— Я не могу ничего ответить тебе. Боже мой, я не знаю, что мне самому думать! Могу лишь сказать тебе, как поступить, потому что я дал клятву Стефану перед Богом и должен ее выполнить. Для меня нет другого пути. Пока Стефан жив, я буду ему предан.

Джеффри поднял голову, его глаза сияли, в них были обожание и благодарность.

— Мне этого достаточно, отец. Так и должно быть. раз ты дал обет чести. Могу я еще спросить?

— Можешь спрашивать обо всем.

— Почему Юстас ненавидит тебя? Это шептали за моей спиной. Граф Лестер громко говорил об этом сегодня, он сказал, что Юстас обвиняет тебя в измене. Это, конечно, ложь, но почему он порочит тебя?

— Причина кроется в том, что он обвиняет меня за поражение при Дурели и Девайзесе. Тебя это беспокоит, Джеффри?

— Нет. Я разобрался с теми, кто осмеливался говорить в моем присутствии. — Его голубые глаза были ясными и доверчивыми. — Это не имеет значения, отец. Иногда даже лень сражаться с теми, кто обвиняет тебя.

Рэннальф гордился сыном. Поцелуй отца Джеффри воспринял как завершение разговора. Он повернулся, сердечно откланялся и вышел.

Тут же подошла Кэтрин и заняла освободившееся место. Она взяла руки мужа в свои и почувствовала, что они дрожат.

— Молю Бога, — прошептала она, — чтобы он подарил тебе сына. Прав ты или нет в государственных вопросах, но, несомненно, никто лучше тебя не воспитывает детей. Лучшего отца не найти.

Рэннальф с горечью возразил:

— Моя гордость и честь могут стоить этому мальчику земель. О, Боже, что мне делать? Стефан любит меня, но я не могу притворяться. Он слабый человек. Сейчас, когда умерла Мод, его будет заносить в разные стороны, подобно мертвым осенним листьям. На него может повлиять каждый. Кто там у двери?

— Я, Рэннальф, — ответил Лестер. — Прости мое вторжение, я должен рассказать тебе что-то очень важное. Почему ты выглядишь таким усталым?

— Боюсь, что стал чувствовать свой возраст.

— Чепуха. Мой возраст приближается к твоему, и это совершенно меня не беспокоит. Возможно, ты стал хуже себя чувствовать, но это не удивительно, если учесть, что тебе пришлось вынести за последние два года. Благодарю вас, леди Соук, не нужно вина. Извини, Рэннальф, но мне придется сказать тебе неприятные вещи.

— Ты это можешь! — криво усмехнувшись, сказал Рэннальф.

— Сейчас не время смеяться.

— Почему бы и нет? Если я не буду смеяться, мне придется плакать. Может, лучше смеяться? — Рэннальф взял кубок с вином из рук Кэтрин. Он обернулся к Лестеру. — Ну, хорошо, ты хочешь, чтобы я был серьезным — я серьезен.

— Это достаточно важный вопрос. Пока Мод была жива, ее влияние все смягчало. Теперь Юстас попытается занять место матери.

Рэннальф засмеялся.

— Какие удивительные новости!

— Тебе приходило в голову, что Мод терпеливо относилась к поведению Стефана, а Юстас вряд ли будет таким? Стефану немного осталось.

Лестер явно намекал, что смерть Стефана не будет единственной. Рэннальф был настолько поражен, что вскочил со стула.

— Нет! Роберт, следи за своим языком! Если ты хочешь меня напугать, ты достиг своего. Не убивай меня такими шутками.

— Ты дурак, — с едва скрываемым бешенством в голосе отрезал Лестер. — Как ты слеп! Если Юстас станет королем, ты погибнешь на плахе. Не имеет значения, каким образом ты распорядишься своей головой. Но ты осознаешь, что Джеффри и Ричард последуют за тобой? Дорогой мой, я не прошу тебя предавать Стефана. Знаю, ты дал присягу. Но если он умрет…

Рэннальф прервал Лестера:

— Сейчас, когда ты сказал все это, можешь быть доволен! Оставь меня в покое! Лестер вскочил, — Я умываю руки. Иди навстречу собственной гибели! Подумай, стоит ли твое обещание, даже клятва, данная в те времена, когда все было иначе, твоего состояния, гибели твоих детей, потери всего самого дорогого? Я когда-нибудь расскажу тебе, захочешь ты этого или нет, что в Анжуйце хорошего. На его стороне — правда. Как говорит Херефорд, если бароны объединятся, то смогут сдержать его стремление к абсолютной власти.

Гнев прошел, Лестер сжал плечо Рэннальфа.

— Если не можешь поступить мудро, хотя бы не делай глупостей Не дразни Юстаса. Тебе нельзя оставаться при дворе. Сиди в своем замке, где никто не сможет причинить тебе зла.

Кэтрин окаменела, она начинала понимать, что пыталась объяснить ей леди Уорвик. Правление Стефана обречено. Она знала, что слова женщины не имеют влияния на Рэннальфа, поэтому отвернулась К окну и молчала.

* * *

Луч света медленно двигался по комнате, касаясь резных гнутых столбиков кровати, голубых занавесей. Кэтрин взглянула на Рэннальфа, который казался высеченным из камня. Он даже не пошевелился.

— Рэннальф, — твердо сказала Кэтрин, ставя подсвечник на маленький столик, — я принесла тебе поесть.

Он закрыл глаза и отвернулся.

— Я отжил свое. Я не могу спасти короля, которому дал клятву. Я совершенно бесполезен тебе и моим детям. Не вижу выхода из этой трясины.

Сердце Кэтрин сжалось. Он говорил с ней как с человеком, который может понять все, и он увидел безнадежность своего положения.

— Но лорд Лестер указал тебе безопасный путь. Кто причинит нам вред, ведь мы будем сильны на наших землях? Если ты не можешь спасти короля, то хотя бы не причинишь ему вреда.

— Все женщины — дуры, — пробормотал Рэннальф. — Не говори мне о Лестере. Он и я живем по разным правилам. Король однажды даровал мне жизнь и эти земли Разве и то, и другое не принадлежит ему? Я боролся с собой, но не могу ничего поделать. И я пойду, когда меня позовут. Если я не смогу жить с честью, я не смогу жить совсем.

Слабая надежда Кэтрин умерла. Рэннальф знал, что ему предстоит. Вместо того чтобы избежать несчастья, он бросался ему навстречу. Ужасное видение — замученный Ричард или даже распятый на острие копья. Кэтрин ощущала ребенка как плоть от своей плоти и не могла вынести мысли о его смерти или о том, как он будет скрываться от преследований: прятаться под чужим именем, может быть, даже в услужении. Она никак не могла помочь, ведь возражать Рэннальфу или спорить с ним было бесполезно. Он может перестать доверять ей или, того хуже, заключит ее под стражу, и это исключит любую дальнейшую попытку спасти ребенка.

— Тебе лучше знать, что делать, — тусклым голосом сказала она, — ведь еще есть время. Суп, который я принесла, стынет. Съешь его поскорей, я хочу примерить тебе новую одежду. Сегодня принесли, и я боюсь, что кое-где будет длинновато.

— Мадам! — заревел Рэннальф. — Ты что, глухая?

— Нет, но могу оглохнуть, если ты будешь кричать мне прямо в ухо.

— Как ты можешь говорить о супе!

— Даже если завтра наступит конец света, сегодня мы должны поесть. Не понимаю, почему ты должен голодать.

— Боже, спаси меня от женщин! Из-за смерти одной я полностью уничтожен, а благодаря другой я сейчас сойду с ума!

— Боже, спаси меня от мужчин! — подхватила Кэтрин. — Это поможет нашему положению или положению в стране, если ты будешь голодать и носить рванье?! Я пойду в рубище по дорогам, если поверю, что это поможет тебе и детям! Я решила жить прилично, пока это в моих силах.

— Ты считаешь меня трусом?

— Я бы не посмела. — Кэтрин поняла, что зашла чересчур далеко, и решила немного отступить.

— Я позабочусь, чтобы в будущем ты видела меня лишь с хорошей стороны. Я вижу, что ошибся, поверив, что наши отношения улучшились и что я в твоем присутствии могу оставаться самим собой.

Этот поворот был для нее совершенно неожиданным, а вывод, который он сделал, наименее желанным.

— Действительно, милорд, вам не нужно оглядываться на меня. Я — ваша раба и пойду за вами. — Этого мало, чтобы успокоить его, обида осталась. — Я только хотела разозлить тебя, — в отчаянии сказала Кэтрин. — Доверься Богу, Рэннальф. Он подскажет верный путь.

Рэннальф вдруг ощутил тепло огня, уютный жар свечей. У него промелькнула мысль, что вряд ли Бог поможет ему. Время от времени он сильно грешил и оскорблял его. Но это не имело значения. Его существо заполнила радость, что жена переживает за него.

— Итак, ты хотела уколоть меня? Тебе это удалось. Посмотрим, понравится ли тебе результат твоей победы. — Он говорил это, медленно наступая, лицо его было хмурым.

Кэтрин отступила, удивленная и напуганная. Она много слышала о его жестоком обращении с леди Аделисией. Рэннальф может ударить ее, ведь ему пришлось много вынести за этот день, а мужчины обычно вымещают зло на женах. Еще несколько шагов — и она оказалась прижатой к кровати.

— Я покажу тебе, как надо мной подшучивать, — медленно произнес Рэннальф и толкнул ее так неожиданно, что она упала на спину.

— Рэннальф, остановись! — взмолилась Кэтрин, когда он наклонился к ней.

— Так наказывают слишком нахальных жен, — и его голос стал таким, каким она больше всего его любила — страстным и зовущим разделить страсть.

— О, Рэннальф, перестань, — прошептала Кэтрин. — Ты разорвешь мою рубашку. Кто-нибудь может войти!

— У тебя есть сотня рубашек. Я дам тебе золота, чтобы ты купила еще сотню.

— Рэннальф…

— Пусть только кто-нибудь попробует открыть дверь.

— О, Рэннальф…

И вновь она оказалась в плену этих сильных рук, которые жадно ласкали ее тело. Она отдавалась этой страсти целиком, желая выпить удовольствие до дна, ощутить то необыкновенно сладостное чувство, о котором мечтала долгие ночи, проведенные без мужа. Ведь он подарил ей истинное ощущение близости с мужчиной, пусть не таким романтичным, как герои книг, но живым и теплым, как сама жизнь.

Глава 9

Солнце освещало поля, обещающие обильный урожай, как бы смеясь над теми, кто находился в темной башне Слиффорда. Два напряженных дня прошли. Гости и хозяин избегали попадаться друг другу на глаза: охотились, играли в шахматы и кости, пили, смеялись на представлениях жонглеров и менестрелей и слушали с притворным вниманием сказки о любви и войне, которые читал капеллан. Однако глаза без конца смотрели на дорогу, ведущую к Эссексу, а уши напряженно ждали быстрой поступи королевского гонца.