Мой телефон зазвонил раньше, чем я успела доехать до дома.

– Она на самом деле беременна? – спросил Козаков.

– Об этом, Алексей, я не имею ни малейшего представления. Но вот что я хочу вам  сказать: ваша поездка намечена не на следующую неделю, а на конец этой. В  субботу мы летим в Петербург. Я заеду за вами в десять, будьте готовы.

– Хорошо.

– Катя заказала два билета. Но если нужен еще один – для Ирины – я могу его  найти.

Козаков ответил не сразу.

– Не надо, это лишнее. – И еще через пару секунд: – Может быть, вы спросите ее о  ребенке, Анжелика?

– При всем уважении, Алексей, я очень сомневаюсь, что она будет со мной откровенничать.

Пожалуйста, не забудьте: послезавтра, в субботу, десять утра.

И я повесила трубку. Разрешение моральных противоречий клиента не входит в мои  обязанности.

Но не думайте, что я не заметила: знаменитый мистик и гуру решил оставить свою  сексуальную Змею за бортом.

Утро субботы было холодным и пасмурным, как будто лето постояло у дверей в  нерешительности, а потом развернулось, плюнуло, да и ушло восвояси. Такси остановилось  у дома Козакова в 9.55. Мелкий дождь нещадно сыпал на серый московский асфальт,  и, разумеется, мистика у подъезда не было. Не было его и в 10.15, и в 10.30, а  телефон Козакова отвечал мне протяжными длинными гудками. В 10.45 знаменитый  автор кармических теорий появился на пороге – в плаще и с огромным клетчатым  зонтом в руках. Его лицо было загорелым и улыбчивым, а глаза светились таким  безупречным покоем, которому бесполезно искать объяснения.

– Доброе утро, – весело проговорил он, когда я вышла к нему навстречу. – Ну что,  поедем? – Он сложил свой клетчатый зонт, поставил в багажник дорогой кожаный  саквояж и раскрыл передо мной дверцу: – Прошу вас, Анжелика! – Затем он широко  улыбнулся и сел со мной рядом.

И сразу же еле заметный запах восточных благовоний наполнил воздух. Козаков расстегнул  верхнюю пуговицу плаща, положил руки на колени ладонями вверх. А потом, как и  положено знаменитому мистику, замер и погрузился в себя. И должна вам признаться,  что не восхищаться им было бы невозможно.

– Вы везете с собой ноутбук? – спросила я, когда мы пересекали границу города. –  Если да, то давайте сразу же скопируем на диск то, что вы успели написать.

Он не спеша повернул голову ко мне и улыбнулся:

– Пока не надо. Я не так уж много успел. Нужно было собираться, вы же понимаете…

– И все-таки давайте скопируем. Так мне, да и вам тоже, будет гораздо спокойнее.

– Дорогая Анжелика… Лика… Можно я буду вас называть так? Мне кажется, имя Лика  вам идет гораздо больше! – Козаков легко дотронулся до моей руки. – Так вот,  дорогая моя Лика, я совершенно не хочу вас утруждать.

– Мне не сложно. Это займет всего пару минут.

Мне случалось видеть мужчин, способных быстро распаляться, но никто из них не  мог бы сравниться с Козаковым. Он помрачнел, словно черная туча накрыла его  загорелое лицо, а от покоя не осталось и следа.

– Вы слушаете, что я вам говорю? – очень тихо спросил он, и от этого вопроса по  моей спине побежали мурашки. – Там нечего копировать. Нечего! Неужели это  непонятно?

Его голос был похож на шипение, а раздражение изливалось на меня, как яд. Что ж,  похоже, у мистика и его Змеи гораздо больше общего, чем могло показаться на первый  взгляд. И хотя Козаков говорил очень тихо, водитель заметно вздрогнул, а потом  обеспокоенно глянул на нас в зеркало. А я? Я всегда готова к сюрпризам.

– Что вы застыли, дорогая моя? Разве я непонятно говорю? – еще раз спросил  мистик.

– Теперь понятно, – так же тихо ответила я. – И если вы не против, я предпочитаю,  чтобы меня звали тем именем, которое мне дали родители.

– Извините. Я не хотел вас обидеть, – произнес он, и туча, омрачившая его красивое  лицо, стала медленно рассеиваться.

– Вам не за что извиняться. Вы не сказали ничего обидного.

Автор кармических теорий переживал кризис и воспринимал его весьма болезненно –  это было очевидно. Я бы совершенно не удивилась, если бы мне сказали, что он не  терял свой компьютер, а всего лишь пытался таким образом оправдаться перед  издательством за задержку новой книги. Но это всего лишь мое личное мнение, и,  разумеется, я оставила его при себе.

Что же касается моего звучного имени… Даже человеку, не наделенному воображением,  понятно, что сократить Анжелику до Лики было бы самым простым вариантом.  Выкинуть четыре буквы и навсегда избавиться от нескольких мучительных секунд  после знакомства и слов «Бывает же такое!», которые ясно читаются в глазах  собеседника. Но я никогда не пошла бы на подобное сокращение – ни в четырнадцать,  когда Маркиза Ангелов казалась убийственно жестокой, ни в двадцать, когда я с  успехом прятала лицо за раскрытыми книгами, ни тем более сейчас, когда приняла  свое уродство как данность. Почему я так упорствовала? От обиды на судьбу или от  того, что раз и навсегда смирилась со всем, полученным при рождении? Обе точки  зрения одинаково верны, и то, какую из них вы выберете, не имеет ни малейшего значения.

До самого аэропорта мы с Козаковым ехали в полном молчании, и только капли дождя,  которые вдруг стали большими и тяжелыми, гулко стучали по стеклу.

Все так же молча мы вошли в зал вылета. Видимо, в это пасмурное утро даже путешественникам  не хотелось покидать свои уютные городские квартиры: пассажиров в аэропорту было  на удивление мало.

– Мы успеваем. Регистрация еще не закончилась. Пойдемте, – позвала я Козакова и  достала из сумки билеты.

У нашей стойки было всего четыре человека. Я сняла куртку и повесила ее на ручку  моего небольшого ярко-зеленого чемоданчика – такой не нужно сдавать в багаж, но  если бы это и пришлось сделать – он ни за что не затерялся бы среди темно-серых  и черных.

Когда подошла наша очередь, я протянула билет мистику и сделала шаг вперед, но  тут же остановилась.

– Давайте-ка я пропущу вас вперед.

– Как вам удобнее, – улыбнулся Козаков и подошел к стойке.

Мне приходилось летать в самолетах с политиками, бизнесменами и даже с ведущим  популярной телепередачи, но еще никогда до этого я не видела, чтобы сотрудница  аэропорта за какую-то пару секунд расцветала самой солнечной из всех возможных  улыбок.

– Здравствуйте, – пропела она. – Я просто не верю моим глазам! Я читала все ваши  книги!

– Мне очень приятно это слышать, – ответил мистик, и, разумеется, его голос был  низким и бархатистым, он звучал, как музыка, вил коконы и хранил от непогоды.

– А когда же выйдет новая книга? – Щеки девушки заметно порозовели, а глаза  радостно вспыхнули.

– Очень скоро. И я обязательно подарю вам ее – с автографом, – пообещал Козаков,  при этом не делая ни малейшей попытки узнать, как можно связаться с симпатичной  сотрудницей аэропорта.

Впрочем, она этого не заметила.

Так уж создано природой, что люди, рожденные привлекать, безоговорочно верят в  свою исключительность. Козаков виртуозно пользовался тем, что создано природой,  с легкостью раздавая надежды, которым не суждено было осуществиться. Но мне ли было  его за это осуждать?

– Пожалуйста, ваш паспорт и билет, – попросила девушка, не переставая улыбаться.

– Конечно.

Козаков опустил руку в карман плаща, но тот оказался пуст. Тогда мистик похлопал  себя по карманам брюк и нашел паспорт. Затем вынул портмоне из тисненой кожи и  растерянно заглянул внутрь. А открыв саквояж, повернулся ко мне.

– Анжелика, вы будете смеяться, но я понятия не имею, куда делся билет.

Ну конечно. Номер с потерянным билетом, похоже, был любимым фокусом знаменитого  писателя.

– Ничего страшного. Я дала его вам меньше минуты назад. Мы с вами не двигались с  места, и к нам никто не подходил. Билет просто не мог потеряться, давайте поищем  вместе, – как можно спокойней предложила я.

– Давайте! Давайте поищем! – согласился Козаков и протянул мне свой плащ.

Я проверила все его карманы, я раскрыла саквояж и, не обращая ни малейшего  внимания на недовольные возгласы стоявших за нами, медленно перебрала все, что  было внутри. Я заставила Козакова снять свитер и продемонстрировать мне карманы  рубашки. Наконец, я изучила его портмоне из тисненой кожи и даже проверила свою  собственную сумочкку. Билета не было.

– Подойдите к окошку авиакомпании, – предложила поклонница мистика. – Я сейчас им  позвоню. Скорее всего они смогут восстановить билет.

Мы отошли от стойки. Козаков казался расстроенным и немного смущенным.

– Анжелика, я ума не приложу… Не знаю, что и сказать…

– Скажите только: вы хотите, чтобы я восстановила ваш билет? До вылета еще сорок  минут, я вполне могу это сделать.

Мистик покраснел.

– Я думаю, не стоит… Понимаете, любое событие – это знак, и, похоже, мне не надо  сегодня никуда лететь!

– Что ж, тогда уезжаем. Я переоформлю билет на завтра. Ваше выступление завтра в  восемнадцать ноль-ноль. Мы вполне успеем, а принимающая сторона даже сэкономит  на гостинице.

Я повернулась и пошла к выходу. Когда-то, много лет назад, я смирилась с самым  обидным, что могло быть в жизни женщины, – с уродством. И чтобы вывести меня из  себя, нужно нечто большее, чем номер с потерянным билетом.

Мы взяли такси и доехали до дома Козакова в полном молчании.

Перед сном я набрала его номер.

– Добрый вечер, Алексей. Вы смотрите новости?

– Нет, – недовольно ответил он, и я представила себе гибкую длинноволосую Змею,  от которой ему пришлось оторваться, чтобы снять трубку. – А что?

– Знаете, что случилось с самолетом, на котором мы должны были лететь в Питер?