Так продолжалось несколько минут — время словно застыло. Наконец, когда его пенис стал съеживаться, уменьшаться, девушка вновь ушла в себя, стала прежней, спокойной, чуть холодноватой. Она похлопала его по плечу, словно благодаря за доставленное наслаждение, и в этом жесте не было ничего нежного, хоть отдаленно напоминавшего ласку. Она уже была далеко, независимая, озабоченная своими делами. Ее искушенная любовная игра была только игрой, девушка не питала к своему партнеру никакого чувства. Ею владело только желание и, может быть, нечто несравненно более холодное и примитивное, чем желание.

Мужчина устало наблюдал, как девушка исчезает в ванной. Зажегся свет. Послышался шум воды. Наконец она вернулась, по-прежнему обнаженная, но в ее движениях уже не было ничего чувственного.

Девушка села на край кровати, натягивая чулки. Когда она встала, чтобы поискать трусики, вид пояса с подвязками почти возбудил его снова; мужчина даже приподнялся и попытался дотянуться до нее рукой.

Девушка натянула трусики, потом крошечный лифчик. Она как будто забыла о своем любовнике-слишком была поглощена собой. В последнее время на нее свалилось слишком много дел и все труднее становилось улизнуть даже по вечерам, чтобы встретиться с ним.

Девушка отыскала комбинацию, надела ее, потом облачилась в платье, дорогое, хорошо сшитое, неярких тонов. Озабоченно оглядываясь, она собрала шпильки, возвратилась в ванную и, встав перед зеркалом, подкрасилась и заколола волосы. Потом подошла к нему, села на край постели и улыбнулась. Она знала: ему нравится смотреть, как она одевается.

— Когда позвонишь?-спросил он.

— Когда разузнаю что-нибудь для тебя.

Он высоко поднял брови:

— Не раньше?

— Возможно, и раньше. Если будешь хорошим мальчиком.

Наступило минутное молчание.

Мягкий пальчик коснулся его носа, подбородка, соска, описывая маленькие кружки, скользнул ниже, к животу, погладил пенис. Девушка уже собралась было сжать его, но мужчина схватил ее за руку:

— Я хотел бы, чтобы ты выражалась яснее.

— Как это?

Ее пальцы чуть напряглись.

— Например, объяснила бы, сколько еще ждать.

— Ты слишком нетерпелив, — улыбнулась она.

Мужчина отстранился.

— Знаю, -согласился он. Не было смысла давить на нее.

— Я делаю все, что в моих силах. Все держится в секрете. Ситуация меняется с каждым часом, а мне никто ни о чем не говорит.

Интересно, можно ли ей верить?

— Она умна, не так ли?

— Да, -вздохнула она. — Очень.

— Позвони мне во вторник независимо от того, будут новости или нет.

Девушка молча кивнула и, резко тряхнув головой, поднялась.

— И помни, — предупредил он, — никогда не звони мне на работу. Никогда!

Она передернула плечами. Каждый раз одно и то же, словно он не убедился уже, что может полностью ей доверять.

Раскрыв сумочку, она вынула оттуда очки — вещь, которую она всегда снимала первой и надевала последней. Лицо девушки окончательно преобразилось — теперь это была холодная и бесстрастная деловая женщина.

— Спокойной ночи, — сказала она.

Ему не хотелось отпускать ее, но он понимал — девушке нельзя опаздывать на работу, иначе начнутся расспросы, и тогда все пропало.

— Спокойно ночи, Мата Хари, — ответил он.

Слегка улыбнувшись, девушка накинула пальто и вышла за дверь.

Глава 38

5 марта 1959 года

Фрэнси проснулась внезапно, как будто ее толкнули, и долго не могла понять, где находится. С трудом подняв отяжелевшие от сна веки, она оглядывала темные стены, не узнавая окружающей обстановки.

На секунду Фрэнси показалось, что она вновь в своей старой комнате, в родном доме в Пенсильвании. Ей даже почудилось, что из кухни доносятся тихие голоса родителей.

Детские воспоминания, словно мягким крылом, коснулись ее. Фрэнси ощущала знакомый запах старого дома, видела трогательные картинки на стенах, окна, выходящие во двор, где около качелей лежал брошенный велосипед…

Она вновь прикрыла глаза и уплыла в сон, счастливо вздыхая от сознания, что скоро ее окончательно разбудит запах горячего кофе, и на столе будет завтрак, и мама нежно улыбнется дочери…

Но сон вновь улетел, и Фрэнси наконец вспомнила, где она. На стенах спальни не было картин в рамках, здесь также не было ни игрушек из ее детства, ни письменного стола, за которым она делала уроки. Только встроенный шкаф и каталожные ящики.

Повернувшись, Фрэнси долго смотрела на спящего рядом Сэма. Ночные видения смутили ее, заставили спутать два мира, находившихся один от другого в сотне световых лет. Фрэнси захотелось протянуть руку, коснуться Сэма, прижаться к нему. Но она не решилась и, выскользнув из постели, на цыпочках прошла в гостиную.

Никто из всей их команды не мог позволить себе не спать по ночам-отдых был редкой роскошью. Они трудились допоздна, без выходных, и спали всего пять часов в сутки.

Но никто не работал больше Фрэнси. Необходимость вынудила ее передоверить деловую сторону проекта Джоэлу Грэггу. Сэм занимался компьютером, делая все своими руками — от сборки до корпусирования. Что касается Фрэнси, она бросила все, чтобы с головой уйти в создание основной программы для нового компьютера.

Сэм и Дэна, самые опытные программисты, считали, что программа Фрэнси-гениальное изобретение, которое прославит ее на весь мир. Но у Фрэнси не было времени восхвалять себя-так много еще нужно сделать! И прежде всего отладить программу, полностью подготовить ее к тому моменту, когда компьютер будет готов, а этого уже недолго ждать.

Фрэнси все ночи проводила с Сэмом. Они вместе возвращались в его мансарду, ужинали вдвоем, а потом занимались любовью или, если день был особенно трудным, рано засыпали в объятиях друг друга. Казалось, проходило всего несколько секунд, и будильник начинал трезвонить, заставляя просыпаться. Фрэнси вставала раньше Сэма, готовила кофе, наспех принимала душ и одевалась. Мысли ее были уже далеко, предстоял еще один этап безумной гонки. Нежное создание, задыхающееся ночью от страсти в сильных руках Сэма, исчезало и не появлялось до самого вечера, когда можно было сказать, что сделан еще один шаг к достижению цели.

Такова была теперь жизнь, которую вела Фрэнси. Она не роптала, более того, старалась даже не задумываться над тем, какое бремя возложила на себя, и чем все это закончится. Работа поглощала ее дни, а наслаждение — редкие моменты отдыха…

Усевшись в кресло и глядя на стоявший в углу разбитый остов того, что называлось когда-то «9292», ящик с проводами и печатными платами-торчавшими из него, словно набивка из разорванного плюшевого медведя, Фрэнси задумалась, испытывая какое-то непонятное беспокойство.

То, над чем она и ее товарищи трудились день и ночь, все еще не имело названия. Эта навязчивая мысль, словно гвоздь, засела у нее в мозгу. Они обсуждали имя их детища с Сэмом, Дэной, Ли, Джоэлом и остальными, но безуспешно. Все предлагали либо цифровые названия, вроде «ЕРА-1103», либо буквенные сокращения типа «UNIVAC». Но Фрэнси каким-то шестым чувством сознавала, что ни то ни другое неверно в принципе и скорее помешает успешной продаже компьютера, чем поможет. Следовало придумать что-нибудь простое, земное, дружелюбное. Бизнесмены и так до смерти боялись компьютеров, а названия вроде «IBM» и «UNIVAC» только пугали их еще больше, заставляя думать об огромных расходах и сложностях работы с непонятными машинами. Фрэнси долго размышляла, чувствуя, как мышцы вновь наливаются усталостью. Она легла на диван и сделала еще одну попытку напрячь мозги, но работа на ум не шла, и Фрэнси снова, как и часом раньше, принялась вспоминать те счастливые дни, когда весь мир для нее сосредоточивался в матери, доброй и нежной, каждое утро будившей ее поцелуем. Хелен надевала на дочь джинсы, майку и отправляла гулять или помогать отцу в мастерской.

Да, беззаботное время, как оно бесконечно далеко от сумасшедшего мира, в котором она теперь жила. Что она растеряла по пути? В какой момент покой и мир прежней жизни навеки покинули ее?

Хелен Боллинджер долго страдала, но ни разу не пожаловалась. Фрэнси представила себе мать, сидевшую в кресле с книгой или вязанием и потихоньку толковавшую о чем-то с отцом.

Оба постепенно привыкали к мысли, что их совместной жизни скоро придет конец. И Фрэнси, подражая отцу, тоже старалась воспринимать предстоявшее им как ужасную неизбежность и никогда не говорила об этом вслух. Это горестное молчание, в котором приходилось жить, накрепко связало всех троих, и казалось, так могло продолжаться вечно.

Но однажды матери не стало. Сначала приехала «скорая помощь», потом явился агент похоронного бюро. Собрались друзья и родственники, пастор прочитал поминальную молитву, все отправились на кладбище, откуда Фрэнси с отцом возвратились в опустевший дом. Только теперь, когда искусственное оживление, вызванное похоронными хлопотами, испарилось, они в полной мере осознали свою потерю. Несколько недель оба жили в каком-то забытьи, которое Фрэнси не забыть никогда. Худшей боли, чем та, которая сблизила их, ей еще не приходилось выносить.

И тут словно сам Господь послал им помощь.

У Мэгайров, их соседей-фермеров, была вдовая тетка, недавно эмигрировавшая из Ирландии и теперь изнывавшая от безделья в Америке. Всю жизнь она была только матерью и домохозяйкой, но дети давно уже выросли и жили отдельно. Женщину звали Молли.

Мэгайры предложили ей пожить с Фрэнси и Маком и на первых порах помочь им по дому. Поскольку Молли получала за мужа страховку, да и сбережения кое-какие у нее были, ее не смущало скудное жалованье, которое Мак мог позволить себе платить ей. Молли нравилась сдержанность Мака, и она быстро подружилась с девочкой.

Несмотря на то что Молли вечно ворчала, проклиная тяжелую жизнь в Америке, своих родственников, возраст, болезни и все такое прочее, она, подобно Хелен Боллинджер, обладала сильной волей и упорством, и под ее эгидой дом ожил. Молли без устали трудилась: вязала свитера для Фрэнси и Мака и платки с национальным ирландским узором, великолепно готовила тушеную говядину с капустой и ирландское жаркое; стирала, убирала и вообще следила за чистотой. Она быстро научилась, как это делала Хелен, выводить Мака из мечтательного состояния и отправлять его на работу, а Фрэнси помогла незаметно превратиться из неуклюжего четырнадцатилетнего подростка в нарядно и аккуратно одетую красивую девушку.