Она замолчала, поглощенная своими мыслями. До того, как она встретила Джона, жизнь ее была такой пустой. Наверное, именно это – общее ощущение одиночества – сделало их дружбу по-настоящему крепкой и душевной. Ланна медленно обвела свою комнату затуманенным взглядом. После того как появился Джон, эта квартира начала казаться ей настоящим домом. И вот все опять заколебалось, готовое рухнуть… Ее глаза остановились на Соколе, растянувшемся в кресле. Какой он замкнутый, какой неприветливый, неспособный сочувствовать мукам, которые она испытывает… Взрыв негодования и раздражения заставил Ланну вскочить на ноги. Она сделала пару быстрых шагов и остановилась, обхватив себя руками.

– Уходите! – выкрикнула она, изо всех сил сжимая пальцами локти. – Из-за вас я чувствую себя такой слабой!

И наконец-то прорвавшиеся слезы хлынули у нее из глаз и потекли по щекам. Ланна тесно сжала губы, сдерживая рыдания, от которых сотрясались ее плечи. Она опустила голову, и каштановая завеса густых волос упала вперед, скрывая лицо.

И вдруг Ланна почувствовала прикосновение его рук и рванулась назад, чтобы освободиться. Но Сокол безо всякого усилия удержал ее, а затем повернул лицом к себе и, обняв за плечи, притянул девушку к своей груди. Он чувствовал, как все ее тело содрогается от плача. А Ланна вдруг ощутила в объятии его сильных рук какое-то безмолвное утешение. Почти спокойствие. Вдруг она поняла, что своими слезами совсем промочила ему рубашку. Все еще всхлипывая, Ланна постаралась взять себя в руки.

– Готова держать пари, что вы из тех, кто ненавидит рыдающих женщин, – произнесла она дрожащим голосом.

– Да, они скорее во вкусе Чэда, – признался Сокол, но Ланне показалось, что она расслышала в этом ответе не столько порицание, сколько нечто, напоминающее дружескую насмешку.

– Я расплакалась потому, что совершенно бессильна хоть чем-нибудь помочь Джону и что так долго и пассивно приходится ждать известий. – Ланна, не поднимая головы, утерла слезы. – Я все продолжаю уговаривать себя, что отсутствие известий – это уже само по себе хорошее известие, но…

Она не успела закончить фразы, так как раздался пронзительный телефонный звонок. Ланна вскрикнула и попыталась освободиться из объятий Сокола, но он только теснее сжал руки, чтобы удержать ее на месте.

– Я отвечу, – проговорил он мягко, хотя сдавившие ее руки властно напомнили Ланне о том, в каком щекотливом положении она оказалась сегодня ночью: даже в собственном доме ей не разрешено подходить к телефону.

Но оказалось, что он мог бы и не удерживать ее. Когда Сокол отпустил Ланну и широкими скользящими шагами направился к телефону, она обнаружила, что силы совершенно ее покинули. Не шелохнувшись, она смотрела, как он поднимает трубку. Очередная телефонная трель смолкла, не закончившись, словно вестник, которого прервали на полуслове. Наверняка это Чэд, как и обещал, звонит из больницы. Кто еще мог бы потревожить ее в этот ночной час?..

Сокол, стоя к Ланне лицом, поднес трубку к уху и что-то тихо произнес.

Ланна словно окаменела – всеми чувствами, всеми нервами и даже мышцами она вслушивалась в то, что он говорит. Но по односложным ответам Сокола невозможно было понять ничего. Она всматривалась в лицо Сокола, пытаясь по его выражению догадаться, хорошие или плохие вести сообщает невидимый собеседник. Но оно оставалось все таким же непроницаемым – ни единого проблеска хоть какого-нибудь чувства. Напряжение нарастало и стало настолько нестерпимым, что Ланне хотелось кричать, и, чтобы удержаться, она затаила дыхание. Наконец Сокол повесил трубку и повернулся к ней.

– Где вы держите виски? – спросил он.

– Виски? – недоуменно проговорила Ланна. Это слово вырвалось у нее вместе с дыханием, которое она удерживала. Какое виски имеет отношение к тому, что происходит! – Это ведь был Чэд, не так ли? Что он сказал? Как Джон? Он пришел в себя? Он теперь вне опасности?

– Если Фолкнер обедал у вас так часто, как вы рассказываете, то здесь должно быть виски. Он всегда любил пропустить рюмочку перед обедом, – стоял на своем Сокол. – Так где у вас бутылка?

– В шкафчике слева от раковины, – указала Ланна, поняв, что он не скажет ей ничего, пока она не ответит на его вопрос. – Я хочу знать, что с Джоном. Ему стало лучше? Он поправится?

Сокол, не отвечая, открыл настенный шкаф и вынул из него бутылку виски и стакан. Затем вернулся к Ланне, держа бутылку и стакан в одной руке, которые при каждом его шаге стукались друг о друга, издавая глухой звук.

– Его нет, – резко произнес он, не пытаясь смягчить сообщение утешительными словами. – Он умер сегодня ночью в час двадцать.

Ланна судорожно вздохнула и прикрыла рот рукой. С лица ее сбежали все краски, она почувствовала резкий приступ тошноты и головокружения. Потрясенная девушка не могла оторвать взгляд от голубых бесстрастных глаз Сокола, словно она ожидала, что он сейчас рассмеется и скажет, что это была всего лишь злая шутка. Но Сокол молчал. И Ланна наконец осознала, что это не шутка.

Вначале у нее неистово затряслись плечи, а затем дрожь охватила все ее тело. Ноги подкосились, но прежде, чем Ланна успела упасть, Сокол оказался возле нее и, подхватив девушку за талию, повел к креслу. Ланна бессильно опустилась на мягкое сиденье и застыла, оглушенная страшной вестью. Она не могла поверить, что это правда. Сокол молча присел на ручку кресла, отвинтил пробку с бутылки и налил виски в стакан.

– Это неправда. Он не умер, – проговорила Ланна слабым, дрожащим голосом.

– Выпейте-ка вот это.

Сокол прижал холодный гладкий край стакана к губам девушки, заставляя их разжаться. В нос ей ударил резкий запах неразбавленного виски, а затем рот наполнился огненной жидкостью. Виски мгновенно обожгло и парализовало горло. Ланна попыталась оттолкнуть руку, держащую стакан возле ее губ, но сил не было.

– Выпейте еще, – приказал Сокол и, не слушая ее протестов, заставил подчиниться.

Виски словно сняло с Ланны какое-то заклятие – немота и оглушенность отступили, оставив одну только грубую душевную боль. Она начала плакать, спрятав лицо в ладонях. Сама того не сознавая, Ланна раскачивалась взад и вперед. Она совершенно забыла о человеке, примостившемся рядом с ней на подлокотнике кресла и глядевшем, не отрываясь, на полупустой стакан с виски, который держал в руке. Он выпил содержимое стакана одним глотком и вновь наполнил стакан.

Ланна рыдала до тех пор, пока не прошел первый порыв горя, и бурный плач, словно ливень с грозой, сменился редким дождиком – несколькими горючими слезинками, продолжавшими литься из глаз. Ланна сжалась, будто озябнув от холода, потом подняла голову и обвела комнату невидящим взглядом. Ее охватило пугающее чувство пустоты, которую она ощутила внутри себя. Никогда еще мир вокруг не был таким холодным, мрачным и унылым. Ледяная пустыня, где негде укрыться от одиночества.

– Возьмите. – Ланна вновь обнаружила возле своих губ стакан с виски.

Ланна подняла трепещущую руку и, придерживая стакан, начала пить. На этот раз она была уже готова к обжигающему вкусу. И хотя слегка задохнулась, когда горло судорожно сжалось после первого глотка, но не закашлялась и мужественно отпила еще. Наконец рука убрала стакан, и Ланна тут же о нем забыла. Она откинула голову на спинку кресла и уставилась в потолок, чувствуя, как хмель мягкой волной разливается по телу, одурманивая чувства.

– Джон говорил, что у него есть надежное средство от похмелья, – вспомнила она. – Он собирался дать мне рецепт, потому что я сегодня вечером выпила слишком много шампанского. – Голова у нее раскалывалась от боли. – Господи, неужели все это было всего лишь сегодня вечером?

Она закрыла глаза. Как ужасно дрожит все внутри!

Рядом с ней послышался неясный звук. Какое-то движение. Кто это? Ланна открыла глаза и увидела склонившегося над ней Сокола. Ах, опять этот человек! Она совсем забыла о нем… В руках Сокола уже не было ни бутылки с виски, ни стакана. И взгляд сделался немного иным – в нем появилась какая-то покорная мрачность. Словно он внутренне смирился с чем-то. Рука его скользнула за спину Ланны.

– Что вы делаете? – в замешательстве спросила она.

– Вам надо лечь в постель.

Вторая рука подхватила Ланну под колени. Сокол поднял девушку из кресла и, прижав к своей груди, понес в спальню.

Ланна вовсе не считала, что он прав, но не протестовала. Она обвила его шею руками и положила голову на плечо Сокола, чтобы устроиться поудобнее. Ланна, словно наблюдая за происходящим откуда-то из страшной дали, мысленно отметила, как сильны его мышцы. И она вновь почувствовала, какое успокоение несет в себе его мощь.

В спальне Сокол поставил Ланну на пол, затем шагнул к стене и повернул выключатель. Темную комнату залил неяркий свет. Ланна наблюдала за Соколом, слегка покачиваясь. «Нет, самой до кровати не дойти… – подумала она. – Теперь меня, как маленькую девочку, надо водить за руку…» Сокол вернулся к Ланне, повернул ее спиной к себе и расстегнул молнию на платье. Она не сделала ни малейшего усилия, чтобы помочь или прекратить его действия. Платье соскользнуло с плеч девушки и упало на пол, мягкой волной прикрыв ее лодыжки. Затем Сокол взялся за подол нижней юбки и стащил ее через голову Ланны.

В ее памяти всплыли воспоминания о детстве, когда она по дороге засыпала в автомобиле, и отец приносил ее, сонную, в спальню. Как давно это было! Она точно так же, как сейчас, стояла неподвижно, а отец раздевал ее, чтобы уложить в постель. И вот теперь, столько лет спустя, эта ситуация повторяется, только вместо отца – Сокол, но ее это почему-то очень успокаивает. Расстегнут и снят бюстгальтер. Затем с ее ног соскользнули трусики.

– Где ваша ночная рубашка? – спросил Сокол, бесстрастно глядя на Ланну.

Девушка ответила ему непонимающим взглядом. Ночная рубашка? Она надевает на ночь пижаму. Разве он не помнит, что пижама лежит под подушкой? Губы Сокола сжались в тонкую прямую линию. Так и не дождавшись ответа, он повернулся к кровати и откинул в сторону покрывало. Затем опять поднял Ланну на руки и перенес на постель. Уложив девушку, он прикрыл ее одеялом и отошел от кровати.