Патриция Филлипс - Меч и пламя

Адель пригнулась в седле, уворачиваясь от низко свисавшей ветки и оставляя на своем пути рыхлый снег. Внезапно ее мерин фыркнул и завертел головой, а статный черный пес, бежавший рядом с ней, навострил уши. Из-за деревьев до нее донеслись безошибочно узнаваемый лязг оружия и приглушенный цокот копыт.

Адель быстро натянула поводья и сделала слуге знак хранить молчание, после чего, соскользнув с седла, отвела коня подальше в густые заросли.

Она легко могла догадаться, кто эти всадники. Вот уже в течение нескольких месяцев они ожидали прибытия своего сюзерена, Рейфа де Монфора, который должен был привезти в замок нового кастеляна. В последнее время у короля Иоанна[1] вошло в привычку повсюду заменять кастелянов и судей своими доверенными лакеями, и в любом другом случае обитатели Эстерволда смирились бы с монаршей волей не моргнув глазом; однако слава жестокого человека, утвердившаяся за Гилбертом Боханом, его опередила. Даже рождественские праздники в этом году оказались скромнее обычного, поскольку ни один воин из гарнизона замка не хотел показаться новому хозяину нерадивым, боясь подвергнуться наказанию.

Губы Адель сжались в тонкую линию, едва она представила себе, какое мрачное будущее ожидает их под властью Бохана. С прибытием нового кастеляна бедный старый сэр Джордж вынужден будет уйти на покой. По-видимому, король считал Эстерволд неисчерпаемым источником дохода, большая часть которого теперь скорее всего перекочует в его личную казну.

Пес издал низкий предостерегающий рык, и Адель пришлось зажать ему рукой пасть, чтобы успокоить. Ей не хотелось столкнуться на открытой местности с целым отрядом вооруженных людей. Конечно, ее титул давал ей право на учтивое обращение, однако, зная дурную репутацию Бохана, она считала неразумным слишком полагаться на его защиту.

Пригнувшись как можно ниже к земле, Адель наблюдала из-за заснеженных кустов за тем, как вооруженные до зубов солдаты проследовали мимо. Они ехали по двое по дороге, огибавшей опушку леса. Да сколько их тут! Адель насчитала более шестидесяти всадников, не говоря уже о длинном ряде повозок с провиантом. Должно быть, Бохан привел с собой собственный отряд, чтобы укрепить гарнизон Эстерволда. Впрочем, с тем же успехом этот легион воинов в шлемах мог принадлежать и всемогущему де Монфору. В слабом свете зимнего дня было трудно отличить один герб от другого.

К удивлению Адель, кавалькада свернула на восток – в сторону Майерли. Смела ли она надеяться, что их конечной целью был вовсе не Эстерволд? Однако она тут же вспомнила, что новый хозяин замка Майерли был одним из фаворитов короля. По-видимому, путешественники подыскивали себе на ночь более гостеприимный кров.

Адель ждала до тех пор, пока опасность не миновала. Затем она снова забралась в седло и, сделав псу знак вести себя тихо, появилась из-за деревьев вместе со слугой, который нес на плечах корзину с целебными травами.

В этот день, устав ждать прибытия нового кастеляна, Адель решила пренебречь советом сэра Джорджа и отправилась на прогулку по окрестностям. До чего же приятно было скакать по полям, белым от недавно выпавшего снега, чувствуя прикосновение свежего ветра к щекам! Она привезла с собой лекарства для арендаторов, многие из которых нуждались в лечении обычных зимних недугов. Без лишней помпы Адель переходила из дома в дом, спрашивая о состоянии здоровья хозяев.

На вершине холма Адель осадила коня, пораженная необычайной красотой пейзажа внизу. Маленькая крепость Эстерволда, похожая на темное пятно в безбрежном белом океане, выглядела сумрачной и полной тайн. Вот уже более века эта каменная цитадель служила резиденцией рода Сен-Клеров.

Если бы ее брат сейчас находился дома, они бы не имели нужды в кастеляне, назначенном королем, но, к несчастью, его здесь не было. Сразу же после смерти отца Адель написала Джосу в замок Саммерхей, куда он был заключен по приказу короля, желавшего таким образом обеспечить себе лояльность со стороны Эймори Сен-Клера. Теперь, когда его не стало, королю больше не было нужды держать ее брата в качестве заложника, так как Джоселин стал новым лордом Эстерволда.

С тех пор прошло почти два года, однако за все это время Адель так и не получила от брата ни единой весточки. Она сама управляла их родовым поместьем при помощи сэра Джорджа, давнего друга их отца, и могла бы продолжать делать это и дальше, не прибегая к железному кулаку Бохана. Впрочем, ей некого винить в их нынешнем затруднительном положении, кроме себя самой. Месяц тянулся за месяцем, а о Джосе ничего не было слышно, и Адель решила написать королю, умоляя его даровать брату свободу. С ее стороны это было не самым разумным шагом. До тех пор пока король не прочел послания, он ничего не знал о смерти ее отца. Если бы она тогда предпочла хранить молчание, Эстерволд мог бы и дальше существовать в относительной безвестности. В ответе, полученном ею от короля, ни единым словом не упоминалось о Джосе, зато ее извещали о том, что его милость назначил Гилберта Бохана новым кастеляном замка Эстерволд. Как женщина и младшая по званию, Адель должна была стать подопечной короля. По крайней мере король не приказал ей выйти замуж за Бохана – одолжение, за которое она останется вечно ему признательна.

Солнце опускалось все ниже и ниже по небосклону, окрашивая своими лучами покрытый ледяной корочкой ров с водой и испещряя снег золотистыми и багряными стягами. До чего же прекрасными были ее владения вместе с волшебным замком, который возвышался, словно зачарованный, в малиновых сумерках…

Молодой слуга за ее спиной громко закашлялся и переставил тяжелую корзину с травами на другое плечо. Этот короткий жест быстро вернул Адель к действительности, вырвав ее из мира грез; она щелкнула языком, подгоняя своего серого коня, Лунного Света. Затем они быстро спустились вниз по склону к замку.

За ночь ветер переменился на западный, принеся с собой неожиданную оттепель, и Адель проснулась от мерного стука капель, падавших вниз с каменной кладки. Бледный свет зимнего солнца проникал сквозь окна, пробитые высоко в стене огромного зала. В том месте, где лучи пересекались, мириады крохотных пылинок кружились в пронизанном золотистым сиянием воздухе. В эти ранние утренние часы Эстерволд выглядел еще более жалким, чем обычно; даже Адель, которая всегда ревностно отстаивала честь своего родового гнезда, вынуждена была признать, что крепость со стороны могла показаться до крайности убогой. Просторный зал из нетесаного камня был пуст: воины уже успели позавтракать и деревянные столы сдвинули к стене. В огромном камине полыхало толстое полено, однако, несмотря на высоко вздымавшиеся языки пламени, большая часть величественного помещения продувалась сквозняком и поэтому оставалась холодной; чтобы согреться, приходилось использовать жаровни с углем. Сверху, с затянутых паутиной деревянных стропил, доносилось воркование гнездившихся там голубей, помет которых падал на тростниковые циновки внизу. Сравнительно новые циновки уже порядком истрепались и покрылись пятнами грязи и жира. Привычная обстановка вдруг показалась Адель почти отталкивающей, и она невольно сглотнула. Интересно, что подумает о замке Эстерволд их новый кастелян. Нельзя сказать, чтобы в зале не было никаких предметов роскоши: на возвышении находилось кресло лорда с резными дубовыми подлокотниками и алой подушкой, а великолепные гобелены на западной стене доставили сюда прямо из Святой земли. Тем не менее Адель не сомневалась в том, что отзыв Бохана о ее доме будет самым пренебрежительным. Что ж, тем лучше. Возможно даже, он не захочет здесь оставаться…

При этой мысли девушка воспрянула духом. Вдруг Бохан предпочтет отказаться от назначения? Правда, Адель вовсе не была уверена в том, что Бохан осмелится пойти против воли короля, по чьему приказу явился сюда.

По случаю приезда нового кастеляна Адель по настоянию сэра Джорджа облачилась в свой самый лучший наряд. Поверх нижней рубахи из красной шерсти она надела праздничное платье из нежно-голубой, расшитой золотом парчи. Это одеяние обтягивало ее полную грудь и выгодно подчеркивало тонкую талию. Вокруг ее бедер был дважды обернут черный пояс с золотистой каймой и кисточками. В свои густые темно-рыжие волосы, уложенные вокруг висков наподобие ручек греческой амфоры, Адель вплела красные и голубые атласные ленты – они должны были добавить румянца ее бледному личику. Утром, посмотрев в зеркало из полированной стали, она отметила в себе перемены: высокие скулы резко обозначились под тонкой кожей, зеленые глаза выглядели несоразмерно большими, а губы, обычно такие мягкие и полные, превратились от охватившей ее тревоги в тонкую линию. Каждый раз, когда Адель пыталась представить себе жизнь замка под властью нового кастеляна, ее лоб покрывался морщинами, поскольку она знала, что отныне благополучие всех ее домочадцев будет зависеть исключительно от прихотей Бохана.

Легким грациозным жестом Адель поправила вуаль. Тончайшая голубая с золотой каймой ткань и поддерживавший ее золотисто-черный обруч привез из Иерусалима отец Адель, когда вернулся из своего последнего крестового похода.

Взявшись было за рукоделие, Адель тут же отложила его в сторону, не в силах сосредоточиться на вышивании. Она то и дело колола иголкой палец, после чего ей приходилось высасывать кровь из ранки, чтобы не запачкать ткань.

Несмотря на все доводы, ей так и не удалось добиться права сопровождать сэра Джорджа и их будущего управляющего в поездке по поместью. Сама мысль о том, что ей придется ждать здесь, у очага, чтобы Бохан мог насладиться фальшивым зрелищем женской покорности и жеманства, приводила Адель в ярость. Она знала не меньше всех прочих, как управлять собственными землями!

Адель вздохнула. Почему они так долго не появляются? Она снова бросила взгляд в сторону закрытой двери и пододвинула свой табурет поближе к солнечному свету. Несмотря на то что тепла от него было мало, яркие перекрещивающиеся лучи доставляли ей удовольствие. Закрыв глаза, она подняла вверх голову и стала молиться. «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы жизнь здесь не стала совсем нестерпимой. Пусть Джос поскорее вернется домой и прогонит отсюда Бохана».