Мажарин дошел с ней до двери подъезда. Марина радовалась каждой лишней минуте, проведенной рядом с ним, но понимала, что ему лучше уйти.

Не показала своего удивления, когда он вошел с ней в лифт.

Вознамерился до двери проводить?

Старалась сохранить невозмутимость и когда Сергей, постояв в прихожей, осмотрелся и пошел в ванную. Вроде ничего не забывал у нее, но шел целенаправленно, будто хотел что-то там найти. Или что-то забрать.

Взяв со стеклянной полочки мужской парфюм, он снял крышку и понюхал.

— У меня такой же был. И сейчас есть. Люблю его.

Марина смутилась и не ответила. Сам сейчас всё поймет. Уже понял…

Вернув туалетную воду на полочку, Серёжа вошел в спальню и оглядел комнату: кровать, зеркальный шкаф во всю стену, мягкий серый ковер на полу, на окнах темные портьеры.

— Ты что-то потерял? — подавленно поинтересовалась Марина, застыв в дверях.

Мажарин заглянул в шкаф и, снова сдвинув дверцы, окинул ее каким-то любопытным взглядом. Подойдя, молча оттеснил в сторону, освобождая себе проход и направляясь на кухню.

— Ты что-то потерял? — резче спросила. Но резкость в голосе была не от раздражения — от большого волнения.

— Угу, потерял. Семь лет не мог найти и вот нашел. — Стукнул пальцем по одному из шкафчиков: — А тут, наверное, кофе?

Открыв одну дверцу, обнаружил за ней банку кофе. Распахнув другую — темно-красные кружки. Кухонный гарнитур у Маринки тоже бордовый с серой столешницей. Стеклянный стол. И еще много других мелочей в глаза бросились.

Конечно, это могло быть просто совпадением, но только не в их случае. Сегодня наконец понял, почему с первого дня мучило странное ощущение: будто уже был в этой квартире. Всё, как у него семь лет назад. Наверное, любую вещь без Маринкиной помощи мог тут найти.

Снова наткнувшись взглядом на мужскую толстовку, висевшую на спинке стула, вспомнил, как задел его сам факт нахождения у Марины в квартире мужских вещей. Очень болезненно задел. Это означало, что она с кем-то сблизилась, подпустила к себе кого-то. Привыкла, притерлась.

Она смогла жить новой жизнью. Без него. А он нет. Он без нее так и не смог.

У него есть всё и ничего одновременно. Цель достигнута. Сделка века совершена. На счетах приличная сумма денег. Настолько приличная, что можно до конца жизни не работать, ничего не делать, жить безбедно и ни о чем не беспокоиться: денег хватит не только ему самому, но и детям, и внукам. Только вот семьи у него нет. Никого нет. Ни жены, ни детей. Даже просто любимой женщины нет. Потому что жил всё это время холодно, тихо. Бесцельно…

Взял со стула кофту. Темно-синяя, с белой надписью. Маринкина вещь. Ею пахла. Ее духами, ее запахом и ничем больше. Она сама эту толстовку носила. И те другие мужские вещи, которые заметил в шкафу, тоже носила только она.

Некоторое время Мажарин смотрел на Марину, словно ждал от нее какого-то признания.

— Ну, теперь ты знаешь, с кем я живу, — нервно засмеялась она, отходя подальше и вжимаясь в стену.

— Давно? — приблизившись, осторожно заглянул в глаза, как будто боясь спугнуть любое проявление чувств, любую смену эмоций.

— Лет шесть.

— Где год была?

Она молчала. Кажется, и дышать перестала.

— Где год была? — снова спросил он. — Почему университет бросила?

— Егор забрал документы. Я заболела. А ему, видимо, надоело объясняться с кураторшей, — ответила затухающим голосом.

Сергей едва заметно кивнул. Про учебу от Нинки знал. Она сказала, что первого сентября Маринка не появилась в университете, на занятия не ходила. То, что брат забрал документы, она тоже ему сказала.

— Но вуз я закончила, — добавила Марина. — Восстановилась потом и закончила.

— Ты сказала, что узнавала про меня. Что значит «узнавала»?

— Егор рассказал мне, как… как всё случилось… — замолчала, видя, как Мажарин побагровел.

— Дальше, — накаленным голосом приказал Сергей, не отпуская ее взгляда.

— А потом я попросила подругу… найти тебя.

— Что за подруга?

— В Склифе работает… медсестра… — сказав, тут же оборвалась: незачем выдавать такие подробности.

— Не слышал про такую.

— Позже подружились… чем мы с тобой…

— Позже насколько? Пытаюсь вычислить промежуток, за который эта подруга успела стать такой близкой, чтобы искать меня по твоей просьбе, и очень затрудняюсь.

— У нее это быстро вышло… быстрее, чем если бы я сама больницы обзванивала.

— Нет, не быстрее, — покачал головой. — Ты бы могла сама узнать всё за минуту, если бы позвонила Вите или Нине.

Марина неловко замолчала, сконфузившись: такой вариант она даже не рассматривала.

— Я ничего не говорил ему, — ответил на невысказанный вопрос. — Зачем мне его впутывать? Сказал, что на меня хулиганы напали, никого не видел, не знаю, не помню.

— Он поверил? — спросила, еще больше смутившись.

— Нет. Но свои мысли по этому поводу держит при себе. Слава богу. Никто не понял, что и почему произошло у нас, но я был очень убедителен, когда просил не лезть не в свое дело, — мрачно усмехнулся.

— А ты знаешь, что Егор умер? И Харин… они оба…

— Знаю. Тоже узнавал, — зло засмеялся.

— Достойно сдохли. Позорно. Особенно Харин. Оба. Как последние твари, — тоже кривовато рассмеялась и подумала, что только Серёжа поймет ее смех и злорадство. Только он сможет понять ее ненормальную нечеловеческую радость.

— Ты же мне не врешь, правда? — Мажарин усмирил смех, закаменев лицом.

— Нет.

— Я знаю, что нет. Знаю, что ты мне не врешь. Никогда не врала. Ты всегда мне говорила правду. Только не ту. Другую.

После этих слов Марина замерла, чувствуя, что врать все-таки придется. По-видимому, сейчас пойдут именно те вопросы, на которые она отвечать не собиралась.

— Кто тебе Харин? Какая у тебя с ним связь? Какое отношение к тебе имело это ублюдочное дерьмо? Он был твоим любовником?

— Нет. Он не был моим любовником. Мой любовник — это ты, потому что от слова «любовь». А он… он ублюдочное дерьмо.

Мажарин посмотрел на нее с новым, прилившим интересом.

Марина ждала еще вопросов, но он внезапно смягчился, отступил:

— Запри за мной дверь, — и ушел.

Ушел, оставив ее со странным ощущением. Голова гудела тупой болью, измученная душа требовала покоя. Хоть немного, хоть на короткое время забыться и ни о чем не думать.

Всё смешалось. Прошлое и настоящее. Всё спуталось. О чем можно говорить, о чем нельзя, не различала уже.

* * *

— Ты дома? Я заеду, привезу, что ты просил, — торопливо сообщил по телефону Витя.

— Я не дома. А ты где сейчас? — уточнил Мажарин, тайно удивляясь быстроте, с которой сработал друг.

Выйдя утром от Марины, сразу позвонил ему и попросил достать архив из Склифосовского.

Все документы, какие только есть на Стэльмах. Если они там вообще есть…

— На Сретенке еще.

— Давай в «Шотландскую клетку», я рядом.

— Отлично. Я как раз с утра голодный.

— Через пятнадцать минут буду, — чувствовал легкий нервный озноб, понимая, что новости будут далеко не радостные.

Конечно, Витя не удержался и напомнил Мажарину, как плохо для него всё закончилось прошлый раз, но просьбу выполнить согласился. И не первую подобную просьбу. Он уже Савину по гроб жизни должен за его отзывчивость.

С чего начинать поиски, долго раздумывать не пришлось: была какая-то болезнь и была какая-то подруга из Склифа. Только совсем безмозглый не сведет эти факты вместе. Найти информацию для Витьки не проблема, особенно, если знать, где искать. Это как раз его профиль — он в Информационном Центре МВД работает.

К ресторану Мажарин подъехал первым. Заняв маленький двухместный столик в дальнем конце зала, предупредил официанта, что будет не один, и заказал кофе. Есть не хотел, аппетита не было.

Савин пришел через пять минут, уставший после трудового дня, но бодрый от новостей.

— Привет. Как день прошел?

— Витя, ты меня к чему-то подготовить хочешь? — снисходительно улыбнулся.

Друг смутился и громко вздохнул.

— Там п*здец… — произнес беззвучно, одними губами, и, отказавшись от мысли придумать какое-то вступление, отдал Сергею папку, которую принес с собой.

— Я и не сомневался.

— Ты на даты посмотри.

— Вижу.

Со стороны казалось, что Мажарин листал полученные документы равнодушно, не вникая в написанное. Только румянец, поднимающийся снизу и багрово заливший шею и лицо, выдавал его чувства.

Витя хотел сказать что-то еще, уже сделал вдох, но осекся, столкнувшись с мажаринским взглядом. Этот взгляд, казалось, откинул его от стола, заставив молчать.

Савин и смолчал. Это действительно лучше, чем говорить ободрительные глупости. Не хотел бы он быть сейчас на месте друга. Не дурак же, понимал прекрасно, что из-за Маринки тогда всё случилось, она в этом замешана. Сначала Серёга ее искал, потом пришлось искать самого Серёгу.

Нашли. Успели. Трое суток он пролежал в реанимации, не приходя в сознание. Не знали, выживет ли. Потом дышать учился самостоятельно, ходить. Операции, лекарства. Долгая реабилитация. И всё из-за бабы!

Семь лет прошло, наладилось, забылось вроде и вот снова: «Витя, найди…». Не хотел, честно говоря, искать ее, язык прикусывал, чтобы что-нибудь резкое не сказать, потому что до сих пор помнил то время, те страшные дни. Будто вчера мотался в больницу, в палате рядом с ним сидел, когда он даже говорить не мог. А этой стерве хоть быть что, она даже не появилась, где ее носило, непонятно. Теперь понятно: где носило и что не стерва.

Глядя на Мажарина, Савин снова задумался, высказать ли крутящуюся в голове мысль или остановиться на сказанном.