Он обнял Ланну рукой за плечи и привлек ее к себе. Она почувствовала себя в его объятьях, как в уютном гнездышке. Но когда она попыталась согнуть правую ногу, чтобы закинуть ее на Сокола, ноющие мускулы яростно запротестовали.

– М-м-м, – невольно вырвался у нее тихий стон.

– Я не сделал тебе больно? – в голосе Сокола слышалась тревога.

– Нет, – Ланне все же удалось с некоторым трудом занять положение, к которому она стремилась, и, положив голову на его плечо, она объяснила: – Я сегодня каталась верхом, и мы ездили довольно долго.

– И теперь у тебя болит все тело, – Сокол беззвучно рассмеялся ей в волосы. – Что тебе нужно – так это хорошенько растереть мышцы.

– К сожалению, единственный массажист, которого я знаю, – это физиотерапевт, который работает в больнице Феникса.

– У тебя в ванной есть какая-нибудь примочка?

– Да. А почему ты спрашиваешь? – Ланна, заинтригованная, отвела голову назад, пытаясь рассмотреть в темноте его лицо.

Сокол выпустил ее из своих объятий, и Ланна ощутила, как выпрямился прогибавшийся под его тяжестью матрас, когда Сокол легко спрыгнул на пол.

– В свое время я растирал множество больных лошадей, и ни одна из них не жаловалась. Думаю, что сумею позаботиться о длинноногой кобылке вроде тебя.

Приподнявшись на локте, Ланна наблюдала, как его еле различимая в темноте фигура прошагала по комнате в сторону ванной. Затем она услышала, как открылась дверь. Секундой позже послышался щелчок выключателя, и в ванной зажегся светильник, отбросив на пол спальни яркое прямоугольное пятно света. Ланна зажмурилась, откинувшись на подушку, затем она услышала приглушенное позвякивание бутылочек и пузырьков.

Когда Сокол направился в комнату, он не стал выключать свет, и Ланна мельком увидела, как он, обнаженный, появился на пороге ванной, но при первом же шаге падавший в спину свет превратил ее возлюбленного в темный силуэт на фоне светящейся двери. Однако то, что Ланна увидела, заставило ее затаить дыхание. Его тело цвета меди, высокое и худощавое, сплошь покрытое броней тугих мышц, являло волнующий образец мужественности. Ланна еще не вполне оправилась от этого зрелища, а Сокол уже стоял возле кровати.

– Нам лучше стащить это покрывало, или мы перемажем его этим маслом. Тогда придется объяснять, откуда взялись эти масляные пятна, – напомнил он.

Ланна села на кровати, чтобы скатать покрывало и сдвинуть его к ногам постели, затем легла на середину матраса. Пятно света, проникавшего из ванной, упало ей на плечо и осветило девушку. Она почувствовала, как по ее телу блуждает взгляд Сокола, и испытала небольшое потрясение, обнаружив, что в ней совершенно исчезли смущение и застенчивость. Напротив, его пристальный взгляд был Ланне приятен.

– Перевернись на живот, – приказал Сокол.

– Зачем? – запротестовала Ланна, подумав, что, лежа на животе, она будет лишена возможности видеть его.

– Потому что после верховой езды обычно болит зад, а не живот, – поддразнил ее Сокол.

Ланна с порозовевшими от шутки щеками перекатилась на живот, положив голову на согнутые в локтях руки. Девушка словно бы видела себя со стороны, и ее слегка смущало положение, в котором она распростерлась на кровати, но все же ей удалось расслабить мышцы, как того потребовал Сокол. Матрас прогнулся под его тяжестью – он сел рядом.

Он начал массаж со ступни, намазав маслом пятку и свод стопы, и затем начал медленными, сильными движениями разминать ногу, обрабатывая отдельно каждый пальчик. Ощущение было настолько приятным, что Ланна не могла оставаться напряженной под этими успокаивающими прикосновениями. Когда лодыжка была промассирована, руки Сокола скользнули выше и принялись за икру. Затем его сильные, умелые пальцы перешли ко внутренней поверхности бедра, где боль была особенно сильной, и Ланна вздрогнула от этих проникающих в самую глубину мышц прикосновений, награждавших ее странным сочетанием наслаждения и боли.

– Расслабься, – мягко упрекнул ее Сокол.

– Тебе-то легко говорить, – проворчала Ланна, но более уже не противилась рукам, столь мастерски управлявшимся с ее напряженными мускулами и полностью их расслаблявшим. – Сокол, разве у тебя нет никакого честолюбия? – проговорила она через некоторое время, вспомнив непонятно почему то, что говорил о брате Чэд.

– Ты собираешься меня перевоспитать? – Сокол перешел к другой ноге и повторил всю процедуру в том же порядке, начав со ступни и двигаясь вверх к бедру.

– Нет, – Ланна улыбнулась, уткнувшись лбом в сложенные руки, и закрыла глаза, наслаждаясь мягким покалыванием в размятых ногах. – Не думаю, чтобы мне хотелось видеть тебя каким-то другим, а не таким, каков ты есть. Но просто Чэд упоминал о том, что у тебя нет никаких стремлений, и я… мне интересно, правда ли это.

– Ты хочешь сказать, что сомневаешься в словах Чэда? Ну что же, ты сделала первый шаг в верном направлении, – пробормотал Сокол и сразу же сухо прокомментировал: – Если ты понимаешь под стремлениями и честолюбием жажду власти и непомерного богатства, то отвечу тебе «нет». У меня нет никакого честолюбия.

Раздвинув Ланне ноги, Сокол принялся разминать нежную плоть ее ягодиц, массируя и потряхивая их. Эти прикосновения были одновременно возбуждающими и успокаивающими, бесстрастными манипуляциями лекаря и вместе с тем интимными ласками любовника. Сердце у Ланны вновь гулко застучало, как ни старалась она его успокоить.

– Что-нибудь не так? – осведомился Сокол насмешливо и понимающе.

– А ты словно сам не знаешь, – она задвигалась под его руками, пытаясь ускользнуть, но Сокол плотно прижал ее к матрасу.

– Лежи тихо. Я работаю.

Ланна повиновалась, стараясь подавить в себе внезапно возникшее возбуждение. Она вернулась к разговору о человеке, неожиданно ставшем для нее таким близким, оставаясь при этом по-прежнему загадочным.

– Тебе не хотелось бы испытать свои силы и руководить каким-нибудь большим предприятием? Теперь ты владеешь половиной ранчо. Что ты будешь с ним делать?

– А что я, по-твоему, должен с ним делать?

– Почему ты все время увиливаешь от моих вопросов? Ты хуже какого-нибудь политикана, – проворчала Ланна. – Какая у тебя была основная специализация в университете?

– Управление в бизнесе. – Сокол немного помолчал и добавил: – А второстепенная – политические науки.

– Мне следовало бы сразу это понять, – она тихо рассмеялась. – По-моему, ты для этого создан.

– Так мне говорили. – Его руки продолжали свою магическую работу, трудясь над ее талией и спиной. – Ничего удивительного. У меня с самого детства был большой опыт в скачке с препятствиями.

Ланна не сразу поняла, что он имеет в виду. При чем здесь скачки? Но затем догадалась, что Сокол в обычной своей манере намекает на юность, проведенную среди чужих людей.

– М-м-м, какое чудесное ощущение, – пролепетала она, когда пальцы Сокола прошлись по ее позвоночнику до самого затылка. – Я думаю, что Чэд чувствует в тебе какую-то для себя угрозу. Не оттого ли, что ты умен и образован и, возможно, способен управлять «Фолкнер энтерпрайз» так же хорошо, как и он, а может, даже и лучше?

– Чэду никогда в жизни не приходилось принимать решения с ходу. Он человек флегматичный. Прежде чем начать действовать, он должен выработать план. И если у него что-нибудь не получается, то уже все начинает валиться из его рук. – Это явно не было прямым ответом на ее вопрос. – А впрочем, если тебе хочется поговорить, выбери лучше какую-нибудь другую тему, помимо Чэда, – посоветовал Сокол и принялся растирать ребром ладони плечи и лопатки Ланны.

Это было настолько приятно, что Ланне вообще расхотелось говорить о чем-либо. Закончив растирать спину, Сокол выпрямился, стоя рядом с ней на коленях.

– Перевернись.

Ланна гибко изогнулась и перевернулась на спину. Сокол тоже переменил положение и, сместившись к ногам кровати, начал растирать намасленными руками натянутые связки прямо над ее коленями. Ланна с возрастающим восхищением следила, как бугрятся и перекатываются мышцы на его могучих плечах и мускулистых руках. Свет, сочащийся из ванной, сверкал на его коже цвета бледной меди и мерцал в черноте волос.

В ней медленно нарастало желание, делавшее прикосновения Сокола особенно чувственными. Древний инстинкт заставил бедра девушки ритмично двигаться навстречу его массирующим рукам в безмолвном приглашении. Сокол словно не обращал на это никакого внимания. Но это было не так. Наверное, она могла бы унять разгорающийся в крови огонь, если бы не видела, что он тоже начинает возбуждаться.

– Сокол, – она потянулась к его руке и, завладев ладонью, положила ее себе на грудь, а затем притянула Сокола к себе.

Больше ничего не надо было говорить. Его губы с опьяняющей силой накрыли ее губы. Это была неожиданная и непроизвольная вспышка страсти. Сокол проник в нее, и его тело слилось с изгибающимся дугой навстречу ему телом Ланны. Он оторвался от ее губ лишь затем, чтобы, уткнувшись в шею Ланны, пробормотать:

– Если ты утром проснешься разбитая и с болью во всем теле, то тебе придется утешаться только одним: все будут уверены, что это от того, что ты ездила верхом, а не от того, что ездили на тебе.

Страсть подстегивала их тела, доведя Ланну и Сокола до полного изнеможения. Опустошенная физически и полностью истощив все чувства, Ланна мгновенно уснула в его объятиях, словно провалившись в сладкое забытье. Выражение его спящего лица было мягким и удовлетворенным.

Как и в прошлый раз, Сокол бесшумно выскользнул из ее спальни, когда на краю ночного неба засветилась, словно тонкое кружево, первая серая полоска рассвета. Когда Ланна проснулась и обнаружила, что она лежит в кровати одна, солнце стояло уже высоко. Разочарование, которое она испытала, смягчало понимание, что так, к сожалению, и должно быть.


Ланна направлялась к конюшням, стараясь держаться в тени деревьев, в широких кронах которых заливались птицы. Их веселые трели как нельзя лучше соответствовали ее настроению, и потому она беззаботно к ним прислушивалась. Она пыталась рассмотреть хоть одну певунью и то и дело вглядывалась в ветви, распростертые над головой.