- Как когда-то я, - улыбнулась Надежда и снова посмотрела на меня, уже с интересом. – Добро пожаловать, Виктория.

Я осторожно пожала поданную мне сильную, твердую ладонь. Все это было так необычно, волнующе.

Надежда предложила нам присесть, и я устроилась на краешке кожаного глубокого кресла, испытывая возбуждающую неловкость от ощущения прохладной кожи на своих обнаженных бедрах. Юбочка была слишком короткой, крошечные стринги вовсе не давали ощущения защищенности.

Исповедник и хозяйка обсуждали предстоящую сессию, я почти не слушала. Сердце колотилось от неизвестности, горло пересохло, я облизывала сохнущие губы.

- Ну что же, пора начинать, - произнесла Надежда. – Мой мальчик уже заждался. Виктория, не сомневаюсь, что проблем с послушанием у тебя нет. На сегодняшний вечер Исповедник передал мне свои права на тебя. Ты делаешь то, что я говорю, без сомнений и вопросов. Ясно?

Я беспомощно посмотрела на Исповедника. Но он, улыбаясь, наклонил голову, подтверждая ее слова.

- Да, госпожа, - ответила я хрипло.

- Отлично! – произнесла Надежда с воодушевлением, вставая со своего кресла. – Прошу за мной.

Мы спустились по лестнице на цокольный этаж и попали в довольно просторное помещение с низким потолком, выложенным шершавыми керамическими плитками полом и такими же стенами. В металлических кольцах на стенах горели светильники, стилизованные под факелы, на полу - сотни свечей. Комната была наполнена всевозможными девайсами, дорогими и навороченными: крест из полированного дерева с ремнями для фиксации, двухуровневая скамья для порки, высокий деревянный стол, кованая кровать, нечто, похожее на школьного гимнастического «коня», устрашающего вида деревянное кресло с ремнями и цепями. С потолка тоже спускались цепи, заканчивающиеся металлическими кандалами. Одну стену занимал стеллаж со всевозможными плетками, хлыстами, стеками, лопатками, кнутами, там же стоял большой черный комод, в точности как у Исповедника. В дальнем углу – клетка, как в зоопарке. В клетке, скорчившись в позе зародыша, лежал совершенно голый парень в кожаном ошейнике с металлическими кольцами, таких же наручах и поножах. В полутьме я не видела его лица, но сердце защемило от странного предчувствия.

Надежда сняла со стены «кошку», плетку-семихвостку, каждый ремешок которой заканчивался металлическим наконечником, и подошла к клетке. Проведя плеткой по прутьям, она сказала ласково:

- Сладкий мой, пора вставать. Ты готов получить свою порцию боли?

Парень поднял голову и встал на четвереньки:

- Госпожа моя, - произнес он с обожанием, – презренный раб мечтает об этом.

Я вгляделась в лицо парня и застыла на месте. Это был Владлен.

Исповедник почувствовал мое состояние и стиснул мне руку.

- Что случилось? – спросил он тихо.

Я открывала беззвучно рот, глотая ставший густым и горячим воздух. Исповедник повернул меня к себе и больно сжал пальцами подбородок.

- Виктория? Что с тобой? Тебе нехорошо?

Боль немного привела меня в чувство.

- Это… он, – выдохнула я.

- Кто «он»?

Мои губы тряслись, в глазах закипали слезы. Я опять была избитой, оттраханной сукой. Заныла разбитая и прокушенная губа, внизу живота тянуло и саднило.

Исповедник понял всё. Прочитал в моих глазах животный страх и ненависть. Тихо усмехнулся:

- Надо же. Как тесен мир, - и отошел к Надежде, что-то прошептал ей на ухо.

Она посмотрела на него удивленно. Потом на меня - мне показалось, сочувственно. Затем на Владлена - презрительно. Он скорчился под ее взглядом и заскулил, как собачонка. Жалкий, омерзительный.

Исповедник вернулся ко мне, что-то держа в руках. Черная шелковая полумаска легла мне на лицо.

- Так тебе будет комфортнее. Снимешь сама, когда посчитаешь нужным. Не бойся. Это будет весело.

Он погладил меня по щеке, ободряя, и подтолкнул вперед, к клетке.

Надежда уже открыла ее и выволокла Владлена, ухватив за ошейник. Он хрипел, но пытался поцеловать ее руку, в которой она сжимала плетку. Мне стало противно.

- Сладкий мой, - пропела Надежда, приподняв лицо Владлена, стоящего на коленях у ее ног, под подбородок рукоятью плети, – сегодня тебе повезло. Я провожу мастер-класс для начинающей Домины. Тебе достанется двойная порция. Ты же счастлив?

- Да, госпожа, - проскулил Владлен, - я так счастлив!

- Встань, раб, - приказала Надежда.

Парень поднялся на ноги, опустив глаза в пол.

Госпожа пристегнула к свисающим с потолка цепям наручи на его запястьях за металлические кольца. Потом отошла к стене и покрутила какую-то ручку. Цепи натянулись так, что парень повис, едва касаясь пальцами ног пола.

- Тебе нравятся крики? – спросила у меня Надежда. – Или заткнуть его кляпом?

- Пусть покричит, - ответил за меня Исповедник и снова сжал мою руку. Меня трясло, будто в лихорадке.

- Ну что, сладкий мой, - проворковала Госпожа, оглаживая ребра парня рукояткой плети, - готов? Десять ударов. Считай. И проси о каждом следующем.

Владлен всхлипнул.

Свистнула плеть. Он закричал, тоненько и жалко. Словно щенок. Меня замутило.

- Один! Спасибо, госпожа! Могу я получить еще? - Дрожащий голос, в нем мука и сладострастие.

После пятого Надежда протянула плеть мне.

- Давай, девочка. Оторвись, – в ее голосе мне почудилось сочувствие.

- Ты можешь, - ладонь Исповедника легла мне не плечо, и я почувствовала, как в меня вливается сила.

Я взмахнула плетью и вложила в удар всю мою ненависть к этому ублюдку.

- Шесть! – завизжал он, и на коже живота, куда пришелся мой удар, вспухли темно-багровые полосы. – Спасибо, госпожа! Может раб получить следующий?

Второй удар я нанесла по спине, и металлический наконечник рассек кожу до крови.

- Легче, девочка, легче, - укорила меня Надежда, - не порть его шкурку.

Владлен скулил и просил еще, корчась от боли, раскачиваясь на цепях.

Я стегала его плетью и испытывала совершенно новое для меня ощущение власти. Освобождая свою ненависть, злость, я упивалась чувством полного обладания его жалким, исхлестанным телом. Десятый удар я нанесла по животу, а наконечник одного из хвостов плети чиркнул по его сморщенному члену. Владлен взвыл от боли.

Я выронила плеть, тяжело дыша. Исповедник обнял меня за плечи, прошептав на ухо:

- Умница, Виктория. Тебе понравилось?

Я не знала, что ответить. То, что сейчас наполняло меня изнутри, не имело названия. Это было адской смесью самых противоречивых чувств - от радостного возбуждения до гадливости и презрения. И самое странное, я не испытывала сочувствия. А ведь я была на его месте. И хорошо знала эту боль, обжигающую огнем кожу.

Надежда тем временем колдовала над обмякшим телом Владлена, опутывая его паутиной бандажа из толстых веревок. Вскоре он уже покачивался над полом животом вниз, с запрокинутой головой, взнузданный, как лошадь, руки связаны за спиной, веревки опоясывали поясницу, проходили через промежность, ноги согнуты в коленях и широко разведены. Парень мычал и вращал глазами, силясь что-то сказать.

Госпожа взяла его лицо в ладони, заглядывая в глаза.

- Ты боишься? Сладкий мой, - она смачно поцеловала его в губы, - доверься нам. Будет больно. Но ты же любишь боль?

Владлен замычал. Надежда погладила его по груди, по животу, сжала в ладони член, провела по ягодицам. Потом отошла к комоду и достала оттуда большой черный фаллоиммитатор.

Парень дернулся и замычал громче.

- Я знаю, сладкий. Знаю, - сочувственно сказала Надежда, подходя к нему сзади и сжимая ягодицы, – тебе не нравиться, когда тебя имеют. Но придется потерпеть. Ради меня. И своей новой Госпожи. Смотри, какая она красивая.

Исповедник подтолкнул меня к парню, который, покачиваясь на веревках, тихо скулил. Я оказалась прямо перед его лицом. И в тот момент, когда Надежда резко ввела в его зад фаллоиммитатор, Исповедник сорвал с меня маску и спросил:

- Помнишь ее? Не отводи глаз! Смотри на нее!

И он смотрел. Широко открытыми, наполненными болью глазами. Шумно выдыхая каждый раз, когда в его зад входил искусственный член. Я видела, как по его щекам стекают слезы. И мне вдруг стало его жаль. Я провела пальцами по его щеке, стирая мокрую дорожку.

- Я тебя прощаю, - вырвалось само собой.

Когда мы возвращались, меня трясло от пережитого. Исповедник посматривал в мою сторону тревожно. Казалось, что он жалеет о том, что привез меня к Надежде.

Он открыл дверь и пропустил меня в квартиру. Я сразу прошла в свою комнату, сняла свой наряд Домины и, завернувшись в халат, ушла в душ. Стоя под горячими струями, я все еще видела перед глазами перекошенное, жалкое лицо Владлена. К горлу подступила тошнота. Когда я вышла, Исповедник позвал меня на кухню. Я даже не удивилась, ощущая себя разбитой, уставшей и опустошенной. Он указал мне жестом на стул и поставил передо мной чашку с чаем.

- Пей. Тебе нужно согреться и прийти в себя.

Я сжала пальцами теплый фарфор, согревая их. Исповедник положил на стол плитку шоколада.

- Не помешает. У тебя стресс. А шоколад – то, что нужно.

Я машинально протянула руку. И вздрогнула всем телом, когда он накрыл мою ладонь своей.

- Я не знал. Правда. Какая ирония судьбы.

Я подняла на него изумленные глаза. Он извинялся?!

- Но так даже лучше. Ведь лучше, Виктория?

Я не была уверена, что то, как я себя чувствовала, можно было назвать «лучше». Но я снова была его сабом, следовательно, спорить с ним было непозволительной роскошью.