— А чем не муж? Ба, — я уселась на кровати, — а у тебя самой муж был?

— Что за вопросы? Маша! Конечно, был! Знаешь, какой у меня муж был! Всем бы таких мужей! А Галка моя — копия он, вот просто копия! Я всегда для нее все! Как бы он хотел, как бы за двоих!

Бабушка расплакалась и вышла из комнаты. А я осталась сидеть на кровати в полном недоумении. Я никогда не видела деда и никогда о нем ничего не слышала. Только фамилия была его. Я это поняла потому, что у бабушкиной незамужней сестры из Подмосковья фамилия была другая. Она приезжала к нам как-то, погостила и уехала. Они говорили про квартиру в которой мы все живем, и бабушка рассказывала о свекре-генерале, но я не запомнила. Маленькая была тогда. Теперь я бы прислушивалась, о чем они говорили, а тогда меня только куклы интересовали да сказки.

Ладно, пора вставать. Я умылась, почистила зубы и в своей новой ночной рубашке прошла на кухню. Бабуля жарила сырники.

— Я готова. Мама где?

— Спит. У нее вчера совсем нервы сдали. Не жалеешь ты мать, думаешь, мачеха лучше будет?

— Не знаю! Я с тетей Светой еще не жила. Но она лучше вашего бегемотского Германа.

— И в кого ты такая, бездушная?

Я только пожала плечами.

— В вас, наверно… Вы же меня не хотели, вот душу и не дали. А папа будет моим папой, и все! А на вашего Германа мне плевать! Понятно?!

— И давно ты так заговорила?

— Как только повзрослела и поняла, что я сама по себе.

— Вот и не будет тебе гостей в субботу, и пирог печь не буду, и подруги твои не придут, и Настя тоже.

— Напугала! Нужны они мне! У меня один друг — Володечка, а эта Настя еще хуже маминой тети Наташи.

— Да что с тобой!

— Мама, что у вас тут, спать невозможно, так шумите? — мама в халате вошла в кухню.

Глаза у нее были заплаканными, напоминали щелочки. Мне стало ее очень жалко, я подбежала к ней, обняла и спросила:

— Ты из-за меня плакала?

— Нет, Машуня, просто… я вспомнила все.

— То, что тебя папа избил? Ты до сих пор сердишься?

— Нет, не сержусь, дочка. Просто я его любила, а он Светке Поповой достался…

— Галя! Ну о чем ты?! — всплеснула руками бабушка.

— О счастье своем утраченном! Мама, неужели не понятно?! Не пара он мне?! Да?! Мой отец бы не одобрил?! А откуда ты знаешь, что бы он одобрил, а что нет?! Ты все прожить за вас двоих старалась, что ты мне сделала?! Счастья лишила, любви, единственного нужного мне мужчины?! И дочь чуть не потеряла?! Вот оно счастье по-твоему?! Не слушалась бы, сейчас на месте Светки была бы!

— Галя!!! — бабушка расплакалась и убежала в свою комнату.

А я пыталась успокоить плачущую маму. Я готова была на все, чтобы она только не плакала. Но что я могла сделать? И тоже плакала вместе с ней, а она обнимала меня и причитала, о своем не случившемся счастье…

— Я люблю тебя, дочка! Веришь, люблю! — она перестала плакать.

— И я тебя люблю, мамочка! И к тете Свете никогда не уйду…

— Я знаю. Мы переоформим твои документы, и будешь ты со своим папой встречаться, только с Германом смирись. Тебя ведь не просят его отцом называть, а потерпеть можно?

— Ради тебя можно… Только не плачь!

Я растирала ее слезы по лицу и целовала горькие дорожки.

— Вот и хорошо. Значит, договорились?

— Договорились.

Она налила мне молока и дала сырники. Тут и бабушка подошла, тоже села завтракать.

— Мама, — заговорила мама, — сегодня Слава придет, мы пойдем документы делать. С чего начать даже не знаем, но он говорит, что у него адвокат знакомый есть, он поможет.

— Интересно, чем он тебя так купил?

— Он помогать обещает и Маше он нравится. Он на ее содержание обещает давать больше, чем я зарабатываю. И после моего замужества тоже.

— А Герман твой что?

— А Герману что? Это моя дочь.

Дальше день был удачным, потому что пришел папа.

Мы ходили в медицинский центр и сдавали кровь и еще что-то палочками со рта. Потом сидели в кафе. Мама с папой разговаривали и смеялись, и казались такими счастливыми. Я тоже была счастлива и все представляла себя невестой в красивом- красивом платье, и мама со мной, и папа, и я самая счастливая, и жених у меня самый лучший… только имя его я сама себе произносить боюсь, но все равно мечтаю…

Потом мы с мамой пошли домой, а папа обещал взять неделю отгулов, чтобы все успеть. Он сказал, что через неделю я стану Кривцовой. А я что? Я рада!

Вот только дома бабушка плакала, причем разговаривала… с портретом. Я такого не видела никогда. А мама тяжело вздохнула и прошла к бабуле.

— Мама, ну что ты? У нас все хорошо, мамуля, ну прекращай. И не надо жаловаться папе.

— А кому? — всхлипывая проговорила бабушка. — Кому я еще могу все сказать, что на душе? А он слышит, я верю, что слышит.

— Кто там, бабушка?

— Дед твой! Да что ты поймешь?

— Все пойму, если расскажешь. Думаешь, я маленькая? Думаешь, любить не умею?!

— Мама, да прекрати, — встряла моя мама, — сейчас начнутся слезы, сопли. Что ты малой голову морочить решила? Что я, не знаю твоего рассказа: «Ах, какой папа был красивый, ах, как на нем сидела форма! Ах, каким героем он был?» Так? Ах, как он тебя любил, и так далее. Слышала раз тысячу. Мама, кому нужна любовь покойника? Еще скажи, что ты ему всю жизнь верность хранила!

— А почему не сказать, коль это правда. Я любила твоего отца, Галя. Чего мне стесняться?! Что других мужиков до себя не допускала? Так пойми — Я любила и сейчас люблю! И не моя вина, что он погиб. Он был офицером-героем.

— В той войне не было героев, мама, и отец мой — не исключение. Мог не воевать, мог дома с тобой жить и детей своих воспитывать. Тоже мне... герой! Что он сделал геройского? Умер? А мы им гордиться должны? Вот если бы он в школу меня провожал, в первый класс — я бы гордилась. Если бы на выпускном со мной танцевал, я была бы счастлива! Он бы был! Понимаешь, был бы — отец! Живой, настоящий, красивый! Пусть даже в форме дурацкой военной. Но он бы был! И мне было бы кем гордиться! А так что? За кого он погиб? За меня, за брата моего не родившегося? За тебя? Потому что ты всю жизнь ему верна? А оно ему нужно? Он чью родину защищал? Что он там делал?

— Галя, — бабушка встала, гордо подняла голову и приосанилась вся, — твой отец был офицером. Он погиб, выполняя свой долг! Его туда Родина послала, значит, за Родину и погиб! За нас с тобой.

— Дура, ты мама. Он там у них погиб, а они со мной в институте учились, и наших баб трахали.

— Ты бы постеснялась при дочке говорить такое и мать оскорблять бы постеснялась. Ты ведь от нее то же отношение получишь, а потом не плачь — сама научила.

— Я на другую жизнь надеюсь. Мы с Германом здесь не останемся. У нас другие планы.

— Вижу, что ни я, ни Маша в ваши планы не входят. Ну что ж, Бог тебе судья. Живи как знаешь.

— Проживу. Машке голову отцовскими подвигами не морочь. Все, я спать. Устала, как собака! И за что это мне? Беготня вся… мне к свадьбе готовиться надо.

Она махнула рукой и в дверях сказала:

— Машка, спать, быстро!

— Я сейчас, мамочка, — ответила я, а сама притулилась к бабушке и разглядывала фотографию моего деда.

В голове кружились всякие мысли. Многие даже совсем непонятные. Потому что как умирают старые, я догадывалась, а молодые… вот никак не понимала. Зачем? Им же еще так много надо?! Зачем же умирать?! А еще подумалось: а умирать оно как? Больно?! Я очень попросила бабушку рассказать про нее и про деда, и она с улыбкой пообещала. Только завтра. Потому что сегодня мама рассердится, а мама же у меня одна!

====== Рассказ о деде ======

Наступило утро. Мама ушла на работу и по делам, а я осталась с бабулей.

От любопытства меня просто распирало. Поэтому я ходила за ней хвостиком и все просила и просила начать свой рассказ. После того как бабушка сделала все заготовки для ужина и поставила тушить мясо на маленьком огне, она провела меня в свою комнату и достала альбом с фотографиями.

Я их раньше никогда не видела. Первым бабушка показала комсомольский билет деда. А там большими печатными буквами было написано: «Погиб при исполнении интернационального долга». Мне было не совсем понятно, что это за долг такой, но раз бабушка этим гордилась, то и я гордилась тоже.

— Ба, а почему в доме фотографий нет?

— Мать выкинула все, что могла. Ей плохо тогда было, и она не понимала, кричала, что жить хочет в квартире, а не в склепе. Но давай по порядку.

Познакомились мы в Рязани, он учился в военном училище ВДВ (воздушно-десантных войск), высокий, накачанный. Фигура сдуреть можно. Вот подошел он ко мне на площади: мы с сестрой домой шли с магазина. И так протянул руку, и говорит:

— Будем знакомы, красавица, я — Сергей.

Я так засмущалась, что и ответить сразу не смогла. Только руку его не отпускаю, а он смеялся.

— Так как называть тебя? — спрашивает.

— Нина, говорю, а сама кончики туфель разглядываю.

Он меня на вечер танцев позвал в училище и пригласительный дал. Дома событие. Идти или не идти обсуждают. Отец говорит: рано, а мать — пусть идет. Мне на то время только восемнадцать исполнилось, а сестре пятнадцать.

Наряжали всей семьей. Туфли самые лучшие, платье шелковое — юбка-клеш. Волосы завила и пошла. Иду, душа в пятках. Что там, как, не представляю даже.

Вот подхожу, а там толпа девчонок, с пригласительными и без. Все красивые такие, нарядные. Смотрю, а мой Сергей с КПП выглядывает.

— Нина, — кричит, — Нина проходи!

За плечи меня взял и повел, как девушку свою, а я иду — его разглядываю. А красивый он — глаз отвести не могу. И что он во мне нашел? — думаю, а сама рада, вот знаешь, как рада! Бабушка смахнула непрошеную слезу, я слушала ее раскрыв рот. А она продолжала: