– О, любимый, ты всегда можешь положиться на мою преданность.

Рейф привлек ее к себе, покрывая нежными поцелуями ее лицо, сомкнутые веки, дрожащие губы. Отбросив тревожные мысли, угрожавшие разрушить его счастье, он провел руками по спине Адель и изящным изгибам ее бедер, погладил гладкие округлости ягодиц. По крайней мере этой ночью она принадлежала ему одному.

– Ну а теперь, моя прелесть, давай начнем ночь так, как я намеревался, – предложил он, приподнявшись на локте и любуясь ее совершенным телом при свете камина. Рейф страстно желал ее, поскольку она представляла собой воплощение всех мужских грез, и вместе с тем тут крылось нечто гораздо большее. Сердце в его груди лихорадочно забилось. То была любовь, какой ее описывали с давних времен поэты, сладостное безумие, в существование которого он до сих пор не верил.

– Почему ты вдруг стал таким серьезным? – спросила она, проведя рукой по курчавой поросли у него на груди.

– Клянусь, я буду любить тебя всем сердцем до конца своих дней, – произнес он чуть слышно, и голос его дрогнул.

– А я – тебя, Рейф, – так же тихо отозвалась Адель. Глаза ее затуманились слезами.

– Чтобы скрепить свою клятву, я хочу преподнести тебе вот это. – Он сунул руку под подушку в поисках положенного туда заранее кольца. Во время своих постельных забав они сдвинули пуховые подушки с места, так что Рейфу пришлось довольно долго шарить рукой, прежде чем он сумел его найти.

Вид узкой полоски золота, украшенной эмалью и гравировкой, поблескивавшей в сиянии множества свечей и пламени камина, привел Адель в восторг. Рейф надел кольцо ей на палец, и Адель показалось, что она вот-вот растает от счастья. Все ее страхи были забыты. Для него не имело значения ни то, что она была помолвлена с другим мужчиной, ни то, что их будущая совместная жизнь по-прежнему оставалась под вопросом. Рейф отдал ей свое сердце, и еще никогда в жизни она не получала более чудесного подарка.

Глава 10

Холодной осенней ночью Рейф спешил по темным городским улочкам к церкви аббатства святого Эдмунда. Он уже успел заметить несколько других укрытых плащами фигур, появлявшихся из тени; некоторые из них старались держаться поближе к стенам нависавших над улицей зданий, тогда как другие смело шагали по самой середине булыжной мостовой.

Рейф миновал таверну, откуда слышались громкий смех и пьяные песни постояльцев, эхом разносившиеся по узкой улице. Фонарь, подвешенный над скрипящей вывеской таверны, образовывал на мокрых булыжниках светлое озерцо.

Впереди замаячила огромная темная масса церкви аббатства. Служба уже давно закончилась, и со стороны могло показаться, будто церковь опустела; ее огромные бронзовые двери были плотно закрыты, из-за толстой каменной кладки не пробивалось ни единого лучика света. Однако видимость была обманчивой: Рейф знал, что внутри этих святых стен скоро должно было состояться собрание заговорщиков, среди которых находились самые влиятельные бароны королевства, – собрание, которому предстояло решить судьбу Англии.

Рейф направился следом за остальными в обход здания к боковой двери, где их встречал монах из ордена бенедиктинцев, выбритая тонзура на его голове поблескивала при свете лампады за его спиной.

Каждый из вновь прибывших называл свое имя и титул, прежде чем войти под высокие своды величественного нефа. Рейф осмотрелся по сторонам в поисках видимых повреждений – он уже слышал о том, что церковь сильно пострадала от пожара, который случился здесь в правление короля Стефана.[3] Однако теперь все выглядело вполне исправным.

Несколько мужчин, собравшихся возле алтаря, о чем-то беседовали между собой, понизив голос, и Рейф направился к ним. Все эти люди уже сбросили плащи, и сталь их доспехов сверкала при свете множества свечей, горевших на алтаре. Среди них находились и несколько прелатов, великолепных в своих роскошных парчовых облачениях. Рядом с графами и епископами стояли люди в простой домотканой одежде или черных сутанах приходских священников – как видно, у многих в королевстве имелись веские причины ненавидеть своего государя…

– Де Монфор!

Юстас де Вески, лорд Алнвик, выступил вперед, чтобы приветствовать нового гостя. Этот дворянин из Нортумберленда слыл одним из самых рьяных противников короля Иоанна. Среди жителей северных графств де Вески пользовался огромным влиянием, и его решительный отказ платить денежную пеню за то, что он не последовал за своим монархом во Францию, сделал его героем среди его обремененных поборами соседей.

В тени колонны стояли Фицуолтер из Данмоу и его зять де Мандевиль, граф Эссекс. Рядом с ними можно было заметить Генри Бохана, графа Херефорда и дальнего родственника нынешнего управляющего Эстерволдом, Джеффри де Сэя, представителей знатных фамилий Клер и Биго, а также епископа Херефордского. Мысленный взор Рейфа выделил в толпе целый ряд самых могущественных людей королевства; однако, присмотревшись повнимательнее, он обнаружил, что среди них преобладали выходцы из северных графств – знатные фамилии юга были представлены по большей части только сыновьями или племянниками. По-видимому, хозяева этих поместий предпочли спокойно отсидеться дома, не желая открыто присоединяться к повстанцам до тех пор, пока не станет ясно, кто одержит верх.

Внутри церкви было холодно и сыро, как в гробнице, пламя свечей таинственно колыхалось на сильном сквозняке. Как и многие другие из присутствовавших, Рейф сунул окоченевшие руки под мышки, расхаживая из стороны в сторону в ожидании начала встречи. Подобные собрания не были для Англии чем-то новым, поскольку еще несколько лет назад многие из этих людей строили заговор с целью убийства ненавистного монарха.

Прежде Рейф избегал открыто принимать чью-либо сторону, хотя и прислушивался к доводам недовольных. Его настойчивое напоминание о том, что Иоанн – сын покойного короля Генриха Второго, а следовательно, их законный повелитель, и что все они приносили в свое время клятву верности короне, не было встречено мятежниками благосклонно. Сами они намеревались свергнуть монарха, усадив вместо него на трон Англии его племянника, Артура Британского. Однако Артур таинственным образом исчез. Как считали многие, он погиб, убитый либо самим королем, либо кем-нибудь из его приближенных. Так или иначе, Рейф счел тогда более разумным не поддерживать их.

Учитывая все это, Рейф недоумевал, почему его пригласили сюда. Только ли потому, что он владел землями на севере и обладал там немалым весом, или же они догадывались о том, что его преданность королю дала трещину? В последнее время Рейф все больше склонен был смотреть на заговорщиков не как на сборище смутьянов, готовых поднять бессмысленный мятеж, но как на людей, доведенных до отчаяния. Облагаемые непомерными штрафами за малейшее ослушание, незаконно лишенные своих земель и титулов, которыми Иоанн щедро награждал даже простых солдат, состоявших у него на службе, английские бароны имели все основания для недовольства.

Внезапно Рейф заметил своего друга Монсореля; махая ему рукой, тот протискивался к нему через толпу. Снова окинув взглядом собравшихся, Рейф поначалу был удивлен, увидев среди них Хью д’Авранша и его брата Жиля. Впрочем, если вспомнить недавнюю размолвку д’Авранша с королем, это выглядело не таким уж странным: для монарха с таким переменчивым нравом дружба была делом мимолетным. Рейф уже подумывал о том, чтобы отвести д’Авранша в сторону и объяснить ему свои чувства к Адель, однако решил, что сейчас не время и не место для подобных признаний.

Стефан Лэнгтон, архиепископ Кентерберийский, поднялся с места, чтобы высказаться от имени духовенства, как обычно, пытаясь поддерживать шаткое равновесие между различными группировками. Рейф больше склонялся к точке зрения Лэнгтона, чем к мнению радикалов: должен был существовать способ ограничить власть Иоанна, исключающий убийство.

Один за другим бароны выступали вперед, чтобы высказать вслух свои претензии. Последние, как выяснилось, охватывали самый широкий круг вопросов, начиная от огромного долга короля, чье вероломство грозило разорить их всех, и кончая более серьезными обвинениями в совращении жен и юных дочерей. Выступления продолжались долго, и Рейф в конце концов устал от бесконечного повторения одних и тех же жалоб. Было очевидно, что, по мнению баронов, Иоанн превысил королевские полномочия – те самые, на которые согласился еще его отец, Генрих Второй. Генрих издал тогда особую хартию, и теперь они надеялись убедить своего монарха подписать новую.

Рейфу все больше не терпелось вернуться к Адель. Когда он объяснил ей, что должен уйти, несмотря на поздний час, она вопросительно приподняла брови, вероятно, заподозрив его в возможном свидании с другой женщиной. Лишь когда он надел плащ, сунув за пояс кинжалы, она начала понимать, что Рейф отправился за тем, ради чего приехал сюда, и что религиозное рвение тут было вовсе ни при чем.

Де Монфор окинул взглядом лица людей, стоявших вокруг. Поскольку он пока еще не успел ознакомиться с новой хартией, составленной баронами, то и не решался ее принять. Судя по тому, о чем он уже слышал, она ограничивала прерогативы короля в том, что касалось прав наследования и наложения штрафа за уклонение от воинской повинности. Кроме того, она сводила к минимуму злоупотребления Иоанна по части правосудия и сужала круг действия лесных законов. Ни один из двенадцати пунктов не вызывал у него возражений, однако Рейф полагал, что хартии окажется недостаточно, чтобы возместить ущерб, нанесенный баронам несправедливостью и вероломством их монарха. Впрочем, остальные, судя по всему, находили документ вполне удовлетворительным.

Один за другим, начиная с самых знатных и высокопоставленных среди них, собравшиеся бароны преклоняли колени перед высоким алтарем и торжественно клялись пойти войной против короля Иоанна, если тот откажется подписать их хартию. Однако не все из них горели желанием связывать себя подобной клятвой; некоторые предпочли держаться в тени, избегая открыто присоединяться к повстанцам. Рейф и Джералд Монсорель стояли возле мраморной колонны в боковом приделе, обдумывая последствия такого шага. Хотя Рейф и не пользовался любовью короля, он присягал ему на верность, и если теперь нарушит слово, дав обещание в случае нужды поднять оружие против своего повелителя, то может быть обвинен в государственной измене. Был ли он готов к этому? Едва ли король придет в восторг, узнав о том, что Рейф имеет виды на Адель, и даже то обстоятельство, что ее предполагаемый жених лишился благосклонности Иоанна, ничего не меняло. Цена за непослушание этому монарху всегда была высокой.