пара дизайнерских туфель — пусть не обязательно от Маноло Бланик. Подойдет и Курт Гейгер[13]. В прошлом году оно явилось, лучезарное три-ноль, — и что я вижу? В то время как большинство моих знакомых неуклонно карабкаются по социальной лестнице — получают одно повышение за другим, выходят замуж, стригутся у Ники Кларка[14], — я со свистом качусь вниз по перилам.

Лимит моей кредитки исчерпан — фьюить, вниз! Моя крошка авто загремела в ремонт после поцелуя с БМВ — фьюить, еще ниже! Что касается карьеры… фьюи-и-и-и-ить, бум! Дальше ехать некуда.

А ведь еще совсем недавно казалось, что все складывается. Я встретила Дэниэла, влюбилась, мы купили квартиру и вместе в нее переехали — достаточно, чтобы чувствовать себя более-менее состоявшимся человеком. Я обрела какие-то ориентиры. Достигла определенной зрелости. У меня появились обязательства по кредиту, страховка, партнер. И пусть я все время ощущала, что только притворяюсь взрослой, окружающие стали относиться ко мне по-новому — с явным уважением.

Злобная мачеха присылала мне «приданое»: кулинарные книги, сушилки для посуды и наборы пластиковых контейнеров; Санджив в химчистке вежливо кивал, когда вместе со своими замшевыми брюками я сдавала ему мужские рубашки от Ральфа Лорена; даже врачиха в центре планирования семьи одобрительно улыбалась, выписывая рецепт на противозачаточные таблетки.

Правда, не хватало одного кусочка головоломки. Карьеры. Ну и что? Зато я полностью реализовалась в личной жизни. А значит, и все остальное приложится.

Увы, нет. Напротив, все рассыпалось в одночасье. В тот день, когда, позаимствовав «сааб» Дэниэла для какой-то пустяковой поездки, я обнаружила в бардачке упаковку презервативов. Как банально, правда? Лично я всегда считала, что подобные вещи случаются только с героями сериалов или с участниками скандальных шоу. Но вот вам картина: я стою на светофоре, подпеваю «Уайт Страйпс» и роюсь в бардачке в поисках пачки сигарет — она там точно есть, но никак не идет в руки. К тому моменту я уже несколько месяцев заявляла во всеуслышание, что курить бросила, — но втайне время от времени делала затяжку-другую. А голос Джека Уайта всегда пробуждал во мне желание закурить — живи быстро, умри молодым, рок-н-ролл и все такое. Но вместо пачки «Мальборо лайтс» рука нащупывает упаковку «дюрекса» (в ассортименте для максимального удовольствия).

Помню это так ясно, как будто дело было вчера. На долю секунды мой разум забуксовал, пытаясь переварить информацию: я не просто нашла резинки в бардачке у своего парня, я нашла упаковку из дюжины штук! Я перевернула ее вверх ногами, и презервативы выпали мне на колени. Поправка: презерватив. Остался только один. Ребристый.

Целую вечность я сидела, глазея на пакетик, уютно устроившийся рядом с ширинкой джинсов. Волоски на загривке встали дыбом. В ушах отдавались удары сердца. Почему-то тянуло расхохотаться. Какая дикость! Дэниэл? Изменяет? Спит с другой женщиной? Меня охватила ярость. Сволочь. Лживая сволочь. Как он мог? И немедленно — желание разреветься в приступе острой жалости к себе.

Но я этого не сделала. Я вообще ничего не сделала. Смиренно сидела за рулем. Джек Уайт мурлыкал. Мотор гудел. Земля вращалась. Наконец оглушительный хор автомобильных гудков заставил меня поднять глаза и увидеть, что свет переменился. Как и все в моей жизни.

Едва войдя в квартиру, я потребовала объяснений. Сначала Дэниэл пытался отрицать, что презервативы имеют к нему хоть какое-то отношение. Дескать, его помощник забыл, ошибочка вышла, чистой воды недоразумение. Навешал на уши всю лапшу, придуманную специально для такой ситуации. А в конце концов признал, что спит с другой женщиной. Но он ее не любит, это просто секс. Просто секс.

Он произнес это так небрежно, будто речь шла о сущей мелочи, о не стоящем внимания пустячке. Но эта короткая фраза насквозь протаранила мой уютный мирок. Мое сердце было разбито? Не смешите меня, оно было уничтожено.

Разумеется, я оправилась. А куда было деваться? Сейчас у меня все хорошо. Просто замечательно. Я занимаюсь любимым делом — фотографией. У меня есть друзья. По соседству с домом есть видеопрокат, чтобы не скучать субботними вечерами. А когда совсем уж тошно, есть Билли Смит, мой кот. Не стану кривить душой, иной раз я не прочь сходить на свидание, но я не из тех женщин, которые помешаны на поисках своего принца. И вовсе не засыпаю каждый вечер с мечтой встретить идеального мужчину, который полюбит меня глубоко, искренне, сильно… Нет, точно не каждый вечер, клянусь. Покраснев от смущения, бросаю взгляд на соседа.

Его нет.

И тут я понимаю, что поезд стоит. На моей станции.

Бип-бип-бип-бип-бип-бип…

Черт, этот писк означает, что двери вот-вот закроются. Бормоча извинения и наступая на ноги, в панике проталкиваюсь к выходу из переполненного вагона, газета рассыпается, бледно-зеленые страницы планируют на пол. Черт и еще раз черт!

Бип-бип-бип-бип-бип-бип-биииииип…

Да пусть валяются! Мудрая мысль приходит в голову за миг до того, как двери захлопываются. К счастью, на платформу удалось выскочить целой и невредимой, с зажатыми в руке несколькими газетными листами. Плетусь к эскалаторам. Слава богу, день почти закончился. Недолгая прогулка пешком вдоль реки — и вот я уже дома, лежу в садике, наслаждаюсь солнцем… Каким еще солнцем?

Меня встречают мрачные грозовые тучи. Эх, вот бы у меня был зонтик! На асфальт шлепаются тяжелые капли, и прохожие спешно разбегаются в стороны, накрывшись плащами. Несколько секунд — и все промокают насквозь. В том числе и я.

Пытаясь прикрыть голову остатками «Трофеев», скачу по улице, но уже через несколько секунд от мокрой газеты толку никакого. Раздел «Электротовары» хлопает меня по лицу и прилипает, размазывая по лбу рекламу тостеров. Ой, да фиг с ним! Зашвырнув бумажные лохмотья в урну, продолжаю бег. Дождь хлещет по ногам, бледно-голубой хлопок платья промок до прозрачности и облепил грудь. Будь я сейчас где-нибудь в клубе на Ибице — все равно был бы кошмар. А здесь такое и вовсе катастрофа. А ну как знакомые меня увидят? Меня — и мои соски, торчащие коктейльными вишенками…

Не успеваю я вообразить себе это унижение, как всего в нескольких метрах прямо по курсу вижу его. Стоит у дверей винного магазина, абсолютно сухой под солидным зонтом, и невозмутимо курит, будто не замечая, что небеса разверзлись. Ну почему, почему он всегда так безупречен?

Мелькает дикая мысль — а не поздороваться ли? Соседи, если на то пошло. С каждым шагом сердцебиение учащается, как сигнал металлодетектора, обнаружившего клад. Так, спокойно. Вдох — выдох, вдох — выдох…

— Здравствуйте! — Улыбаюсь и почему-то поднимаю раскрытую ладонь на манер индейца. Тогда уж и приветствовала бы иначе. «Хау», что ли.

Увы, сосед не может оценить, насколько убедителен в моем исполнении Вождь Бегущий Медведь, потому что в эту самую секунду поворачивается к хорошенькой брюнетке, возникшей на пороге магазина в обнимку с бутылкой вина. Она ныряет к нему под зонтик, он берет ее под локоток, и вместе они пускаются в путь — ловко огибают лужи, перепрыгивают через решетки на асфальте, куда потоками льется вода, и хохочут, вроде пытаясь обрызгать друг друга. Ну прямо сцена из того фильма с Джином Келли[15], черт побери.

Эх, вот бы это не она, а я сейчас бежала вприпрыжку, сухая и веселая, под надежной защитой его зонта! Вместо того чтобы стоять под проливным дождем и жалеть себя.

— Вереск[16]!

Вздрогнув, оборачиваюсь.

— Веточка вереска на счастье!

Возле банкомата жмутся друг к другу несколько женщин с плетеными корзинками в руках. Увы, в списке предметов ненависти горожанина сразу за дождем следуют бродячие торговцы, не важно чем — страховками, спасением души или языческими амулетами. Так что эту группу ирландских цыганок целенаправленно игнорируют. Но это не значит, что их не замечают.

Я тоже заметила. Но я страстно желаю поскорее добраться домой, поэтому поступаю так же, как и всегда, когда вижу, что на улице проводится опрос, студенты раздают листовки или — да, мне стыдно! — гринписовцы агитируют прохожих присоединяться к их движению и делать взносы на благое дело. Набычившись, пру напролом, глядя прямо перед собой и притворяясь, будто внезапно лишилась слуха на сто пятьдесят процентов.

— Эй, красавица! — От кучки цыганок отделяется одна и с проворством футбольного нападающего преграждает мне дорогу.

Пытаюсь ее обогнуть, но она не дает пройти.

— Вот тебе веточка вереска на счастье. Обращайся с ней мудро, и твои заветные желания исполнятся. Тебе обязательно повезет. — Она сует мне под нос поникший прутик, перевязанный грязной розовой ленточкой. — Счастливый вереск обладает огромной силой.

— Нет, спасибо, — твердо говорю я.

— Всего два фунта, красавица.

— Не нужно!

Я стараюсь не встречаться с ней взглядом, но цыганка хватает меня за руку. Кожа у нее грубая, темная, что особенно заметно по контрасту с моей — тонкой, бледной, в веснушках. Вижу грязные обломанные ногти, узловатые, искореженные артритом суставы, на запястье, рядом с розовыми пластмассовыми часиками, серебряный браслет с подвесками-талисманами. Позвякивая амулетами, она трясет передо мной веточкой и при этом вкрадчиво воркует: