— Мы тоже просто поговорить. Так и думали, что вы тут Есенина ей зачитывать собрались в ночи! Хором! — взревел Савин.

— Съ*бались все нах*й отсюда! — рявкнул Мажарин и отдал Витьке гвоздодёр.

Подхватил Маринку за плечи. Она еле успевала переставлять ноги, так быстро Сергей волок ее за собой к машине. Но чуть дальше он остановился и вытащил из кармана ключи.

— Вить, принеси воды. В машине минералка.

— Ага, — кивнул Савин и побежал бегом.

— Так и знал, что рожи придется за тебя бить. — Усадил девушку на ближайшую лавочку.

— Плохо? — спросил, хотя не был уверен, что, глядя вокруг себя, она понимала, где находится и воспринимала его самого и его слова.

Она медленно опустила голову: кивнула.

— Где плохо?

— Везде, — выдала одним звуком.

— Что болит?

— Всё.

— Тошнит?

Снова медленно кивнула.

— Ты сегодня ела что-нибудь?

— Нет.

— *бвашумать.

— Мне плохо… я устала… — Обхватила себя руками и согнулась.

— Сейчас домой поедем.

— Я домой не поеду, — яростно замотала головой.

— Ко мне поедем.

— К тебе поеду.

— Давай умойся, легче станет. — Взял у подбежавшего Витьки минералку и свернул крышку.

Марина с трудом разогнулась, сдвинулась на край лавочки и подставила руки. Сергей плеснул ей воды, и она умылась.

— Попей.

Хотел дать ей в руки бутылку, но Марина покачала головой и снова подставила раскрытые ладони. Мажарин налил ей в руки воды, она хлебнула и размазала остатки воды по лицу и шее. Потом глубоко вздохнула, будто до этого не дышала.

— Легче?

— Д-да, — сказала она, стуча зубами. Кажется, еще что-то хотела сказать, но не смогла.

Сергей снял куртку, накинул на ее трясущиеся плечи и прижал к себе.

— Вот это разминочка… — Савин уселся рядом и достал сигареты.

— Угу, — тоже будто легко хмыкнул Мажарин, крепче вцепляясь в Маринкины плечи и скрывая в руках дрожь.

— И как только успели, бл*ть… — затянулся дымом.

— А куда ж им было торопиться, она уже «холодная». Ни петь, ни свистеть, ни бежать…

Глава 6

— Ч-чего-то мне не п-помогло, — простучала зубами Стэльмах, придерживая на груди полотенце.

Мажарин отправил ее в горячий душ. Марина простояла в душевой кабине черт знает сколько времени, но ее все равно колотило от холода и бил такой озноб, что колени тряслись. Переминаясь с ноги на ногу, она ждала, пока Серёжа найдет для нее что-нибудь мягкое, теплое и удобное.

— Сейчас поможет. Вот это надень.

— Не колется?

— Нет. — Забрал мокрое полотенце и сел на кровать, уставившись на девушку с пытливой напряженностью. — Тебе жить надоело?

Момент, когда хотелось орать на Маринку, чтобы хоть что-то в ее голове поменялось, прошел. Схлынуло напряжение, и разум погорячел от осознания, что могло произойти что-то непоправимое. Тем сильнее было желание ее успокоить и самому быстрее успокоиться.

— А кого это волнует? — Ярко-голубые глаза снова пустовато похолодели. Неловкими руками она натянула толстовку.

— Меня волнует, — сказал странные для самого себя слова. Странные, но честные.

Он волновался за нее, переживал и не задумывался, что делать этого не должен, ведь знакомы они всего ничего и отношения у них не те. Убил бы сегодня за нее и не думал, что это неправильно.

— Тебя волнует? Ты меня сам недавно отправил и сказал больше не приходить, — припомнила с обидой. И эта обида Мажарина обрадовала.

— Сказал, — подтвердил он. — И ты знаешь — почему. Потому что ты ведешь себя не по-человечески.

— А может, я не человек, — почти беззвучно.

— Марина! — одернул от дальнейших препирательств.

— Нет, не надоело. Но все равно не дадут, — добавила Мажарину внутреннего недоумения.

— Кто не даст?

Она глянула на него в смятении, оценивая, можно ли ему говорить то, о чем он спрашивал.

Вздохнула так, словно хотела вдохнуть весь кислород из комнаты, и присела рядом на кровать. Провела рукой по лбу. Усталость, бессонница, бесконечное нервное напряжение, последствия выпитого алкоголя скопились под черепной коробкой, давя на глаза невозможной тупой болью.

— Кони в пальто.

— Не дури больше, ладно?

Бесцветная улыбка коснулась бледных губ. Чуть прищурившись, Марина пристально посмотрела Мажарину в глаза.

— То есть ты сейчас прям думаешь, да? Дурить тебе дальше или нет, — уже ничему не удивляясь спросил он, а она в ответ только поджала губы. — А если ремня?

— Сильно?

— Очень.

— Тогда не буду дурить.

— Что с тобой происходит?

— Я в тебя влюбилась, Мажарин. Как идиотка. А ты в меня влюбился? — сказано это было без всякой интонации и улыбок.

— А я нет. Я просто так по району с гвоздодёром бегаю. Задницу твою из неприятностей просто так вытаскиваю. И от одной мысли, что с тобой что-то случится, у меня сердце тоже просто так останавливается. Что дальше делать будем?

Марина слабо пожала плечами:

— Не знаю.

— Оставайся у меня. Дальше разберемся, что делать.

Она кивнула, но головы так и не подняла. Серёжа положил руки ей на плечи, легонько сжал их, а потом притянул к себе. Обнял вместо слов, которые сейчас не находились. Чтобы говорить, нужно знать, что говорить, а его разум сгорал от непонимания. Они же не подростки какие-то, им не по пятнадцать лет, чтобы дурить без повода от выброса гормонов.

Марина вся вздрогнула в его руках. Раз-второй. И начала плакать. Еще ниже опустила голову, сжавшись и уткнувшись ему в грудь. Ничего не говорила, только плакала, и Мажарин чувствовал, что в этих безвольных рыданиях выплескивается всё невысказанное. Но она вдруг резко оторвалась от него и, соскочив с кровати, убежала в ванную. Сергей успел заметить на руке, которую она прижимала к носу, кровь и пошел следом.

— Не надо, я сама, только не лезь ко мне, — запротестовала Марина, склонившись над раковиной и смывая кровь с лица. Еще не хватало, чтобы Мажарин это наблюдал, она и так, мягко говоря, не в форме.

— Голову выше. — Он практически насильно распрямил Маринку и задрал ей вверх подбородок. — Стой так. — Убрал от лица волосы, откинув их за спину. Поднял вверх правую руку. — Всё. Стой. Руку не опускай.

— Я так кровью захлебнусь.

— Не захлебнешься. Сейчас быстро всё пройдет. Руку не опускай, — снова предупредил. — Я лед принесу.

Он принес завернутый в полотенце лед, Маринка приложила его к носу и скривилась, увидев свою кровь на светлой футболке Мажарина:

— Блин… Серёжа я тебя замарала…

— Ничего страшного, — бросил он и снял испачканную футболку.

— Она не отстирается…

— Ну и хрен с ней. Иди на диван сядь, я чай принесу. Или кофе?

— Нет, лучше чай.

Усевшись на диван в гостиной, Марина откинула голову. Совсем тошно стало внутри от накатившего чувства омерзения к самой себе. Всё не так с ней, всё плохо. Мерзко. И эта кровь… В эту минуту снова захотелось убежать куда-нибудь.

Хоть в преисподнюю. Скрыться ото всех, пропасть, исчезнуть. Раствориться, чтобы ее никто и никогда не нашел.

— Я есть не хочу, — снова начала спорить, когда Мажарин принес чай и бутерброд с сыром.

— Не хочешь — заставлю, не можешь — научу.

Марина рассмеялась:

— Ладно, я только сырок съем.

— Ладно, только сырок.

— А ты откуда знаешь, что так надо делать?

— Как?

— Руку поднимать…

— Дед научил. Пару раз я нос разбивал, когда с пацанами в футбол играли. Летишь же, ни хрена не видишь, как врежешься в кого-нибудь…

— И что ты даже не спросишь, почему у меня кровь из носа хлещет? — спросила с каким-то тайным вызовом.

— У меня несколько вариантов. Либо ты перенервничала, либо давление… на смертельно больную ты не похожа…

Его слова и отсутствие брезгливости к ее ситуации принесли Стэльмах неожиданное облегчение.

— У меня это с детства. Немножко было. Сказали, что перерасту, мол, такое бывает. Вроде, переросла, пропали эти приступы. А сейчас вот снова.

Снова буду ждать, пока перерасту, — даже умудрилась пошутить.

— Я бы сейчас сказал, но лучше не буду, — усмехнулся Мажарин.

— Чего сказал?

— Матом будет.

Он принес ей из спальни одеяло, а сам уселся за рабочий стол и откинул крышку ноутбука.

— Ты только ничему не удивляйся.

— А чему я должна удивляться?

— Мало ли, — уклончиво, но с улыбкой сказал он.

— Мажарин, сразу скажи: ты маньяк?

— Почти, — усмехнулся он.

— Чего маньячишь?

— Тихо, — строго сказал он, — пей чай и молчи. Я сейчас занят. Меня нет.

— Разговаривать нельзя?

— Нельзя. Я сам скажу, когда можно.

— Ладно, обещаю ничему не удивляться.

Она и рада помолчать. Трудно давались эти разговоры.

Выпив крепкого несладкого чая и с трудом впихнув в себя кусочек сыра, Марина завернулась в одеяло и улеглась на диване. Прикрыла глаза.

Черт… Головокружение усилилось. Почему голова с закрытыми глазами кружится, а с открытыми нет? Хотела спросить у Мажарина, но глянула на его сосредоточенное лицо и передумала.

Через несколько минут ее затошнило. Она, выпрямившись, села на диване. Вспомнила, что в парке Серёжа умывал ее минералкой. Может ей повезет, и дома у него тоже найдется минеральная вода? Решив не беспокоить Сергея, сама пошла на кухню, открыла холодильник и обрадовалась, найдя там минералку. Попив, она поплелась обратно, захватив воду с собой.

— Мариш, ложись в спальне. Там удобнее. Я еще посижу.

— Нет, я тут буду. — Снова улеглась и укрылась. — Ты мне не мешаешь.