Оксана Сергеева - Мажарин

Потом Марина забеременела, и это не было каким-то удивлением. Это было ожидаемо и логично. Задержка. Тест. Анализы, которые подтвердили здоровую беременность. Шаг за шагом он проникался этой мыслью: «У него будет ребенок. Скоро он станет отцом». С каждым днем к его ожиданиям прибавлялись все новые и новые штрихи. Марина менялась, в ней рос их ребенок. Каждый момент они пережили вместе. Все страхи, сомнения, токсикоз, прихоти, недомогания. Головные боли, боли в пояснице, ложные схватки. Перепады настроения, быстрая усталость и неожиданный прилив энергии.

Он переживал за нее. Страшно переживал, но своими волнениями с Мариной не делился, не желая добавлять ей тревог. Она и так стала мнительной. Но беременность протекала хорошо, что давало надежду: роды тоже пройдут без осложнений.

Сынок появился на свет вовремя, точно в срок, обозначенный врачом. Когда у Марины начались схватки, она была уже в роддоме — Мажарину позвонили.

Еще задолго до родов Марина расспрашивала Лиду, как та рожала. Смеялась: а вдруг она не поймет, что рожает. Лида сказала: «Не пропустишь, сразу поймешь». И действительно Марина сразу поняла. Будто кто-то сигнал подал:

«Началось». Тело обдало незнакомым жаром, и ее охватило состояние ни с чем не сравнимое. Боль тут ни при чем, поначалу она была терпимой. Потом стала сильнее. Стала почти невыносимой. Временные промежутки между схватками становились все короче. Марина считала минуты. И сами схватки. Каждая новая волна боли приближала ее к долгожданному событию — рождению малыша.

Уже близко, уже вот-вот… она скоро возьмет на руки своего малыша…

Потом последняя, самая сильная, окрашенная криком…

Ее. И Его, резким, громким. От которого колесо жизни взяло новый оборот, и самые простые вещи вновь превратились в непостижимо дорогие истины.

Устало улыбаясь, она смотрела, как муж взял на руки их сына. Зря, она переживала, как будет выглядеть во время родов, как Мажарин отреагирует и все это переживет. Ей было все равно. Ей было сейчас совсем не до этого…

Сын!

Как в омут с головой. В кипяток. Осознание обожгло внезапностью.

Детский крик — и вот он, барахтающийся комочек у него на руках.

Не понимала Марина, зачем ему присутствовать на родах. Боялась, что после этого он будет чувствовать к ней отвращение. Глупая. Но Сергей не смог бы объяснить, почему настаивает и упорствует. Савин отговаривал, предупреждал, что зрелище не из приятных. Оно и понятно, ничего приятного нет в том, когда наблюдаешь, как твоя любима жена корчится от боли.

Никто не поймет. Он бы никому не сказал. Ни другу своему, ни даже жене. Насколько важно ему видеть ее боль. Как важно ему почувствовать.

Каждой клеточкой. До спинного мозга этой болью проникнуться, муками — до того самого отвращения. До самой изнанки. Чтобы по каждой венке она протекла. Чтобы от переживаний снова желудок полный льда. По самое горло.

Все перенести с ней нужно, глазами видеть. С ней вместе отмучиться. Возненавидеть весь мир за ее страдания и снова весь мир полюбить. Потому что когда-то давно, когда он был ей очень нужен, его не оказалось рядом.

Сын. Первый раз у него на руках. Сергей пригнулся и некоторое время слушал его дыхание, чувствуя, что это легкое трепетное шевеление воздуха снимает с его плеч шлейф пережитого. Сердце рвалось от беспредельной любви и нежности.

Потому что предела больше нет, они с Мариной перешагнули его, разрушив семилетнюю реальность, которую придумали для себя сами и к которой сами себя приучили.

— Мажарина, я люблю тебя… — сказал он ей, так и не оторвав взгляд от маленького личика.

Марина вышла на улицу. Надевая варежки, остановилась и глубоко вздохнула — в носу холодно и приятно защипало. Дети играли во дворе, их смех, крики, и без того пронзительные, звенели на морозе хрустально. Митька, старший племянник Мажарина, помогал маленькой Веронике лепить снеговика. Тимошка барахтался в сугробе вместе с собакой, будто купался.

— Сереж, загоняй этот табор домой, ужинать пора.

— Не хотят, — засмеялся муж, вытряхивая снег из капюшона семилетнего сына.

— Мам, ну еще немного! На улице так классно! — заголосил Сашка, протестуя.

— Угу, классно… Вы все мокрые, не дай бог простудитесь.

— Не простудимся! — обещал сын, словно простудится он или нет, зависело только от его обещания.

— Ладно, — улыбнулась Марина, пригнувшись. — Целуй маму.

Саша звонко чмокнул ее в щеку.

— Спасибо, мамочка! — счастливо крикнул он и побежал к двоюродным братьям.

Димку и Тимошку отправили к ним погостить. Жаль только, что зимние каникулы такие короткие, и на днях племянников уже заберут обратно в Питер. Они были очень дружны с их сыном, относились к нему, будто он им брат родной, и просто обожали крошку Веронику. Хорошо бы вот так на всю жизнь. Чтобы они, будучи взрослыми, чувствовали друг к другу такое же родство.

Марина понимала нежелание детей заходить в дом. Зима не так часто балует погожими для долгих прогулок деньками, а сегодня погода и правда выдалась чудесная.

Снег валил хлопьями, пышно нависая на еловых ветках. Он золотился под мягким светом фонарей и темнел до глубокой синевы в тени. Влажный, липкий, хрустящий, он так и просился в руки. Марина сгребла полные пригоршни, скатала снежок и бросила в мужа.

Получив удар в грудь, Сергей тут же призвал на помощь сына:

— Шурик! Нас атакуют!

— Тима, помогай! — крикнула Марина, отбегая подальше и комкая в руках новый Снежный снаряд.

Завязалась нешуточная перестрелка, в которой уже через минуту не было понятно, кто нападал, а кто оборонялся. Проигравших в этой битве не случилось, выигравших тоже. Все довольные и усталые поплелись в дом, по пути стряхивая налипшие подтаявшие комья с рукавиц и вытряхивая снег из капюшонов курток.

— Дима, только одежду в шкаф не убирайте, все сушить.

— Хорошо, — откликнулся Дима, обещая проконтролировать малышню.

— Кошмар, Димка басит как — голос уже ломается.

— Тринадцать лет пацану, что ты хочешь. Скоро и наш басить начнет.

— Ой, скоро… — отмахнулась Марина, а потом подумала: и правда — скоро. Семь лет их сыну.

Четыре — дочери. Пролетели годы, не боясь можно сказать, как один день. Не успеют оглянуться — совсем дети вырастут.

Мажарин остановил жену на пороге. Ему вдруг захотелось поцеловать ее такую.

Раскрасневшуюся, с блестящими глазами и запутавшимися в волосах снежинками. Он скинул перчатки и схватил ее лицо в ладони. Марина засмеялась за мгновение до поцелуя, и ее смешок, будто снежинка, растаял от касаний его горячих губ.

Они зашли в теплый дом. Дети уже разделись и, побросав вещи в просторном холле, бесились в игровой комнате. Стоя на пороге, чему-то возмущалась маленькая Вероника. Домашний питомец Мажариных, видимо, во всем поддерживая девочку, активно ей подтявкивал.

Сергей подхватил дочурку на руки:

— Опять пацанов строишь, да?

Ника весело засмеялась, рассыпая вокруг искры задора, которые неизменно заражали всех безудержным смехом.

— А чего они так громко говорят?

— Когда ты громко говоришь, тебе можно, да? — с улыбкой глядя на свое чадо, спросил отец.

— У меня от них слух режет, — закрыла ладонями уши.

— Ничего, это скоро пройдет. Сейчас поужинаем, и все успокоятся.

— Я хочу омлет с сосисками.

— Омлета нет, есть суп.

— А я не хочу суп, я хочу омлет с сосисками.

— Надо кушать суп, а то у тебя будет болеть животик. Как у Блохастика. Он не кушал суп, поэтому у него гастрит.

— У него гастри-и-ит? — удивленно округлила яркие голубые глаза Ника, произнося интересное слово.

— Угу. Ты же не хочешь к доктору?

— Нет-нет-нет, — замотала головой.

— Вот. Поэтому нужно слушаться маму и папу. Пойдем ручки мыть.

Сергей зашел с дочерью в ванную комнату на первом этаже, открыл кран с водой, и девочка самостоятельно вымыла руки.

— И лицо, — напомнил он, и Вероника послушно потерла щеки мокрыми руками. — Молодец, — похвалил отец, вытирая малышке руки и лицо мягким полотенцем.

— На ручки, — попросила она и потянула руки.

— А сама?

— У меня усталость.

— Тогда вопросов нет, конечно, раз усталость, — шутя, согласился он, снова подхватывая ее.

Они пришли на кухню, где Марина, снуя туда-сюда от плиты к столу, накрывала ужин.

— А я не хочу суп, я хочу омлет с сосисками! — заявила Вероника, рассчитывая повлиять на мать, раз отца убедить не удалось.

— Нет омлета, — все равно сказал Сергей.

— Так, хватит спорить, а то устроили мне тут… — погасила Марина разгорающийся спор. — Никуша, омлет ты ела на завтрак, так что не настаивай.

— Зоопарк устроили! — засмеялась Вероника, почему-то снова развеселившись.

— Вот. Лучше с папой поиграй в зоопарк. Назови, каких животных знаешь.

— Всех знаю!

— Не верю, — притворно качнула головой мама, — ой, не верю.

— Домашних или диких? — уточнила девочка.

— Ты же сказала, что знаешь всех.

— Всех, — Вероника кивнула и сосредоточенно нахмурилась, — корова… носорог…страус…корова… лиса… жираф…

Сергей погладил дочурку по голове и поцеловал в висок. Маленькая, такая упрямая, старательная… Хорошо помнил, как впервые взял на руки своего сына. Помнил то безграничное счастье, которое разлилось в душе. Он его до сих пор чувствовал. Оно в достижениях их с Маришей сына.

Оно в достижениях их дочери.

Когда Марина рожала Веронику, Мажарин тоже присутствовал при родах.

Малышка появилась на свет через три года после Сашки. Сноваожидание чуда все девять месяцев, снова мучительные переживания в родзале и горячее осознание: «У меня дочь!». Крошечная, нежная, любимая девочка, разбудившая в нем новые чувства. Растопившая остатки льда и сгладившая все рубцы.