— Что ж… — отвернулся и включил заднюю передачу.

— Это значит «да»? — она испытующе смотрела на его профиль.

— Ну ты же все еще в машине. Значит «да». Едем ко мне. Хочешь тр*хаться — пожалуйста, — намеренно пытаясь ударить побольнее, выбирал хлесткие словечки. Богдан психовал и злился. Все шло наперекосяк. Ему казалось, что он в королевстве кривых зеркал. Все не так, все неправильно. — Надеюсь, ты потом сможешь ходить, — издал злой смешок.

Но Женя не отреагировала. Она просто кивнула. Мать твою, просто кивнула и все!

46


Да. Богдан говорил неприятные слова. Но они были правдивы. А на правду, как мы все знаем, не обижаются. Так, что теперь? Как не назови сам процесс, это сути не меняет. Тр*хаться, заниматься сексом, заниматься любовью, иметь…. да мало ли еще определений для полового акта. А потому, меня не сильно задели брошенные им фразы. Понимала, что злится. Понимала, что не привык он, когда ему ставят условия. И готова простить ему этот внезапный эмоциональный всплеск.

Безусловно, мне было крайне приятно услышать от него косвенное предложение быть его девушкой. Именно так я расценила его высказывание о вечеринках и тусовках. Но, во-первых, я по прежнему ему не доверяла, а, во-вторых, я прекрасно понимала, что подхожу ему так же, как балетные пуанты корове.

А, что происходит с девочками, которые посмели влезть в запретную тусовку, думаю, рассказывать не надо. В лучшем случае они тихонечко ревели в подушку, в худшем — их выставляли на посмешище, в их фото кидали дротики и они становились героинями анекдотов. Ни один из вариантов меня не устраивал.

Да, я хотела подстраховать себя. Очень хотела. «Так отказалась бы от любых контактов с Макаровым», — скажут многие и окажутся правы в своем суждении. Какая страховка может быть лучше в данном случае, чем отсутствие какого-либо общения? Но за эту неделю я реально тронулась мозгами и даже умудрилась потерять пару кило. Я тосковала по Макарову, могла часами зависать на его странице в инсте, он снился мне, я занималась с ним любовью во сне, я все время думала о нем. Да, и я прекрасно понимала, что по ходу вляпалась по самое не балуй.

И сегодня, как только увидела его, как только полной грудью вдохнула его аромат, тут же почувствовала, как возбуждение молниеносно пронеслось через все мое тело, разлетелось по венам и сосредоточилось внизу живота. На расстоянии руки я ощущала его тепло, и мне безумно, до ломоты, до потери пульса хотелось прикоснуться к нему.

Я не дура… хммм, хотя утверждение сомнительное. Но все же….я не дура, и понимала, раз предложил встретиться, значит хочет меня. Ну, а я его. Так и к чему ненужная скромность? Сидела в машине, сжав ноги, сцепив руки, а в голове вела счет. Отсчитывала секунды до того, как мы приедем к нему домой. А то, что мы мчим туда, я почему-то даже не сомневалась. Но, вдруг, парковка гипермаркета. Почему парковка? А впрочем, какая разница? Если оттолкнет, если неправильно поняла, то пусть лучше сейчас, без свидетелей и закроем тему. Но он не оттолкнул. Нет. Наоборот. Он вместе со мной стремился к вершине: движение за движением, толчок за толчком. Я потеряла всякий стыд. Да-да, с ним я становилась совершенно бесстыдной. И, что самое смешное — мне было абсолютно все равно!

А потом вопрос про Федорова. Странный вопрос. Нелепый. И я вдруг поняла, что это чувство собственника взыграло в нем, и данное осознание стало живительным бальзамом для моей женской гордости. А потому, намеренно поселила в нем уверенность, что не списываю Петю со счетов и допускаю возможность интимных отношений с ним.

— Выходи, — резко открыл дверь, больно схватил за руку и потащил за собой по уже знакомой парковке собственного дома к лифту, нисколько не церемонясь. Будто наказывая за то, что посмела ставить условия, посмела иметь собственное мнение.

— Богдан, отпусти, — взмолилась я, когда почувствовала, как немеют пальцы от его хватки.

Он остановился, немного удивленно посмотрел на свою руку, что сжимала мою ладонь.

— Прости.

И разжал пальцы, полностью освободив. А мне неуютно стало. Хочу, чтоб касался. Пусть даже так, пусть даже сильно, пусть даже больно. Хочу! Как только мы зашли в лифт, взяла его за руку, он удивленно посмотрел, но руку не убрал. Теплая ладонь, сильная.

— Пошли, — махнул в сторону гостиной, как только мы перешагнули порог квартиры.

Остановился посредине и начал раздеваться, резкими движениями стаскивая с себя одежду. Я стояла и молча наблюдала за невольным стриптизом. Он взялся за резинку боксеров, остановился и поднял на меня вопросительный взгляд.

— Что не так? Раздеваемся, раздеваемся. Ты же хотела тр*хаться? Так давай, давай, — похлопал в ладоши. — Скидывай с себя все и вставай раком к дивану. Хотела уроки, будут тебе уроки. Надо — и с повторениями. А то, как же ж ты неподготовленная Федорову потом давать будешь? А так, блеснешь талантами. Слушай, а еще можем тройничок организовать. Ты как? Любишь смотреть групповушки? Я не против. Только без Федорова. У меня при мысли о нем падает все на полшестого.

Это уже перебор! Что он несет? Что за хрень он несет?

— Да иди ты!

Развернулась и быстрым шагом пошла на выход.

Богдан нагнал меня у входной двери в тот момент, когда я пыталась справиться с замками, но они, как на зло, не поддавались. Щелчок механизма, оглушил меня словно набат, и оказался последней каплей — из моих глаз полились слезы. Слезы обиды и разочарования в мажоре. Слезы горечи из-за жизненной несправедливости. Слезы маленькой девочки, что подразнили мороженным, но прямо на глазах выбросили в урну.

Но только я потянула за ручку и дверь приоткрылась, как в тот же миг поверх моей головы ложится рука, резко захлопывая ее. А тело оказывается крепко прижато к гладкой глянцевой поверхности, не давая развернуться, не давая пошевелиться.

Почувствовала, как Богдан опалил горячим дыханием ухо, резко выдохнув. Чувствовала спиной, как сердце его бьется хаотично, скачкообразно в унисон моему. Ощущала как слезы продолжают литься из моих глаз, оставляя мокрые дорожки. Я кусала губы, лишь бы не разреветься в голос. Лишь бы не увидел, как больно сделал. Лишь бы не узнал, о том какое влияние оказывает на меня. Лишь бы…. Лишь бы…. Лишь бы….

— Прости. Слышишь, Жень? Прости меня, — шептал в ухо, касаясь губами. — Я, правда, не понимаю, почему так, — и его губы касаются моей шеи, а приятное тепло разливается по телу, постепенно останавливая поток слез. — Но, если ты так хочешь, хорошо. Мы никому не будем говорить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Богдан чуть отстранился, снял с меня куртку, подцепил край футболки и медленно потянул наверх, заставляя поднять руки. Я по-прежнему стояла лицом к двери, уткнувшись лбом, закрыв глаза и ждала. Ждала, когда он меня освободит от одежды. Ждала, когда его горячие руки пройдутся по моему телу, ждала, когда он возьмет меня. А потом, после, я смогу уйти. Я найду в себе силы. Я совершенно точно найду…

Он что-то продолжал рвано шептать, но я уже практически не слушала. Я ушла в ощущения. В эти безумные, потрясающие ощущения, что затягивали мое тело, разум — меня всю, как воронка моего личного торнадо.

— Не могу… Вижу и хочу… — вновь шепот.

И вот уже лифчик исчез, а его место заняли его ладони. Я уперлась руками в дверь и чуть шире расставила ноги чтобы сохранить равновесие, которое стремительно покидало меня.

— Никого так…ни с кем… — доносилось до меня.

И джинсы вместе с трусиками уже на полу. А его пальцы проходятся по животу и ниже, накрывая меня, заставляя прогнуться в пояснице.

Невольный стон, что срывается с моих губ, нарушает тишину квартиры, разбавляя наше тяжелое дыхание.

Он резко прижимается ко мне сзади, рывком, заставляя почувствовать, насколько он возбужден. Отстраняется, скидывает с себя последний предмет одежды. А после чуть тянет на себя и входит, медленно, очень медленно. Замирает. Прижимается ко мне, целует в плечо. Я слышу, как резко втягивает воздух носом, ощущаю как колотится его сердце, а потом он начинает двигаться. Все быстрее и быстрее, наращивая темп, заставляя ломать ногти о дверь, кусать до крови губы, сжимать веки до полной потери зрения. Казалось, через это действие и он, и я выплескиваем всё накопившееся за такое короткое время нашего знакомства: мои обиды, его злость, мое недоверие, его раскаяние.

— Давай, малыш…. Ну же…давай, — хрипит он, вколачиваясь в меня на космической, адовой скорости.

Почувствовала, как он увеличился во мне до каких-то гигантских размеров, ощутила его руку между моих ног, а потом… взрыв. Мощный, разрушающий до основания, лишающий разума, лишающий человечности, превращающий в животное. Дикое, сумасшедшее животное, существование которого строится исключительно на одной эмоции, на одном желании.

Я слышала его хрип, я слышала свой крик, я чувствовала как трясет его и ломает меня.

И вот Богдан покидает мое тело. Все еще подрагивающую, поворачивает к себе и целует искусанные губы. Нежным, мягким поцелуем. Будто извиняется или благодарит.

— Ты как, малыш?

Я несмело улыбаюсь, выходит так себе.

— Мне кажется, я теперь знаю, что такое астральное тело.

Он тихо смеется.

— Так, идем в душ. И я в аптеку. Мы опять не предохранялись. С тобой опасно иметь дело, Швед, — и легонько щелкнул по носу.

— Это почему еще? — притворно возмутилась.

— Память теряю, презервативы исчезают из головы, как априори.

Я засмеялась.

— А ты их разложи по периметру.

Оттолкнулась от двери и пошла в сторону ванной.

— Ага. То-то домработница обрадуется — столько воздушных шаров мне надует — закачаешься, — заржал.